В плену у белополяков - Бройде Соломон Оскарович (лучшие книги читать онлайн .TXT) 📗
— Партийный?
— Так точно, — ответил я ему, шутливо взяв под козырек.
Меньше всего мог я предполагать в этот момент, что судьба так тесно свяжет меня с Петровским: он представлялся мне тогда неуклюжим и громоздким, гораздо менее культурным, чем это оказалось на самом деле.
— Ясности в тебе, парень, нет, — иронизирует Петровский, — Ты словно не веришь, что мы полякам покажем, почем фунт лиха. Скурве сыне! Попадет им от меня!
— Ты что ругаешься? На каком языке?
— Скурве сыне, — сказал Петровский, — это по-польски.
— Смирно! — раздалась команда. — На плечо! Левое плечо вперед, шагом марш!
Рота двинулась в поход. Петровский очутился рядом со мной. Он частенько со мной заговаривал, очевидно, желал поближе познакомиться. Возле самой станции он меня спросил:
— Есть у тебя спички?
— Нет, — ответил я ему.
— Вот чудак! Как же без спичек? Ведь ночами придется сидеть, курить захочется.
— Я не курю, — угрюмо пробормотал я.
— Эх ты, баба! — промычал Петровский и долго после этого молчал: очевидно, задумался.
Нас погрузили опять в вагоны, такие же холодные, как те, в каких мы ехали до Торопца. Предстояло мерзнуть, дров на станции не давали: успокоили команду тем, что замерзнуть не успеем, недолго путешествовать будем.
Тронулись.
— Даешь шляхту, — задумчиво сказал Петровский, и как бы в ответ на это раздался протяжный свисток паровоза. — Вот видишь, — сказал он мне, — даешь шляхту — свистит паровоз. Скорее бы ее к чертовой бабушке разгромить.
«Даешь шляхту» — стало одним из боевых лозунгов в 1919 году, в период наших первых столкновений с поляками.
Но очень скоро этот лозунг был заменен другим: «Даешь Варшаву».
Ехали мы целую ночь, утром поезд остановился, эшелон выгрузился. Мы опять разбились по ротам.
Командиры долго и подробно объясняли нам смысл нашей боевой задачи.
Наши начальники, такие же рабочие и крестьяне, как и мы, не знали «уставов», но зато с ними было легко, можно было в свободные минуты по душе поговорить.
Утром полк двинулся вперед.
Мы пошли в первое наступление. Оно четко врезалось в память.
Бойцы, посланные в разведку, скоро вернулись и сообщили, что колонна отступающих немцев остановилась в Полоцке, больше идти не хочет и намерена нам дать бой. Выяснилось также, что в Полоцке имеются и польские войска, явившиеся в город для того, чтобы заместить отступающих немцев.
Для обсуждения информации, принесенной разведчиками, было созвано совещание командиров.
Полк сделал привал.
Я стал закусывать припасами, сохранившимися у меня еще с Торопца.
Петровский очутился рядом.
— Питаешься? — сказал он иронически.
Я на него неприязненно поглядел. Меня уже начинало раздражать его покровительство.
— Поди ты ко всем чертям! Чего навязался! Ты бы лучше за своим лицом глядел да угри выдавливал, а то видишь, как у тебя их много!
Впоследствии я узнал, что этим ответом задел больное место Петровского. Никогда больше я не позволял себе с ним таких шуток.
После этого первого и единственного конфликта дружба наша прочно укрепилась.
Но в тот момент Петровский решительно двинулся ко мне, сжав кулаки. Он, вероятно, превратил бы меня в котлету, если бы около нас не раздался успокаивающий голос командира. Наша рота должна была пойти в авангарде, предстояло вытеснить противника из Полоцка. Штаб полка начал переговоры с немцами, обратившись к ним с предложением покинуть Полоцк без боя. Мы надеялись после ухода немцев из города захватить в плен польские части.
Ротный ознакомил бойцов с предстоящей операцией. Мы внимательно слушали все его указания.
Мы сознавали, что от усилий и храбрости каждого из нас зависит успех первого боя.
Стал накрапывать дождь, вечером повалили мокрые хлопья снега.
