В плену у белополяков - Бройде Соломон Оскарович (лучшие книги читать онлайн .TXT) 📗
Остановились, прислушались, приникли к стенке. Молчание. Стало быть внутри никого нет.
— Идем прямо, — предложил я, — чего тут ждать.
Я поднялся во весь рост и, смело подойдя к окну, заглянул внутрь избы. Мне представилась такая картина: за столом сидел польский солдат и что-то писал, около печки второй солдат любезничал с женщиной, очевидно, хозяйкой. В углу, около входной двери, стояли винтовки. Их было много. Можно бы предположить, что на полу спало еще несколько человек.
«Вот, — решил я, — удобный момент, чтобы захватить заставу врасплох, а потом неожиданно напасть на главные силы».
Эта же мысль молниеносно созрела и у Петровского. Не дав мне вымолвить ни слова, он торопливо бросил тоном, не допускающим возражений:
— Следи за окнами, стрельбу не открывай, а как только я вскочу в хату, бей стекла, создавай панику, только не слишком шуми: попадем мы тогда как кур во щи.
— Хорошо, — ответил я.
Петровский одним скачком бросился к двери. Я услышал, как отлетел запор, а в окно увидел, как Петровский «действует».
— Ни с места, стреляю! — крикнул он, загородив своей фигурой винтовки.
Я начал бить стекла.
— Ложись! — крикнул Петровский.
Два солдата и женщина безоговорочно выполнили его приказание.
Вслед за Петровским и я вбежал в избу — к нему на помощь.
Не успели мы осмотреться, как в дверях появился наш отделенный командир Шалимов с несколькими бойцами. Лежавшие на полу польские солдаты вскочили, растерянно глядя на вошедших, и с поднятыми руками застыли посреди комнаты.
— Заходите, милости просим, — обратился торжествующий Петровский к Шалимову.
Тот в ответ улыбнулся.
— Поищи, нет ли чего поесть, — сказал он Петровскому.
В это время женщина, лежавшая на полу, рыдая, кинулась к ногам Петровского.
— Не губите, ради бога, не губите!
Мы недоумевающе посмотрели на нее. Я сказал:
— Да мы вас и не думаем губить.
Шалимов на ломаном польском языке спросил пленных:
— Ну, як, панове? Цо вы тут робите?
— Да мы вартовые, пане, — ответили поляки.
Шалимов пытался на своем замечательном польском диалекте завязать с ними беседу, но солдаты мучительно недоумевали, вслушиваясь речь Шалимова, обращенную к ним. Они ничего не понимали.
Мы прыснули со смеху.
— Ну, ладно, черт с вами! — махнул на них рукой Шалимов, достал из кармана папиросы и предложил пленным.
— Дзенькуем, пане, — отвечали те, но почему-то папирос не брали.
Шалимов усмехнулся, посмотрел на Петровского и сказал:
— Очевидно, добрые католики получили соответствующие инструкции от своих духовных пастырей.
Я взял из коробки Шалимова папиросу и закурил.
Тогда один из пленных протянул к Шалимову руку и сказал:
— Як кто кце, а я закурю. Дай, пане, один цигарек.
Шалимов протянул ему пачку с папиросами.
За первым солдатом взял второй, а затем остальные.
Нас несколько удивила эта затянувшаяся церемония. Курьез очень скоро разъяснился. Оказалось, что польские офицеры внушали солдатам, что каждый красноармеец носит с собой пачку отравленных папирос, которыми угощает взятых в плен польских солдат.
— Товарищи, покурим и давайте двигаться, — заявил Шалимов.
Мы выделили из нашей группы пять человек, поручив им конвоировать пленных; одного послали с донесением к командиру роты, а с остальными двинулись ползком вперед.
Нам предстояло до прибытия всей роты точно обследовать местность и выяснить, с какой стороны лучше двигаться.
Было условлено не стрелять попусту.
Я оказался опять рядом с Петровским.
Удачный захват передовой заставы еще больше сблизил нас.
По правую руку от меня в цепи полз Исаченко. Теперь я уже знал, что оба они исключительно надежные товарищи, рядом с ними чувствовал себя хорошо, спокойно.
Издали доносился неясный шум, вероятно, мы очутились в районе расположения противника.
Стало светать.
