Санкт-Петербург – история в преданиях и легендах - Синдаловский Наум Александрович (читать книги онлайн бесплатно полностью без TXT) 📗
Бывшая солдатская портомоя, волею судьбы вознесенная на вершину славы, хорошо понимала намеки. Оставалось только молиться и надеяться. Суеверная Екатерина вспомнила, что за две недели до ареста несчастного Монса она видела страшный сон. Постель ее внезапно покрылась змеями. Одна из них, самая большая, бросилась на нее, обвила кольцами все ее тело и стала душить. Отчаянно защищаясь, Екатерина с трудом душит змею. Тогда и все остальные змеи поспешно скатываются с ее постели. Проснувшись, она, как всегда, попыталась истолковать этот необычный сон. И немного успокоилась, когда поняла, что, согласно ее толкованию, ей будут грозить большие опасности, но она останется при этом невредимой. Похоже, обстоятельства подтвердили толкование. Гроза миновала.
Более того. Старинное предание утверждает, что «в виду своего любимого загородного дворца первая владелица Екатерингофа созидает памятник не кому другому, как своему преданному камергеру, быть может, за нее сложившему во цвете лет и красоты свою голову на эшафоте». И на этот раз легенда имеет в виду все тот же загадочный Молвинский столп, но теперь уже в качестве памятника Виллиму Монсу, унесшему в могилу мучительную тайну любви государыни императрицы. Кое-кто в Петербурге поговаривал, что в день казни юного камергера, Екатерина находилась в своем Екатерингофе, вблизи эшафота, рядом с несчастным юношей.
Поистине античным драматизмом отличается история взаимоотношений царя Петра и его сына и наследника царевича Алексея. Чуть ли не с самого рождения Алексея отец и сын были друг другу чужими людьми. Старший сын царя от нелюбимой Евдокии Лопухиной до восьми лет воспитывался матерью и с детства впитал враждебность родителей друг к другу. Семейная жизнь царевича тоже не сложилась. Он женился по воле отца на немецкой принцессе Шарлотте Софии, которую не просто не любил, но яростно ненавидел, и той пришлось много вытерпеть от дурного обращения мужа. В 1715 году несчастная женщина умерла, а по городу распространились слухи, что она бежала из Петербурга в Америку, где вышла замуж за французского офицера…
Алексей активно выступал против всех преобразований отца в области политики, экономики и просвещения, чем вызывал еще большую его ненависть. Их отношения с каждым годом все обострялись, что неминуемо должно было привести к трагической развязке.
Страшась отцовского гнева, Алексей вместе со своей любовницей Ефросиньей бежал за границу. Но и там его настигла властная рука отца и монарха. Во что бы то ни стало вернуть царевича в Россию Петр поручил одному из умнейших своих дипломатов – хитроумному и беспринципному Петру Андреевичу Толстому, Иуде Толстому, как его называли современники, человеку, готовому оказывать Петру любые услуги, только бы умалить перед ним свою старую вину за участие в стрелецком мятеже. Толстой обыскал всю Европу и нашел-таки царевича, чтобы затем хитростью и посулами, шантажом и обманом вернуть его в Петербург.
Алексея заточили в Петропавловскую крепость, где он в 1718 году, после нечеловеческих пыток скончался. По одному из малоизвестных преданий, усадьба Набоковых в Рождествено, недавно сгоревшая от якобы случайного пожара, была построена на развалинах дворца, где Петр I, «знавший толк в отвратительном тиранстве», как пишет об этом сам В. Набоков, содержал арестованного Алексея. Еще по одному преданию, в ночь перед казнью царевича Петр позвал нескольких близких людей и, «обливаясь слезами, приказал умертвить наследника». При этом присутствовала и верная подруга царя – Екатерина. Как утверждает легенда, она всячески старалась облегчить тяжкую участь царя, «приносившего на алтарь отечества страшную жертву – своего сына».
