Говорят сталинские наркомы - Куманев Георгий Александрович (читаем книги онлайн бесплатно полностью без сокращений TXT) 📗
В. С. Емельянов: Чтобы быть более точным, дать более полные ответы, я с собой захватил и некоторые материалы, свои старые записи, которые делал по свежим следам тех памятных событий. Я буду их использовать. Ведь человеческая память имеет свои пределы. Итак, какой Ваш первый вопрос?
Г. А. Куманев: Меня прежде всего интересует, с какого времени, Василий Семенович, Вы стали учиться и работать в Москве, и в чем заключалась Ваша работа?
В. С. Емельянов: Я приехал учиться в Москву в 1922 г. Мне дали в ЦК Компартии Азербайджана письмо в ЦК РКП(б). Оно было подписано секретарем ЦК Компартии республики. В нем говорилось примерно следующее: «Просим оказать содействие товарищу Емельянову В. С. для поступления в Московскую Горную академию».
Приехал с этим письмом в Москву (в столице я оказался впервые), разыскал здание ЦК партии. Оно находилось возле нынешней Государственной библиотеки имени Ленина, где сейчас Музей архитектуры. Я вошел, вынул партийный билет. По нему прошел в здание ЦК (пройди–ка я сейчас по партбилету!), встретил там какого–то парня. Кстати, когда я уезжал, мне на конверте поставили штамп «секретно», хотя там секретного ничего не было. Но это мне помогало двигаться, я шел как дипкурьер. Этому парню я говорю: «У меня секретный пакет, к кому мне идти?»
«Надо к кому–то из секретарей ЦК», — отвечает он. — Сейчас Молотов здесь находится. Может быть, к нему пройдете?» И показал мне, как пройти. Я нашел небольшую приемную Молотова. Там сидел его молодой помощник. Я говорю: «У меня письмо к товарищу Молотову». Отвечает: «Он сейчас один, пройдите». И открыл дверь.
Молотов сидел над бумагами. Поднял голову. Мы поздоровались. «Что у Вас там?» Я подаю ему письмо. Он быстро прочитал и написал: «Тов. Удальцову. Надо помочь. В. Молотов». Спросил: «А где Вы остановились?» Говорю: «Я прямо с вокзала, нигде не останавливался». Молотов пишет маленькую записочку в Дом Советов — «Поместить на 3 дня». Потом вторую записочку пишет: «В «Метрополь». (Там была партийная столовая). На три дня, кормить обедом. В. Молотов». Наконец, пишет третью записку: «Выдать две банки мясных консервов. В. Молотов».
Я пошел в кабинет Удальцова. И там допустил непростительную глупость. Оказывается, Удальцов был деканом факультета общественных наук. Он взял письмо: «Значит, Вы ко мне на факультет?» А у меня как–то вырвалось: «Я хочу делом заниматься». (Смех.)
Как это у меня вырвалось? Я потом очень ругал себя. Удальцов сильно обозлился: «А мы что здесь, бездельники?» Отвечаю: «Да нет. Дело в том, что по общественным наукам я бы мог и в Баку работать. Но меня сюда послали по горному делу. Я горняк. И послали изучать горное дело. Собирался заниматься геологией нефти».
Ну, он сменил гнев на милость. Написал соответствующее письмо и вручил мне.
Недавно я был в Кунцевской больнице (навещал больную жену) и встретил там Молотова. Мы с ним поздоровались. Кое о чем поговорили. Ведь он сменил меня в должности члена Совета управляющих международного атомного агентства в Вене и представителем СССР в этой организации. Я просил много раз освободить меня от такой нагрузки. Я ведь был еще председателем Комитета по атомной энергии. Приставал, приставал, писал письма. И вот однажды мне позвонил Андрей Андреевич. Громыко и говорит: «Мы Вашу просьбу учли и назначили нового представителя». Я говорю: «Кого?» Он отвечает: «Вячеслава Михайловича». (Мне даже в голову не могло прийти, что речь идет о Молотове). Спрашиваю: «Какого Вячеслава Михайловича?» Громко говорит: «Того самого, Молотова. Он только что от меня вышел. Минут через 15–20 будет тебе звонить. Прими его и расскажи, что за организация и т. д.»
