Князь Александр Невский и его эпоха - Андреев Василий Степанович (читаем книги бесплатно txt, fb2) 📗
В чем состояла тайна жизни этого пришельца из западных стран, отказавшегося от латинской и принявшего православную веру? Почему чудеса, приуроченные к его Житию, напоминают не византийского, а чешского его соименника?
Есть несколько общих примет, одинаковых атрибутов обоих святых. Оба они одерживают верх над бесами: святой Прокоп Сазавский заставил их пахать землю; он и святой Прокопий Устюжский имели дар лечения от бесов (лучше всего это показано в Повести о Соломонии Бесноватой). Святой Прокоп Сазавский устроился жить в каменной пещере над рекой Сазавой, а святой Прокопий Устюжский проводил целые дни на камне над рекой Сухоной, как это блестяще изобразил художник Н.К. Рерих. Оба святых были покровителями всех плавающих по реке, к ним обоим приезжали люди на лодках за благословением или за лечением.
Нельзя, конечно, делать окончательный вывод. Пока можно только указать на общие атрибуты. Но интересным в Житии святого Прокопия Устюжского нам кажется еще следующее чудо: он предсказал девочке Марии, что она станет матерью святого Стефана Пермского. Почему именно его? Нет ли тут намека на то, что святой Стефан дал азбуку зырянам, чтобы они славили Бога на своем языке, так же как это когда-то сделали святой Кирилл и святой Мефодий, давшие азбуку славянам, и как этого требовали западные славяне, которым к тому времени уже было отказано в этом праве?
Возвращаясь к нашей теме, заметим, что Александр Невский возглавлял пограничное княжество. С западными соседями он не только вступал в военные конфронтации, но и вел мирные переговоры. По житию Александра Невского, приходил к нему из немцев «Божий слуга Андриаш» (вице-магистр Ливонского ордена Андреас Фельвен), чтобы высказать доблестному русскому князю свое глубокое уважение. И папа Римский присылал к нему своих послов — Галда и Гемонта. Торговые связи Новгорода с Западом были настолько активными, что они могли обеспечить Новгородской земле жизнь более спокойную, чем та, которой жила тогда остальная Русская земля.
Итак, мы в начале поставили вопрос о колебании славянской мысли между ослаблением и актуализацией. Если взять личность Александра Невского, который находится в центре нашего внимания, то в нем мы можем наблюдать как будто сгущенный процесс интеграции и дезинтеграции. Есть моменты в его политике, которые указывают на определенную дифференциацию и отклонение от общих начал. Александр Невский был рыцарь европейского покроя; с западными соседями он не только воюет, но также и развивает мирные отношения. Но есть, наоборот, решающие кризисные моменты, которые подтверждают коренную связь Александра Невского с Русью. Чтобы заступаться в Большой Орде за русских князей, он принимает на себя сюзеренитет над Русской землей как великий князь Владимирский, Таким образом, он демонстрирует свою принадлежность к целому духовному контексту, объединяющему Русь: к русской традиции, славянской азбуке и письменности, к первым славянским и русским святым. Этот факт позволяет нам считать XIII век временем духовного подъема, временем уважения к традициям и корням общеславянской культуры.
Э. Хёш
Восточная политика Немецкого Ордена в XIII веке
Случаю было угодно сделать так, что одновременно с торжественным празднованием в Ленинграде памяти Александра Невского в Германии, в Немецком музее Нюрнберга, открылась выставка, посвященная 800-летию Немецкого Ордена. (См.: 800 Jahre Deutscher Orden. Ausstellung des Germanischen Museums Nürnberg in Zusammenarbeit mit der Internationalen Historischen Kommission zur Erforschung des Deutschen Ordens. Gütersloh / München, 1990. 592 S.).
Юбилейные даты служат для того, чтобы приблизить исторически значительные события к широкой общественности. Но они также должны послужить желательным поводом для историков к перепроверке имеющихся толкований событий прошлого с учетом дошедших до нас источников и к критическому переосмыслению прежних оценочных критериев.
Дата «1242 год» предоставляет нам возможность подумать о связи между двумя событиями. Легендарную победу князя Александра на льду Чудского озера часто причисляют к судьбоносным битвам в мировой истории. Она и в самом деле получила высокую оценку в историографии обеих стран со времени пробуждения национального исторического самосознания и постоянно вновь и вновь будила фантазию потомков. Но из этого средневекового пограничного конфликта между Востоком и Западом вплоть до сегодняшних дней в угоду прежде всего идеологическим или пропагандистским целям делаются весьма далеко идущие выводы и обобщения относительно немецко-русской конфронтации в истории взаимоотношений народов-соседей. И поэтому читатель, конечно, будет снисходителен к немецкому историку, если он вновь обратится к тому примечательному событию XIII в., которое странным образом привело героя-воина Александра Невского к повлекшему за собой большие последствия военному конфликту с «немцами».
Наступление флотилии западных рыцарей по Неве в 1240 г. и походы через лифляндскую восточную границу в 1241–1242 гг. обычно истолковываются как неудачные попытки латинизированного Запада с помощью собранной в кулак военной силы поставить на колени русское православие [111] или, по словам С.М. Соловьева, «подчинить русскую жизнь чуждому ей началу» [112]. В русском национальном понимании истории тогдашнее поведение Запада получало горький привкус под влиянием одновременного бедственного положения, в которое повергло русские княжества татарское нашествие 1237–1241 гг. [113] Уже автор историко-агиографической Повести о житии Александра Невского считал, что его герой представляет собой всю страну, подверженную этому угрожающему двойному испытанию враждебных сил Запада и Востока. К вящей славе своего воина-героя, имя которого, по словам автора, можно услышать во всех землях, вплоть до Египетского моря и Араратских гор, на другом берегу Эгейского моря — вплоть до великого Рима, автор сознательно акцентирует всемирно-историческое значение решающей ситуации того времени. Эти сказанные им хорошо запоминающиеся слова способствовали тому, что из Александра — борца за веру сделали национального героя.
Но не все современники автора следовали его экстенсивной интерпретации. Даже в русских местных летописях 1240–1242 гг. можно найти довольно много более сдержанных записей, немногословность которых вряд ли отражает всерусское ликование. Это объясняется скорее сдержанным отношением к этим событиям со стороны отдельных русских княжеств [114].
В действительности исправления на историческом монументальном полотне в соответствии с сегодняшним уровнем знаний нанесены, и они необходимы. Они касаются как той роли поборника единства Руси, которая приписывается Александру Невскому среди князей того времени, так и стратегических планов и намерений шведских и немецких агрессоров. В дифференцированном подходе нуждается также вопрос об участии Немецкого Ордена в этих событиях. Джон Феннел попытался недавно нарисовать портрет великого князя Александра Невского, который, без сомнения, произведет шокирующее впечатление на русских читателей [115]. Он также не оставляет без внимания далеко не безупречные страницы в политической карьере князя Александра — его почти капитулянтскую политику уступок по отношению к татарскому хану, посредством которой он был вынужден покупать для себя относительную свободу перемещения [116].
В этой связи Д. Феннел также приближается к истине в оценке военных столкновений на северо-западных русских рубежах в начале 1240-х годов. Он низводит их до локальных пограничных конфликтов, которые не оказали существенного влияния на многообразные отношения. Они лишь заметно притормозили оживленный и выгодный двусторонний обмен между Востоком и Западом.