Князь Александр Невский и его эпоха - Андреев Василий Степанович (читаем книги бесплатно txt, fb2) 📗
Осмотрительный епископ Альберт, [142] посланный в Лифляндию в качестве третьего епископа своим дядей, бременским архиепископом Хартвигом II, вряд ли мог избежать конфликтов. Его лифляндская миссия начиналась как нечто вроде семейного дела рода Буксгевденов, [143] который был представлен братьями и зятьями Альберта на ответственных церковных и светских службах [144]. В качестве главы рижской архиепископской кафедры он правил духовным княжеством. С его притязаниями на власть во внутренних делах края сталкивались интересы рижских горожан, а во внешних делах он считал соседей — литовцев, датчан, русских — своими конкурентами в плане территориальных притязаний. Сначала он уважал сложившиеся отношения власти среди вновь обращенных ливонцев и леттов и резко осуждал произвольные военные акции и нападения отдельных рыцарей на русских князей, как, например, нападение Даниила Ленневардского на владельца замка сеньора Владимира Кокенгаузенского в 1208 г. [145] Но в целях обеспечения длительной безопасности миссионерского труда он вынужден был заняться приведением в порядок новых договоров с соседними русскими князьями. В первые десятилетия XIII в. в многочисленных местных договорах пытались отыскать возможность разграничения отдельных сфер влияния. Эти договоры отражали тогдашнее состояние территориальных приобретений. Уважительное отношение к соглашениям приходилось, однако, постоянно доказывать и подтверждать путем пограничной войны, проходившей с переменным успехом. Проникновение в северную часть Эстляндии привело немецких «захватчиков» не только к длительному конфликту с датским королем и епископом Лундским, [146] оно порождало в соседнем Новгороде готовность защищаться с оружием в руках от докучливого конкурента и вынуждало всех к ведению долгой и утомительной мелкой войны.
Автор Лифляндской летописи наблюдал за переменной игрой военных противоречий из непосредственной близости. В «Русско-лифляндской хронографии» Эрнста Боннеля можно обнаружить заслуживающий доверия регистр важных событий из русских и западных источников [147]. Он подтверждает ту в значительной степени прагматическую как с русской, так и с западной стороны позицию, когда имелось в виду достижение регионально ограниченных целей. Этой позиции полностью соответствует и военная тактика того времени, заключавшаяся в попытках завоевать посредством численно ограниченного отряда стратегически важные объекты или измотать и ослабить противника посредством внезапных нападений, грабежей и разрушений [148]. Сам летописец Генрих и выражается просто, говоря о «национальных» конфликтах немцев и русских («propter conflictum Theutonicarum cum Ruthenis»; перевод: «вследствие конфликта германцев с русскими»), [149] и его изложение очень легко понять в том Духе, что следует учитывать различные фракционные образования и что в военных походах в каждом случае принимали участие сменявшие друг друга группировки.
Даже на стороне русских при защите от немецких завоевателей на протяжении всего XIII в. не было единства. Перспектива интенсификации выгодной торговли на берегах Западной Двины давно уже побуждала полоцких князей к поиску равновесия. В договоре 1212 г. они гарантировали себе свободный торговый обмен на Западной Двине и отказались за это от своих унаследованных суверенных прав в Лифляндии [150]. Князья Кокенгаузена [151] и Герсике под давлением обстоятельств были уже готовы к заключению формального ленного договора с рижским епископом [152]. Торговые дела вынуждали русских людей селиться в Риге, к большому неудовольствию папы, который хотел в письме от 8 февраля 1222 г. отказать «схизматикам» по крайней мере в демонстративном осуществлении особых церковных обычаев [153]. К самым авторитетным пограничным врагам относили князя Владимира Мстиславича из смоленской династии, который, будучи избран псковским князем, отдал свою дочь в жены брату рижского епископа Теодориху и поэтому был изгнан жителями города. Впоследствии он неоднократно менял свои позиции и участвовал в войне с обеих сторон [154]. Его сын князь Ярослав овладел вместе с немцами в 1233 г. Изборском в результате внезапного нападения; в 1240 г. мы вновь находим его в ополчении, которое возглавлял дерптский епископ Реманн, против Изборска и Пскова. Но это явное предательство русского дела отнюдь не помешало его более поздней карьере в качестве князя Нового Торжка [155]. В этой связи можно упомянуть и о сообщении Новгородской летописи об отказе псковичей в 1228 г. присоединиться к военному походу новгородского князя Ярослава против немцев [156].