И вот мы встречаемся в Кунцевской больнице, причем я его в недавнем прошлом начальник, он — заместитель. Поздоровались. Молотов говорит: «Можно с Вами пройтись?» Отвечаю: «С удовольствием». Он спрашивает: «Когда мы впервые с Вами встретились?» Я ему напомнил о той встрече в ЦК.
Молотов говорит: «Неужели я Вам отпустил две банки консервов? Я больше одной никому не выдавал». И добавил: «Вот были времена: секретарь ЦК распределял консервы».
Я Молотову говорю: «Можно мне об этом где–то написать?» — «А почему нет? Ведь это правда, пишите».
Таких эпизодов у меня много, и я не буду заполнять ими нашу беседу.
Когда я окончил Горную академию, побывал в довольно длительной командировке на заводах Круппа. По возвращении из Германии мне очень хотелось быстро реализовать наиболее ценное, что удалось там почерпнуть.
Моим начальником был Иван Тевадросович Тевосян. Мы с ним когда–то учились в Горной академии на одном курсе, в студенческом общежитии вместе жили, были большими друзьями. Он стал потом меня уговаривать, чтобы я остался у него в управлении. Я ведь после Горной академии попал в Челябинск и там некоторое время работал. В 1937 г. получил телеграмму за двумя подписями: Завенягина (был заместителем наркома тяжелой промышленности) и Тевосяна. В ней говорилось, чтобы я откреплялся, т. е. снимался с учета и приезжал в Москву.
К слову, у меня в воинском билете очень любопытная надпись: «гражданская специальность — профессор», «военная специальность — рядовой необученный».
Приезжаю к Тевосяну, спрашиваю: «В чем дело?»
— Мы тебя назначаем заместителем Главного инженера в созданном не так давно Наркомате оборонной промышленности, будешь его заместителем по науке.
— Кто мною будет руководить?
— Рухимович. Теперь иди к нему.
Я тут же пошел знакомиться. Это было мое первое и, как оказалось, последнее посещение наркома оборонной индустрии страны.
Моисей Львович Рухимович был известным деятелем партии и Советского государства, принимал активное участие в революционном движении еще с 1904 г. В дни Великой Октябрьской социалистической революции был председателем Харьковского Военно–революционного комитета. После окончания Гражданской войны его направили на работу в угольную промышленность. На IX Всероссийском съезде работал «с чрезвычайной преданностью и чрезвычайным успехом», как отмечалось в одном из документов.
В 20‑е и начале 30‑х годов М. Л. Рухимович являлся председателем Высшего совета народного хозяйства Украины, заместителем председателя ВСХВ СССР и наркомом путей сообщения СССР, а в 1936 г. был назначен наркомом оборонной промышленности СССР.
Когда я вошел в кабинет Рухимовича, он приветливо улыбнулся, поднялся с кресла, поздоровался со мной за руку и сказал:
— Прошу садиться.
Первым делом спросил, занимался ли я когда–либо броней. Отвечаю, что нет и что последние два года мне довелось специализироваться на ферросплавах, когда я работал на Челябинском ферросплавном заводе.
— Я знаю об этом, — говорит Рухимович, — Тевосян мне о Вас рассказывал много хорошего. А Вы думаете для меня это не новое дело? Я никогда не занимался оборонной промышленностью. Но Вы запомните — у нас с Вами одна специальность — мы большевики. А все остальное — это побочное. Надо браться за этот очень важный участок. Насколько я знаю, находясь в длительной командировке в Германии, Вы ведь с Тевосяном изучали на заводах Круппа производство качественных сталей? Значит, видели, наверное, как там изготовляются и броневые стали?
Я это подтвердил и добавил, что видел их изготовление и на заводе Рохлинга в Вецларе.
— Тогда Вам все карты в руки, — сказал Моисей Львович. — Ведь другие такой возможности не имели. Будет очень трудно — обращайтесь ко мне. Всегда постараюсь помочь. Я об этом просил и Тевося- на. Кроме того, начальник Вашего управления и главный инженер главка очень порядочные и грамотные люди, и они помогут Вам войти в курс дела.
Рухимович немного задумался и закончил нашу беседу словами, что перед нами стоят большие и сложные задачи. Но самое главное состоит в том, что решать их нам надо очень оперативно.
Глядя на наркома, я невольно подумал, какие же у него уставшие глаза. Видимо, времени для сна и отдыха остается мало.