— Вот досада, — сказал Петровский, — ведь наши не успеют подтянуться, пока темно, и провалится вся операция…
Нашего наступления останавливать нельзя, и в то же время надо было действовать так, чтобы поляки не знали, что мы находимся поблизости, иначе пришлось бы брать местечко с боя, так как враг успел бы подготовиться к обороне. Немцы из Свенцян ушли только накануне.
— Поляки ждут нас завтра к утру, мы же должны на них напасть сейчас, пока ночь еще не ушла. — сказал Шалимов, потом, подумав немного, обратился к Исаченко и добавил: — Беги в штаб, снеси донесение, потребуй, чтобы скорее подтянулись главные силы. Надо перейти в атаку сегодня же ночью.
На клочке бумаги Шалимов нацарапал донесение, с которым Исаченко быстро скрылся в предрассветной мгле.
Мы же решили пока залечь и дальше не двигаться. Надо было принять все меры, чтобы поляки не обнаружили нас.
Стали терпеливо ждать.
Время тянулось томительно. Прошло около часа напряженного ожидания. Шалимов уже стал тревожиться.
Наконец прибежал, запыхавшись, Исаченко.
— Ну, что? — прошептал Шалимов.
— Вторая рота уже обошла левый фланг противника и заходит ему в тыл, наши двигаются сюда, минут через двадцать прибудут, и сразу же пойдем по направлению к местечку, — торопливым шепотом сообщил он нам, едва сдерживая свою радость.
— Наконец-то пойдем в атаку! — обрадовался Петровский.
От пленных, которых мы захватили в передовой заставе, нашим удалось в штабе полка очень много узнать.
Исаченко поделился с нами всеми подробностями и новостями, услышанными им в штабе.
Пошли предположения об исходе боя.
— Хоть бы уж поскорее, а то зря торчим, — нетерпеливо заерзал Петровский.
— Они сейчас подойдут, — уверенно сказал Исаченко. — Не волнуйтесь, ребята, все теперь будет в порядке, сам собственными глазами все видел и слышал.
Ждать действительно пришлось недолго. Уже через десять минут из-за кустов вынырнула цепь красноармейцев, продвигавшихся ползком в нашем направлении.
Один из них подполз к нам вплотную и осведомился, где товарищ Шалимов.
— Вот приказ, — сказал он.
Шалимов взял у него клочок бумаги, на котором ротный командир писал:
«Товарищ Шалимов, двигайтесь вперед до тех пор, пока можете оставаться незамеченными, после чего остановитесь и ждите подхода главной цепи: мы будем вслед наступать, не останавливаясь. О своих наблюдениях доносите».
— Ну? — нетерпеливо опросил Петровский, пока Шалимов разбирал каракули.
— Вперед, — ответил ему вдруг ставший серьезным Шалимов.
— Значит, вперед? — переспросил Петровский Шалимова.
Последний не ответил.
Цепь раскинулась и двинулась дальше; до Подбродзе оставалось не больше трех километров.
Мы ползли быстро, гораздо смелее, чем раньше, и через полчаса такого «черепашьего» движения установили, что нам уже дальше двигаться нельзя: из-за горки уже ясно проступали очертания местечка.
Остановились и стали ждать прихода своих. Вдруг раздалось несколько беспорядочных выстрелов.
Мы все в тревоге обратились в сторону, откуда шла стрельба. Неужели нас обнаружили поляки?
За Подбродзе взвивались клубы дыма, затем огненные языки появились высоко в воздухе, в самом местечке, видимо, заволновались.
— Вперед, в атаку!
Сзади нас выросла цепь красных бойцов.
— Ура, ура! — раздалось с разных концов.
Мы наступали организованно. Наши две роты влились в цепь и бросились в атаку. Поляки, как мы и предполагали, не ожидали такого стремительного наступления, не выдержали и в беспорядке отступили из Подбродзе, оставив большое количество пленных, продовольствия, фуража и военных припасов.
Бойцам нашей роты поручено было немедленно, ориентируясь по захваченным в штабе поляков спискам, взять в плен команду связи поляков, расположившуюся в нескольких избах на окраине.
Мы не знали дороги, спотыкаясь падали от усталости, всеми овладело желание поскорее добежать до цели.
Впопыхах я не заметил, как очутился около одного из домиков, и буквально наскочил на двух поляков, которые спешно запрягали лошадей.
