Англо-Бурская война (1899—1902) - Дойл Артур Игнатиус Конан (книги бесплатно полные версии txt) 📗

В нашем обширном собрании стран, пожалуй, нет другой страны, права Британии на которую были бы так же неоспоримы, как на эту. Мы владеем ею на двух основаниях — по праву завоевания и по праву покупки. В 1806 году британские войска высадились, разбили местную армию и захватили Кейптаун. В 1814 году мы выплатили штатгальтеру огромную сумму в шесть миллионов фунтов за передачу капской земли и некоторых других территорий Южной Америки. Возможно, эта сделка была заключена слишком быстро и недостаточно тщательно в происходившем тогда общем переделе. В качестве пункта захода на пути в Индию место представлялось ценным, однако саму страну считали бесплодной и нерентабельной. Какова была бы позиция Каслрея или Ливерпуля, если бы они до конца представляли себе, что приобретается за наши шесть миллионов фунтов? В списке оказались бы и выгодные моменты, и наносящие весьма большой ущерб: девять ожесточённых «Кафрских войн» [3], самые крупные в мире алмазные копи, богатейшие месторождения золота, две дорогостоящие и весьма неприятные военные кампании против людей, которых мы уважаем, даже сражаясь с ними, и, наконец, теперь, мы надеемся, мирная и процветающая Южная Африка с равными правами и одинаковыми обязанностями для всех в ней живущих. Нет сомнений, что будущее готовит нам много хорошего в этой земле, поскольку даже если просто принять во внимание прошлое, то появятся основания сказать, что мировое общественное мнение недооценивает нас, нашу силу и благосостояние, потому что британские владения на этой территории никогда не выходили за пределы радиуса действия наших корабельных пушек. Однако, конечно, самое трудное суть самое благородное, и, оглядываясь назад, наши потомки могут видеть, что эта долгая борьба, со всеми её неудачами и успехами, потоками крови и сокровищ, всегда велась с высокой и благородной целью.

Документы, подтверждающие наши права владения, как я уже говорил, бесспорны, однако в их положениях есть одно прискорбное упущение. С трех сторон границы территории определяет океан, однако с четвёртой — граница не оговорена. Нет и слова о «районах, расположенных вглубь от прибрежной полосы», поскольку ни о термине, ни о самом вопросе тогда и не думали. Купила ли Великобритания обширные районы, простирающиеся за пределами поселений? Или за недовольными голландцами осталось право продвинуться вглубь и создать новые государства, чтобы преградить путь англо-кельтским колонистам? В этих вопросах находится исток всех последующих проблем. Американец мог бы понять суть спорного момента, представив себе, будто после основания Соединённых Штатов голландские жители штата Нью-Йорк переселились в западном направлении и создали новые сообщества под другим флагом. Заселив эти западные штаты, американские граждане столкнулись бы с проблемой, которую приходится решать в Южной Африке. Если бы они обнаружили, что новые государства настроены категорически антиамерикански и всячески препятствуют прогрессу, то, несомненно, испытали бы те затруднения, которые приходится преодолевать нашим политикам.

В момент передачи под британский флаг количество колонистов — голландцев, французов и немцев — приближалось к тридцати тысячам человек. Они являлись рабовладельцами, и рабов насчитывалось не меньше, чем их самих. Перспективы полного слияния британцев и первопоселенцев не вызывали сомнений, поскольку это были люди одного корня, и их мировоззрение различалось лишь степенью фанатизма и нетерпимости. В 1820 году туда доставили пять тысяч британских поселенцев, их расселили на восточных границах колонии, и с этого времени начался медленный, но постоянный приток англоговорящих жителей. Британское правление отмечено как историческими просчётами, так и историческими достоинствами. Оно было мягким, основанным на законе, нравственным, бестактным и непоследовательным. В целом, оно могло бы стать прекрасным, если бы оставило все как есть. Изменять же заведённый порядок наиболее консервативного из германских народов было предприятием опасным: оно повело к тем многочисленным осложнениям, которые и составили бурную историю Южной Африки.