Так или иначе, Алексей скончался. По указанию Петра он был похоронен в недостроенном Петропавловском соборе. Как мы уже говорили, вскоре родилась легенда о том, что Петр приказал установить над могилой сына гигантский шпиль, дабы крамола, исходящая от праха царевича, не распространилась по Руси. А вокруг смерти Алексея рождались слухи и слагались легенды. Говорили, что его «тихо придушили по указанию отца. И событие это надолго стало предметом взволнованных пересудов среди жителей Петербурга». Еще одну легенду записывает в своих «Table talk» Пушкин. «Царевича Алексея положено было отравить ядом. Денщик Петра Первого Ведель заказал оный аптекарю Беру. В назначенный день он прибежал за ним, но аптекарь, узнав для чего требуется яд, разбил склянку об пол. Денщик взял на себя убиение царевича и вонзил ему тесак в сердце».
Никто не верил в естественную смерть Алексея. Может быть, поэтому в легендах о ней так много конкретных, претендующих на достоверность деталей.
Наконец, сохранилась зловещая легенда о том, что Петр принес своего старшего сына в жертву Петербургу. Убийство прямого наследника открывало путь к престолу его второму сыну, малолетнему Петру Петровичу, который не прервал бы, как верилось царю, его дела после его смерти.
Петр Петрович, на которого Петр I возлагал все свои надежды, родился в 1715 году, в самый пик обострения его отношений с царевичем Алексеем. Кроме того, его матерью была любимая царем Екатерина. Радость, которую испытывал по поводу рождения младенца счастливый отец, полностью разделял и народ, вполне осведомленный о сложностях семейной жизни императора. В фольклоре сохранилось предание, рассказанное П. П. Свиньиным в его «Достопамятностях Санктпетербурга…»:
«В ту же минуту послал царь своего генерал-адъютанта в крепость для возвещения о сем народу пушечными выстрелами. Но как перед тем строго было дано от государя повеление не впускать в крепость никого после пробития вечерней зори, то стоявший на часах при входе в крепость солдат остановил посланного сими словами: „Поди прочь, не велено никого впускать“ Генерал-адъютант уверил, что его сам государь послал за важным делом. „Я того не знаю, – ответствовал солдат. – а знаю только то, что мне не велено никого впускать и застрелю тебя, если не отойдешь“. Нечего было делать. Посланный возвращается к государю и доносит о сем. Нетерпеливый монарх в сюртуке, без всяких отличий, идет сам в крепость и говорит тому же часовому: „Господин часовой, впусти меня“. – „Не впущу“, – ответствует солдат. „Я прошу тебя“. – „Не впущу“, – повторяет часовой. „Я приказываю“. – „А я не слушаю“. – „Да знаешь ли ты меня?“ – „Нет“. – „Я государь твой“. – „Не знаю, а знаю только то, что он же велел никого не впускать“. – „Да мне нужда есть“. – „Ничего я слышать не хочу“. – „Бог даровал мне сына, и я спешу обрадовать народ пушечными выстрелами“. – „Наследника? – вскричал часовой с восхищением. – Поди, пусть меня расстреляют завтра, а ты обрадуй народ сею вестью сегодня“».
Но и второй сын вскоре умирает. Согласно преданию, во время его отпевания в Троицком соборе кто-то произнес зловещие слова: «Петр, твоя свеча погасла!»
Героизация личности Петра началась задолго до его кончины. Она умело направлялась сверху и находила безоговорочную поддержку снизу. Смерть выдающегося монарха, Отца отечества, Петра Великого не могла произойти от заурядных причин, тем более, если эти причины по сути своей низкие. И хотя медики еще в 1714 году считали Петра безнадежно больным «отчасти вследствие несоблюдения диетических правил и неумеренного употребления горячих напитков», от чего у него был испорчен желудок, опухали ноги и случались приливы крови к голове, официальная версия, ставшая впоследствии красивой легендой, утверждала, будто он простудился, когда, стоя по пояс в воде, спасал во время бури тонущих моряков. Простой же народ прочно связал смерть Петра, как, впрочем, и ссылку Меншикова, с крупными петербургскими наводнениями 1724 и 1729 годов. Якобы это Бог прислал волну за душами «антихристов».
Умирал Петр долго и тяжело. По преданию, когда говорить он уже не мог, то потребовал аспидную доску. Умирающий император пишет на ней два слова: «Отдайте все…» Дальше рука уже не повинуется и царапает каракули. Петр зовет старшую дочь Анну, но та приходит слишком поздно – Петр не может произнести ни слова. После пятнадцати часов страшных мучений Петр умирает на руках Екатерины, унеся с собой в могилу волнующую тайну двух нацарапанных на доске слов.
