Небо истребителя - Ворожейкин Арсений Васильевич (электронные книги без регистрации .txt) 📗

— Почему летаете?

— Запрета полк не получал.

— А мой прилет вам ни о чем не говорит?

До меня дошел смысл вопроса, и я спокойно заметил:

— Вашей посадке ничто не угрожало. Все самолеты были выше вашего эшелона подхода к аэродрому на две тысячи метров.

— Выше, выше, — уже более сдержанно проговорил командующий. — А где машина, на которой я поеду?

Всякий раз, когда на аэродром прибывали старшие военачальники, они прежде всего интересовались организацией полетов и мастерством летчиков. Я думал, так будет и сейчас, поэтому машина стояла у стартового командного пункта. Но маршал авиации даже не оглядел аэродром и не посмотрел в небо.

— Машина ждет у эскапе.

— Ну ладно, пойдем, — снисходительно согласился мой однофамилец.

Уже в машине он сообщил, что поедет в казарму. Казарма — длинное одноэтажное деревянное здание. Двухъярусные койки. Постели заправлены. Чистота. Командующий заглянул в умывальник и туалет. Везде порядок. Прежде чем выйти из казармы, спросил:

— Специально для меня навели лоск или всегда так прибираетесь?

— Люди любят чистоту и порядок. А перед вашим прибытием особенно постарались.

— Теперь поедем в штаб, — сказал командующий.

Ехали молча. В штабе он тоже молча осмотрел нижний этаж, спросил:

— Фанерных клетушек зачем понастроили?

— Здесь была одна комната. А штабу нужны изолированная секретная часть, комната для начальника строевого отделения и кадров: личные дела офицеров положено хранить отдельно. Инженеру полка со своей службой тоже необходима клетушка.

— Где ваш кабинет?

— Наверху.

Мы вдвоем поднялись по крутой, как на военных кораблях, лестнице. Когда вошли в кабинет — мансарду сеновала, я пояснил:

— Здесь будет находиться и начальник штаба. Он уже назначен.

— Кто?

— Майор Сергей Жаров. Больше я о нем ничего не знаю.

Командующий, усаживаясь за стол, сообщил;

— На вашего старшего инженера Спиридонова пришел приказ об увольнении.

— Нового назначили? — спросил я.

— Пока нет. А теперь дайте мне план боевой тревоги.

Я его уже принес, и он находился у меня в сейфе. Командующий молча просмотрел, обратил внимание на схему расквартирования летно-технического состава:

— Ближе к аэродрому люди не могли разместиться?

— Не могли.

— Я получил сведения, — начал командующий, — что вы вместе с инженером полка занялись коммерцией: меняете масло на фанеру. Это так?

— Так, — ответил я и рассказал, как все было. — Если бы мы не дали масло фанерному заводу, он бы простаивал. Да и нам фанера нужна. А отработанное масло хранится в земле, в ямах. Сколько его пропадает.

— Понятно. Но это незаконно, — заключил командующий. — И больше такими делами не занимайтесь.

Он встал и молча направился к двери. Я остановил его вопросом:

— Товарищ командующий, можно обратиться?

Он остановился у двери:

— Что за дело? Срочное?

— У меня об этом уже был разговор с командиром дивизии полковником Правдиным. Насчет воздушной стрельбы. Мишень-конус не рассчитана на снаряды. Она пригодна только для самолетов с пулеметами. А на «лавочкиных» пушки, и бывает, что от четырех — шести снарядов конус разлетается.

— А сколько попаданий требуется, чтобы отлично выполнить упражнение? — спросил командующий.

— Три. Но дело в том, что по правилам стрельбы…

Маршал раздраженно перебил меня:

— Вот и не нарушайте эти правила. Строго выполняйте их, а не мудрствуйте!

Спускаясь по лестнице, он звонким шлепком ладони раздавил паука на своей щеке и зло выругался.

— Удивительно, как еще командира полка не съела пауки?

Я хотел пояснить, что вокруг мансарды хранится совхозное сено но у меня почему-то вырвалось другое:

— Сегодня же объявим войну паукам.

Командующий улетел. Небо мне уже казалось не просто чистым, а прохладно-тяжелым. Я вспомнил, как люди Древнего Востока обращались к богу: «Господи, дай мне силы, чтобы смириться с тем, чего я не могу изменить; дай мне мужество, чтобы бороться с тем, что я могу изменить; дай мне мудрости, чтобы суметь отличить одно от другого». С годами человек набирается мудрости и как будто должен более объективно оценивать себя, людей и происходящие события. Однако это не всегда так. Жизнь подтверждает, что такой порок, как властолюбие, не знает предела.

Вскоре на наш аэродром прилетел командир дивизий Правдин и сообщил, что по плану боевой тревоги полка у нового командующего нет замечаний. Порядок в гарнизоне ему понравился.

— А про полеты он ничего не говорил? — поинтересовался я.

— Нет, он ведь не летчик, хотя и закончил инженерную академию Жуковского.

Раннее осеннее утро было тихим и прохладным. Роща на восточной окраине аэродрома пожухла и золотилась в лучах солнца. На западе искрился сосновый бор. На севере зеленели озимые хлеба, а в долине речки струйками печного дыма маячило село, где жили многие летчики и техники. Слабый ветерок доносил дым до аэродрома, но он не мешал работе, а только напоминал о домашнем очаге.

В полковом строю первая эскадрилья расположилась на правом фланге. Ее командир — самый высокий из летчиков. Смуглое, продолговатое лицо капитана Ивана Аристархова застыло в строгости. В предстоящем полете ему доверено возглавить группу перехватчиков в составе трех эскадрилий. Задание сложное. Вылет должен показать, как истребителям лучше бить колонны бомбардировщиков: в плотном или разомкнутом строю?

Вторая эскадрилья будет имитировать бомбардировщиков. Ее поведет штурман полка Иван Королев. Его главная задача — выдержать расчетное время полета и оценить действия перехватчиков. Третью эскадрилью поведет капитан Борис Масленников. Он строен и красив, всегда спокоен, но справедливо требователен. Ему двадцать восемь лет. Холостяк, жениться пока не собирается, объясняя это тем, что холостяку спокойнее летать. Четвертая, недавно созданная эскадрилья во главе со старшим лейтенантом Сергеем Елизаровым будет замыкающей в колонне перехватчиков.

Осмотрев строй полка, я сказал:

— Погода хорошая. План полетов остается без изменений. Какие будут вопросы?