Имперское правительство всегда придерживалось благородно гуманных взглядов на права аборигенов и считало своим долгом отстаивать закон. Мы полагаем (и справедливо), что британская Фемида должна быть если не абсолютно слепой, то по крайней мере не различать цвета кожи. Сия точка зрения безукоризненна в теории и совершенно неопровержима, однако, по всей вероятности, вызывает раздражение, когда бостонский моралист или лондонский филантроп навязывают её людям, чьё общество построено на постулате, что негры — низшая раса. Такие люди предпочитают самостоятельно совершенствовать свои моральные принципы, а не получать их от тех, кто живёт в абсолютно других условиях. Они считают (и не без оснований), что это есть лёгкая форма добродетели — из безмятежности упорядоченной жизни в домах на Бейкон-Стрит или Белгрейв-Сквер [4] указывать, каковы должны быть отношения между белым хозяином и его полудикими работниками. Обе части англо-кельтской нации начали разбираться в этом вопросе, и все попали в неприятное положение.

Британское правительство в Южной Африке всегда играло непопулярную роль друга и защитника чернокожих слуг. Именно по этому поводу возникли первые разногласия между старыми поселенцами и новой администрацией. Бунт с кровопролитием произошёл после того, как одного голландского фермера арестовали за жестокое обращение со своим рабом. Выступление подавили, а пятерых участников повесили. Такое наказание было чрезмерно суровым и весьма неразумным. Отважный народ может забыть потери в сражениях, но жертву виселицы — никогда. Создание политических мучеников — самое большое безумие для государственной власти. Правда, и человек, осуществивший арест, и судья, приговоривший арестованных, были голландцами, а британский губернатор выступал на стороне милосердия, но все это впоследствии было забыто, в стремлении нажить на инциденте расовый капитал. Оставшаяся стойкая обида проявилась после налёта Джеймсона, когда казалось, что руководителей этого злосчастного предприятия могут повесить: совершенно очевидно проводилась параллель от фермерского дома в Кукхаус-Дрифте к Претории — англичане должны умереть, как умерли голландцы в 1816 году. Слэгтерс-Нек ознаменовал расхождение путей британского правительства и африканеров.

Вскоре раскол стал ещё более явным. Происходили неблагоразумные манипуляции в органах местного самоуправления, голландцев заменяли на англичан в судах. Проявив щедрость за чужой счёт, английское правительство назначило чрезвычайно мягкие сроки наказания племенам кафиров, которые в 1884 году совершили набеги на приграничные фермы. А затем, ко всему прочему, в том же самом году в Британской империи отменили рабство, что раздуло тлеющее недовольство в настоящее пламя.

Следует признать, что конкретно в этом случае британский филантроп был готов платить за то, что считал справедливым. Отмена рабства являлась благородной государственной акцией, её моральный аспект опередил своё время: британскому парламенту пришлось ассигновать огромную сумму в двадцать миллионов фунтов стерлингов на выплату компенсации рабовладельцам и таким образом ликвидировать зло, к которому метрополия не имела прямого отношения. Ясно, что следовало бы делать это непосредственно там, где существовало рабство, — если бы мы подождали создания в соответствующих колониях собственных правительств, не пришлось бы осуществлять отмену конституционными методами. Поворчав, добропорядочный британский домовладелец достал из кармана кошелёк и заплатил за то, что полагал правильным. Если Божья милость сопутствует добродетельным поступкам, которые не приносят ничего, кроме печалей, то нам можно надеяться на неё в связи с этим освобождением. Мы потратили деньги, мы нанесли ущерб своим западноиндийским колониям, и мы породили недовольство в Южной Африке, которому не видно конца. Тем не менее, если бы пришлось решать все снова, нам, бесспорно, следовало бы повторить этот поступок. Высшая мораль может оказаться также высшей мудростью, когда история подходит к своему завершению.