Тевтонский орден - Урбан Вильям (книга читать онлайн бесплатно без регистрации TXT) 📗

Вооружение обычного воина было крайне бедным, так что можно считать, что он был практически безоружным. Дубины и камни, которыми были вооружены простые ополченцы, были хороши для засад и при обороне укреплений, но не давали воину достаточной уверенности, чтобы участвовать в ожесточенной схватке с врагом, у которого был и конь, и доспехи, и меч. Такой бой был уделом знатного воина из легкой конницы, который располагал мечом, копьем и был защищен шлемом и кольчугой. Его вооружение было немного легче, чем снаряжение западных рыцарей, и лучше подходило для болотистых, лесистых низин и заросших густым лесом холмов их родных земель. Скорее всего, прусская знать не стала бы пользоваться западным вооружением, даже если им было бы легче его добывать.

Знатные пруссы были во многих отношениях похожи на знатных людей в других краях. Они жили охотой и войной, а также трудами своих рабов. Женщины и дети, захваченные ими в набегах, становились домашними слугами и наложницами, но часто их также продавали на местных рынках рабов. Существуют свидетельства торгового пути на юг через Польшу, и неудивительно, если многих пленников продавали на рынках, расположенных на традиционном пути работорговли, идущем через Русь на Восток и в Византию. Хотя век расцвета этого восточного пути остался в прошлом, да и частые вторжения кочевников прерывали эту деятельность, она была по-прежнему прибыльна. От мужчины, захваченного во время набегов, было мало пользы, был ли он пленником или рабом, если его не продать незамедлительно, потому что он слишком легко мог убежать во время сельскохозяйственных работ на маленьких делянках, расчищенных в лесу. Дети ценились еще меньше, потому что их было слишком дорого растить, пока они смогут работать на полях. Для несложного ухода за посевами и для сбора съедобных ягод и грибов в лесах женщины были более подходящими во всех отношениях.

Знатные люди в Пруссии не работали, при этом их право на собственность базировалось на традициях, которые проводили грань между ними и простолюдинами. Знатные люди в Германии и Польше также не работали, но они и не жили на доходы от труда рабов или на прибыль от продажи пленных, захваченных на войне. Именно традиция захвата рабов и своеобразная концепция чести, которые лежали в основе благополучия социально-религиозной системы пруссов, приводились христианами Польши и Помереллии в качестве главных причин войны с язычниками. Циничный современный наблюдатель может говорить, что гораздо более важным было желание христианских вождей увеличить свои владения. Неважно. В любом случае дело выглядит так, что религия сама по себе не была самой значительной причиной войны между христианами и язычниками в бассейне Вислы. Конечно, потом религиозные вопросы стали важными для обеих сторон. Естественно, однажды спровоцированные на войну пруссы уже не соглашались мирно оставаться дома, к тому же развитие их обычаев вынуждало пруссов продолжать свои набеги на соседей-христиан уже и после того, как прежние обиды были отомщены. Ясно, что именно это агрессивное поведение, вне зависимости от того, чем оно было вызвано – простой жаждой войны или вторжениями поляков, втянуло в войну с пруссами не только поляков и померелльцев, но и немцев из далекой Священной Римской империи.

Говорить о прусской независимости или свободе – значит четко видеть отличия между прусскими воинами XIII века и либералами XIX века, которые прославляли первых за сопротивление иноземным захватчикам. Такая постановка вопроса ошибочна, потому что у христиан не было выбора, кроме как защищать себя, ведь невозможно было существовать рядом с такой варварской системой. Более того, современная концепция национализма не соотносится со средневековой концепцией этнической идентификации. Тем не менее эта проблема все еще иногда обсуждается, часто в контексте проблем империализма и неоимпериализма, причем западные нации почти всегда считаются неправыми [14].

В XIII веке также, должно быть, существовали философы, которые обсуждали те же вопросы, что волнуют нас сегодня. Без сомнения, такие споры велись и между старейшинами и жрецами прусских кланов с христианскими диалектиками, когда миссионеры пытались крестить эти племена. С одной стороны – похвалы традиционным ценностям и свободе выбора, воинской доблести и свободе от налогов, с другой – порицание суеверий, невежества и варварских обычаев. Христианские церковники, которые ценили свободу мысли и духа, делали все возможное, чтобы убедить этих простых, но проницательных земледельцев, что путь цивилизации и спасения предпочтительнее древних воинственных обычаев, но не преуспели в этом. Их попытки сталкивались с многими препятствиями – их собственные предрассудки, то, что они несли идеи, применимые к рабству, то, что структура феодального устройства власти отвращала местную знать, видевшую в миссионерах предшественников иноземных правителей, наконец, они просто-напросто плохо говорили на прусском языке. Но живучесть прусского язычества основывалась не только на неудаче миссионеров, в корне ее лежала процветающая военная культура.

Военные успехи вызвали появление в рядах знати жестоких и честолюбивых людей, которые обогащались от набегов за рабами в христианские земли. Столкнувшись с мирными миссионерами, они не прекратили своих нападений и временами убивали этих храбрых пришельцев. Для того чтобы прусская знать приняла христианство, ее надо было убедить в том, что бог войны не на их стороне. Лишь после этого миссионеры постепенно могли бы претворять в жизнь изменения, которые сломили бы традиции, питающие языческую философию.

Пруссы отнюдь не всегда пользовались полной независимостью. Каждое их поколение было вынуждено защищать свою свободу и образ жизни. Викинги были самыми удачливыми в подчинении Пруссии, а приходили и уходили они так часто, что пруссы начали воспринимать всех чужеземцев врагами. Первые миссионеры, пришедшие в эти земли, Адальберт Пражский (997) и Бруно Кверфуртский (1009), приняли здесь мученическую смерть. Враждебное отношение пруссов к христианам, выразившееся в их набегах, заставило польского короля Болеслава III (1146-1173) возглавить крестовые походы на прусские земли [15]. Архиепископы Гнезно поддерживали культ святого Венцеслава, изображая на вратах своих кафедральных соборов мученическую смерть Венцеслава, принятую им от пруссов.

И когда во время вендского крестового похода жители окрестностей Мекленбурга и в Померании были обращены в христианство, лишь пруссы и племена, жившие к востоку и северо-востоку, сохраняли верность старой религии. Но даже и в этих краях христианству удалось достичь значительных успехов – между 1194 и 1206 годами многие обитатели Кульма были обращены в христианство, одних убеждением, других – подкупом, третьих – грубой силой. Поляки становились все сильнее и подбирались все ближе. Кое-кто из пруссов-язычников уже понимал, что их время уходит.

В 1206 году аббат польского цистерцианского монастыря в Лекно отправился в Пруссию для переговоров об освобождении некоторых пленников, захваченных в недавних набегах. К своему удивлению, он встретил дружелюбный прием, настолько дружелюбный, что поверил, что сможет обратить многих язычников в свою веру, если останется там надолго. Он написал Папе Иннокентию III, прося разрешения вести там миссионерскую деятельность с помощью других цистерцианских монастырей в Польше. Папа ответил следующим посланием: