История Византийской империи. Том 1 - Васильев Александр Александрович (книги онлайн без регистрации .txt) 📗

Конечно, обращение Константина, обычно связываемое с его победой над Максенцием в 312 году, не должно рассматриваться как его истинное обращение в христианство. На самом деле он принял религию в год смерти. В течение всего своего правления он оставался «pontifex maximus»; воскресный день он иначе не называл, как «день солнца» (dies solis); а под «непобедимым солнцем» (sol invictus) обычно разумели тогда персидского бога Митру, культ которого пользовался громадным распространением на всем протяжении империи, как на Востоке, так и на Западе, и временами являлся серьезным соперником христианству. Известно, что Константин был сторонником культа солнца; но какое божество в частности почитал он под этим названием, в точности не известно; может быть, это был Аполлон. Ж. Морис заметил, что эта солярная религия обеспечила ему огромную популярность во всей Империи [103].

Недавно некоторые историки предприняли интересную попытку представить Константина более как продолжателя и исполнителя политики других, чем единственного поборника христианства. Согласно А. Грегуару, Лициний еще до Константина начал политику терпимости к христианству. Шенебек, немецкий историк, оспаривал мнение Грегуара. Он рассматривал Максенция как поборника христианства в своей части Империи, а также в качестве того, кто создал Константину модель для подражания [104].

Нельзя совершенно оставлять без внимания и его политические планы; последние также должны были сыграть роль в его отношениях к христианству, которое во многом могло ему помочь. Но, во всяком случае, не политические планы явились причиной обращения Константина; последний обратился к христианству в силу внутреннего убеждения, возникшего и окрепшего не под влиянием политики. В том-то и заключается гениальность Константина, что он, сам искренне сочувствуя христианству, понял, что в будущем оно будет главным объединяющим элементом разноплеменной Империи. «Он хотел, – как пишет кн. Е. Трубецкой, – скрепить единое государство посредством единой церкви» [105].

Обращение Константина связывается с известным рассказом о явлении на небе креста во время борьбы Константина с Максенцием, т.е. для объяснения причин обращения вводится элемент чуда. Однако источники об этом вызывают большие несогласия. Древнейшее свидетельство о чудесном знамении принадлежит христианскому современнику Константина Лактанцию, который в своем сочинении «О смерти гонителей» (De mortibus persecutorum) говорит лишь о полученном Константином во время сна вразумлении, чтобы он изобразил на щитах небесное знамение Христа (coeleste signum Dei) [106]. О действительном же небесном знамении, которое будто бы видел Константин, у Лактанция не говорится ни слова.

Другой современник Константина, Евсевий Кесарийский, дважды говорит о победе его над Максенцием. В более раннем произведении, в «Церковной истории», Евсевий лишь замечает, что Константин, идя на защиту Рима, «призвал в молитве в союзники Бога небесного и Его Слово, Спасителя всех, Иисуса Христа» [107]. Как видно, ни о сне, ни о каких знаках на щитах здесь не говорится. Наконец, тот же Евсевий в другом своем произведении, написанном лет двадцать пять после победы над Максенцием, а именно в «Жизнеописании Константина», дает, со слов самого императора, клятвенно подтвердившего свое сообщение, известный рассказ о том, будто Константин во время похода увидел над солнцем знамение креста с надписью: «сим побеждай» (????? ????). Ужас объял его и войско. В ближайшую ночь явившийся Константину во сне Христос с крестом повелел сделать подобие его и с таким знамением выступить против врагов. Утром император рассказал о чудесном сновидений, призвал мастеров и, описав им вид явленного знамения, приказал приготовить подобное знамя [108], известное под названием labarum [109].

Лабарум представлял собой продолговатый крест, с поперечной реи которого спускался вышитый золотом и украшенный драгоценными камнями кусок шелковой ткани с изображениями Константина и его сыновей; на вершине креста был прикреплен золотой венок, внутри которого была монограмма Христа [110]. Со времени Константина labarum сделался знаменем Византийской империи. Упоминания о явившемся Константину «богознамении» или о виденных на небе войсках, посланных Богом ему на помощь, можно найти и у других писателей. Известия по данному вопросу настолько сбивчивы и противоречивы, что не могут быть в должной мере исторически оценены. Некоторые даже думают, что рассказанное событие имело место не во время похода против Максенция, а еще до выступления Константина из Галлии.

Так называемый Миланский эдикт. Во время Константина Великого христианство получило законное право на существование и дальнейшее развитие. Первый указ в пользу христианства вышел из рук одного из самых свирепых его гонителей, а именно Галерия. Последний в 311 году издал указ, на основании которого христиане, получая прощение за свое прежнее упорство в борьбе с правительственными распоряжениями, имевшими целью вернуть христиан к язычеству, вместе с тем признавались имеющими законное право на существование. Указ Галерия объявлял: «Пусть снова будут христиане, пусть они составляют свои собрания, лишь бы не нарушали порядка! За эту нашу милость они должны молить своего Бога о благоденствии нашем, нашего государства и о своем собственном» [111].

Через два года, после победы над Максенцием, Константин и вступивший с ним в соглашение Лициний сошлись в Милане и, обсудив положение дел в Империи, издали интереснейший документ, который, может быть не совсем правильно, называется Миланским эдиктом. Сам текст документа до нас не дошел. Но он сохранился у христианского писателя Лактанция в форме написанного по-латыни рескрипта Лициния, данного на имя префекта Никомедии. Греческий же перевод латинского оригинала помещен Евсевием в его «Церковной истории».

На основании этого указа христианам и всем другим предоставлялась полная свобода следовать той вере, какой кто пожелает; всякие мероприятия, направленные против христиан, устранялись. «Отныне, – объявляет указ, – всякий, кто хочет соблюдать христианскую веру, пусть соблюдает ее свободно и искренно, без всякого беспокойства и затруднения. Мы заблагорассудили объявить это твоей попечительности (т.е. префекту Никомедии) как можно обстоятельнее, чтобы ты знал, что мы предоставили христианам полное и неограниченное право почитать свою веру. Если это мы разрешили им, то твоей светлости должно быть понятно, что вместе с этим и для других предоставляется открытое и свободное право, ради спокойствия нашего времен, соблюдать свои обычаи и свою веру, чтобы всякий пользовался свободой почитать то, что избрал. Так определено нами с той целью, чтобы не казалось, будто мы хотим унизить чье-либо достоинство или веру» [112].

Этот же указ повелевал возвратить христианам, безвозмездно и беспрекословно, отобранные у них частные здания и церкви.

В 1891 г. немецкий ученый О. Зеек выдвинул теорию, что Миланский эдикт никогда не существовал. Единственный эдикт, который когда-либо появлялся, – утверждал он, – эдикт о веротерпимости Галерия от 311 г. [113] Долгое время большинство историков отказывалось признавать эту точку зрения. В 1913 г. тысячешестисотлетие Миланского эдикта торжественно отмечалось во многих странах и появилось большое количество литературы по этому запросу. На деле, конечно, цитированный выше эдикт, провозглашенный Лицинием в 313 г. в Никомедии, был подтверждением эдикта Галерия, который, совершенно очевидно, соблюдался недостаточно. Документ, подписанный в марте 313 г. в Милане Константином и Лицинием, был не эдиктом, а письмом, адресованным главам провинциальных администраций Малой Азии и Востока в целом с объяснением и указанием, как следует поступать с христианами [114].