Петровский и я пошли в дозор. Я уже тогда обратил внимание на то, что в смысле опыта мне надо было многому у Петровского поучиться.
Я шел по его следам. Вдруг раздалась команда:
— Остановиться!
Остановились, примкнули к роте. Через несколько минут новая команда:
— В цепь!
Мы рассыпным строем двинулись вперед на Полоцк, откуда слышались уже ружейные выстрелы, а временами тарахтели и пулеметы.
Вскоре наша рота получила распоряжение сделать фланговый обход. В абсолютной тишине, четко и быстро проводили мы эту операцию.
Справа от нас раздалось нестройное «ура».
Оказалось, что в цепь поступило сообщение о том, что немцы согласились без боя оставить Полоцк. Поляки же, поняв, что они попадут в мешок и будут раздавлены, уходили, отдавая город в наши руки.
Мы победным маршем вступили в Полоцк и разместились в женской гимназии. Как только началось распределение частей по квартирам, подошла походная кухня.
Ко мне и Петровскому вскоре присоединился Исаченко— старый подпрапорщик, добрый парень и прекрасный, как оказалось впоследствии, большевик. Нас тогда несколько смущало его придирчивое отношение к товарищам, на которых он налетал за нарушение дисциплины. Особенно он злился, когда это происходило в рассыпном строю. Во всем остальном Исаченко был настоящим товарищем, не раз впоследствии выручавшим нас из беды.
После переклички дежурный по роте предупредил нас, что мы выступаем в восемь часов утра.
Чуть забрезжил свет, дежурный по роте стал нас будить.
Получили приказ выступать на Двинск.
Снова вагон, погрузка, негреющая печурка, полуголодный поход, все то, к чему мы уже успели привыкнуть.
Добрались до Ново-Свенцян.
Наша разведка сообщила, что польские передовые отряды находятся в Подбродзе и что неприятель намеревается вести наступление на Свенцяны. Стало быть, предстоял бой.
Командиры удалились на совещание в штабной вагон.
Кто-то из товарищей приволок несколько оторванных от забора досок. Сгрудились вокруг раскаленной докрасна буржуйки, вскипятили в котелках воды. Торопливо, обжигая губы, стали глотать согревающий налиток.
— Все хорошо, да сахару нет, — сказал Петровский.
Я вспомнил, что у меня осталось несколько кусков сахару, взятых еще в Торопце, извлек их из сумки, раздробил на мелкие кусочки и поровну разделил между товарищами.
— Славно жить среди добрых людей, — сказал Исаченко, — прямо как в коммуне. Теперь бы еще хлебца.
— Ишь чего захотел! — смеется Петровский. — А не угодно ли вам еще молочка, кофейку, булочек сдобных, курятинки или ножку от гуся?
Мы дружно рассмеялись шутке Петровского.
Вернувшийся командир собрал роту и сообщил нам, что мы будем занимать исходное боевое положение в течение дня, а ночью станем выбивать противника из Подбродзе, так как он там засел пока с небольшими силами. Разделили роту на группы, еще раз внимательно обсудили план действий и двинулись лесом по направлению к Подбродзе, до которого шли всю ночь.
Под утро остановились, быстро связались со штабом, получили приказ продолжать наступление с тем, чтобы до рассвета окружить местечко.
Наша рота должна была произвести охват местечка с западной стороны, а две соседние роты — с северной и восточной. Мы удачно выполнили порученное нам задание.
Медленно сжималось наше кольцо у Подбродзе, противник, видимо, не ожидал такого быстрого наступления и не принял мер предосторожности; мы его захватили, что называется, врасплох.
Рассыпным строем, быстро обгоняя друг друга, двигались мы вперед. Мелькнул огонек, потом другой, третий.
— Застава, — успел мне шепнуть Петровский и энергично щелкнул затвором.
Возле меня очутился отделенный командир.
— Их нужно снять без боя, — сказал он мне.
Это распоряжение мы немедленно передали по цепи. Ползком, на четвереньках начали мы продвигаться вперед. Так двигались около получаса. Отделенный командир послал меня с Петровским вперед, к видневшейся невдалеке избе, предложив остальным бойцам осторожно двигаться за нами.
— Удивительно, — сказал мне Петровский, — огонь горит, а никого не слышно.
