Элвис Пресли. Последний поезд в Мемфис - Гуральник Питер (книги читать бесплатно без регистрации полные txt, fb2) 📗
Он появился в офисе «Мемфис Рекординг Сервис» где–то ближе к концу лета 1953 года — через пару месяцев после окончания школы. «Сан Рекордз» и «Мемфис Рекординг Сервис» арендовали служебное помещение возле ресторанчика «Мисс Тейлор». Арендная плата составляла то ли 75, то ли 80 долларов в месяц, и работали там два человека. Жалюзи на окнах не позволяли любопытным взглядам разглядеть, что делалось внутри, но если вы все же осмеливались войти, то попадали в мрачный холл, сразу за которым и располагалась студия. В дальнем левом углу стоял конторский стол, за которым восседала светловолосая дама лет под сорок. Звали ее Марион Кейскер, и голос ее был знаком всем мемфисским радиослушателям — он звучал в эфире все последние двадцать пять лет. Местная уроженка, она пришла на радио в 1929 году — в двенадцать лет она начала участвовать в еженедельной детской передаче «Сверкни, мигни, кивни» радиостанции WREC, время от времени она появлялась и в других шоу. В 1938 году она окончила Юго–западный колледж Мемфиса и получила степень магистра английской и средневековой французской литературы, а с 1946 года вела на радио очень популярное ток–шоу «Встречайте Китти Келли» — под именем Китти Келли она интервьюировала всяких знаменитостей, а когда знаменитостей под рукой не оказывалось, просто комментировала разные события и темы. Шоу «Китти Келли» шло по пять раз в неделю, по вечерам она вела из отеля «Пибоди Скайуэй» музыкальную программу «Сундук с сокровищами», а еще она писала сценарии, продюсировала и режиссировала ни много ни мало четырнадцать программ WREC. Это была трудолюбивая, открытая, живая женщина. Именно в студии WREC, расположенной в цокольном помещении «Пибоди», она и познакомилась с Сэмом Филлипсом.
Филлипс, уроженец Флоренции, штат Алабама, приехал в Мемфис, когда ему было 22 года — к этому времени он уже четыре года проработал на радио. Младший из восьми детей в семье, он мечтал стать адвокатом, чтобы подобно Кларенсу Дарроу[8] защищать оскорбленных и униженных, но ему пришлось отказаться от своих амбиций — когда он учился в старших классах, умер отец, и он должен был взять на себя заботу о матери и глухонемой тетке.
Еще в школе он с успехом руководил школьным оркестром из семидесяти двух человек — время от времени он играл в этом оркестре на ударных, поэтому вполне естественно, что он начал подумывать о какой–либо карьере, связанной с музыкой. Однако он понимал, что не обладает ни музыкальным талантом, ни тем особым даром обольщения людей, который был присущ его старшему брату Джаду. «Я был самым незрелым плодом на нашем семейном древе, — вспоминал он. — И уж точно вряд ли был приятен на вкус. Не то, что мой брат Джад — он был потрясающей личностью. Не любить Джада Филлипса было просто невозможно». Однако Сэм осознавал, что обладает даром убеждать людей, подталкивать их к тому, чтобы они наиболее полно раскрывали заложенные в них таланты. И он верил в общение, а что, как не радио, могло лучшим образом соответствовать понятиям «общение» и «убеждение»?
Сначала он работал на радиостанции WLAY в Масл–Шоулз — там он время от времени пел в разных церковных квартетах. Затем он перебрался в Декатур, штат Алабама, потом, очень недолго, работал на станции WLAC, в Нэшвилле, и, наконец, летом 1945 года очутился на WREC — к тому времени у него уже была жена и маленький сынишка. Он работал диктором и звукоинженером, обслуживая живой эфир «с вершины отеля «Пибоди Скайуэй» — это были передачи, в которых участвовали джазовые биг–бенды, шли они каждый вечер, и вела их Марион Кейскер. Сэм восхищался врожденной элегантностью и «фанатической преданностью качеству звука» владельца станции Хойта Вутена. Первую свою станцию Хойт Вутен создал еще в 1920 году в родном городке Колдуотер, в штате Миссисипи. Сэм старался во всем подражать Хойту Вутену — привлекательный, спокойный, сдержанный, он внешне хоть и походил на тогдашних молодежных идолов, однако был трезвенником и придерживался строгих нравов. И вообще как бы пребывал в тени своего более «светского» старшего брата Джада — в то время Джад работал на WREC в составе квартета «Джолли Бойс».