И на противоположной стороне трудно выявить постоянную готовность к военной экспансии исключительно только в отношении соседних русских территорий. Если следовать автору Лифляндской летописи, то борьба против «схизматиков» была необходимостью, она понимается скорее как превентивная мера по устранению ущерба, который мог быть нанесен вновь обращенным язычникам, или как ответные удары на предшествующие нападения. В папских предостережениях русские упоминаются всегда как противники латинской церкви, если они вступали в союз с опасными язычниками. В сообщениях Генриха Латвийского во многих случаях можно найти известную гордость и восхищение методом ливонцев, которым умело удавалось сочетать миссионерство и власть, в то время как русским посредством многочисленных и сильных войск не удалось завоевать даже одну крепость и обратить в христианство ее жителей [157]. И лишь под впечатлением западных успехов русские князья явно стали практиковать посылку священников как действенную оборонную меру [158].
В таких условиях нельзя было ожидать от «Запада» единой позиции в отношении активной политики Руси, особенно со стороны Немецкого Ордена, который вообще лишь в 1237 г. по настоянию папы принял наследство Ордена братьев-меченосцев и сумел закрепиться в Лифляндии только после жестоких столкновений с учрежденными здесь властями [159]. В XIII в. ему еще не доставало более широкой базы в виде реальной власти в данном крае, чтобы подготовиться к предвещающим успех нападениям на русскую территорию. В 1238 г. он вынужден был подчиниться третейскому приговору папского легата и снова, согласно договору в Стенби, уступить датскому королю право на власть в Ревеле, Харьюмаа и Вирумаа. Сферой своей деятельности Орден считал скорее Пруссию и внимательно следил за противоречиями между Литвой и Польшей [160]. Характерно, что в появившейся столетие спустя «Хронике Пруссии» Петра Дусбургского события в Лифляндии не были удостоены упоминания даже в примечании, где были отмечены всеобщие мировые события. Вильгельм Урбан рассматривает цели Ордена в середине XIII в. даже на его родине в Пруссии как весьма ограниченные: они были направлены исключительно на обеспечение территориальной целостности. Так, В. Урбан пишет: «Вопреки утверждениям историков о том, что Орден имел почти неограниченные притязания на Лифляндию и Польшу, существуют доказательства, что его планы 1242 года не распространялись за пределы Пруссии и коридора, ведущего в Лифляндию» [161]. Поэтому не без основания было высказано предположение о том, что ответственность за самовольное наступление на западнорусские территории несет не руководство Немецкого Ордена, а некоторые сторонники крайних мер из рядов бывших братьев-меченосцев. Уже сам тот факт, что к походу 1240 г. на Изборск и Псков присоединилась столь пестрая толпа из датчан, эстов, рыцарей Ордена, русских и епископских вассалов, говорит не в пользу заранее подготовленного плана. Прямой связи со шведским походом на Неву не видели, пожалуй, и сами новгородцы, иначе бы они не поссорились со своим князем сразу же после успешной битвы на Неве, не отказались бы от него как от предводителя городского войска и не позволили бы ему отвести войска. Александра Невского призвали в Псков лишь спустя месяцы под давлением возникшей угрозы для новгородских земель, чтобы он возглавил поход против «немцев». Этот известный эпизод из жизни Александра Невского соответствует общей точке зрения, тем более что непосредственно задетые новгородцы менее всего принимали в расчет великую и жестокую конфронтацию между латинским Западом и православным Востоком, а были озабочены — под давлением мелких и ограниченных конфликтов — своими политическими и экономическими интересами и в случае нужды прибегали к мерам, сулившим быстрый успех.