Сэм очень любил музыку и по–прежнему считал радио самым действенным средством коммуникации, но начал постепенно разочаровываться в этой работе. Он считал выступления биг–бендов удручающе скучными, предсказуемыми: ведь те, кто создавал музыку, те, кого она вдохновляла, — музыканты — вынуждены были всего лишь следовать заранее расписанным партитурам. А Филлипсу — человеку, в котором жила потребность в свободе, — хотелось чего–то совершенно иного: «Я жаждал еще не распаханной борозды». А еще он жил идеей, которую вряд ли мог разделить кто–либо из его коллег по WREC: подобно Уолту Уитмену, он верил не только в благородство Американской мечты, но и в то, что неотъемлемой частью этой мечты были самые униженные и презираемые граждане страны — негры. «Не помню уж, когда в детстве впервые пришла мне эта мысль: а что, если бы я родился черным? Что, если бы я от рождения находился на более низкой ступени экономической лестницы? И, полагаю, с ранних лет я почувствовал, насколько ужасно это негуманное отношение человека к своему брату. Но у меня никогда не было желания проповедовать по этому поводу с амвона, поучать кого–либо. Я считал, что, если буду просто действовать в соответствии с моими мыслями, с тем, что я чувствую, я смогу показать людям, как должно жить, на своем личном опыте».
Вот почему в январе 1950 года он создал свою собственную студию — он хотел предоставить «некоторым из величайших негритянских артистов» возможность делать собственные записи: прежде у негритянского населения Юга такой возможности просто не было. Как писал в Press–Scimilar в 1955 год) Боб Джонсон, «по городу поползли слухи, и в студию Сэма потянулись странные посетители».
Сэм проводил очень тщательный отбор — несмотря на внешний лоск некоторых из этих странных типов. Он записывал блюзы сборщиков хлопка и несколько более «продвинутые» ритм–энд–блюзы и передавал эти записи граммофонным фирмам «Чесс» в Чикаго RPM Records на западном побережье, он записывал все — от церемоний бар–мицвы[9] до политических речей, он налаживал звуковую аппаратуру в отеле «Пибоди» и в Рассвуд–парке — бейсбольном стадионе на Мэдисоне.
Рабочий день его длился не менее восемнадцати часов: он трудился на полную ставку на радиостанции, затем, уже вечером, отправлялся к себе на студию, потом летел в «Пибоди» — на выступления биг–бендов, после чего возвращался на студию, где его уже ждал Хаулин Вулф или, к примеру, «Доктор» Исайя Росс — в нем он видел противоядие от охватившей тогда публику «лихорадки буги». И иногда, когда он приходил по утрам на радиостанцию, его приветствовали словами: «А от тебя сегодня пахнет хорошо. Похоже, ты сегодня не общался с этими своими вонючими ниггерами?» Ничего удивительного, что нервы его не выдерживали нагрузки, и его дважды клали в больницу Гартли–Рэмси. Там лечили электрошоком. Позже он говорил, что никогда в жизни — ни до, ни после — он не испытывал такого страха и напряжения: еще бы — ему было уже двадцать восемь лет, на руках жена и двое малышей, ни денег, ни перспектив, только твердая вера в себя и в свое дело. Хойт Вутен саркастически прошелся по поводу его частых отлучек с рабочего места, и Сэм без колебаний оставил работу на радиостанции WREC. В июне 1951 года он заявил: «Мистер Вутен, вы жестокий человек», повернулся — и ушел. Он заказал себе визитки, на которых значилось: «Мы записываем все — в любом месте и в любое время. Полное звукозаписывающее обслуживание». А его партнером в этом предприятии с самого начала была Марион Кейскер. Это была хорошо известная в Мемфисе личность, «бойкая разведенка», как тогда именовали таких женщин, самостоятельно воспитывавшая девятилетнего сына. Она была на шесть лет старше Сэма. И безнадежно в него влюблена.
Она вспоминала: «Это был прекрасный человек. Настолько хороший, что в это трудно поверить, хотя в нем сохранялась еще эта легкая провинциальность, эта фермерская грубоватость. Он был стройным, у него были удивительные глаза, и он очень следил за собой — он всегда был таким светским, элегантным, в особенности тщательно он ухаживал за волосами. И он очень заразительно говорил о своей идее, о своей мечте — создать студию, куда свободно могли бы приходить черные и играть свою собственную музыку, место, где они чувствовали бы себя свободно и легко. Однажды он ехал по Юнион и увидел это помещение и сказал: «Вот именно то, что мне нужно». Мы не без труда получили это место, наскребли денег и начали работу — мы все делали сами: укладывали плитку на полу, красили акустические кабинки, я разместилась в бывшей ванной, а Сэм самостоятельно оборудовал операторскую — оборудования у него было немного, но все — лучшего качества. Я ничего не понимала в музыке, да в общем–то мне было на нее совершенно наплевать. Моя поддержка, мой вклад, мое участие — все это я делала исключительно ради Сэма. Честно говоря, мне сегодня в это даже трудно и самой поверить… Я хотела одного — помочь ему осуществить свою мечту, я хотела, чтобы он был счастлив».
