Цареубийство в 1918 году - Хейфец Михаил (читать книги онлайн без сокращений .txt) 📗
Наоборот, генерал Дитерихс, следователь Соколов, корреспондент Вилтон и иже с ними убеждены были, что следствие проводится для единственной цели: подтвердить фактами заранее ясную им концепцию тайного заговора, погубившего Романовых. В деталях, правда, единомышленники расходились. Дитерихс провидел мысленно германо-еврейский комплот, а Соколов – жидо-масонский.
Чтобы читатель, уловивший пробивающуюся невольно, сквозь внутренние запреты, мою иронию, не заподозрил автора в проеврейской предвзятости, процитирую для объективности других историков, в принципе как раз благожелательно относящихся к лицам, сплотившимся тогда вокруг Дитерихса. Например, Н. Росс так оценивает сочинение Вилтона, бывшего не только корреспондентом, но и помощником Соколова (он ведал фоточастью на следствии):
«Книга содержит уникальные подробности, но ее, к сожалению, очень портят назойливые антинемецкие и антиеврейские рассуждения автора.»
Про книгу самого Соколова сказано более обтекаемо:
«… труд его лишен строгого построения, и не всегда в нем достаточно точно воспроизведены следственные документы (очень важное и верное замечание! – М. X.). Опущены в книге те документы, которые не подтверждают его точку зрения на дело. Увлекшись своей концепцией, Соколов часто уводит читателей в зыбкую область широких и мало обоснованных предположений…» – тут историк цитирует одно из таких предположений следователя, сформулированное им, правда, не в книге, а в частном письме:
«Вопрос о жизни и смерти членов дома Романовых был, конечно, решен задолго (sic!) до смерти тех, кто погиб на территории России.»
А вот что сказано про труд Дитерихса:
«… сильно грешит бесконечными отступлениями от чисто юридической стороны дела.»
(Имеются в виду теоретические размышления генерала о природе и целях германо-еврейской нечистой силы.)
Р. Пайпс уделил данному аспекту подстрочное примечание:
«Когда благодаря усилиям специальной следственной комиссии, сформированной адмиралом Колчаком, стали известны подробности екатеринбургской трагедии, появилось неимоверное количество гнусной антисемитской литературы. Она исходила от некоторых русских публицистов и историков и нашла себе отклик на Западе. Заметная часть авторов сваливала всю вину за гибель семьи на евреев, истолковывая убийство как одно из звеньев «всемирного еврейского заговора». В некоторых записках англичанина Вилтона и в еще большей степени его русского единомышленника генерала Дитерихса юдофобия достигла патологических масштабов… Настолько сильно было желание авторов свалить всю вину на евреев, что они невольно закрывали глаза на тот факт, что евреи, евреи-вероотступники, вместе с латышами, венграми, австрийцами и русскими являлись только исполнителями приговора, вынесенного Владимиром Ильичом Ульяновым-Лениным, русским.»
Здесь нужно возразить, что упомянутые авторы вовсе не закрывали глаза, тем более невольно, а несомненно сознательно дезавуировали участие Ленина в преступлении – в единстве с большевистскими специалистами по дезинформации. Краткость и сдержанность Пайпса я объясняю тем, что в качестве гарвардского профессора он имел постоянный доступ к следственным документам и противоречие юдофобской версии с подлинными материалами дела выглядело в его глазах настолько очевидным, что прямая полемика с клеветниками унижала бы его в собственных глазах как ученого.
Теперь, когда читатель видит, что я не одинок, считая Дитерихса и К° патологическими мифоманами, должно отметить, что в процессе работы у них по сравнению с добросовестными Наметкиным и Сергеевым имелось, так сказать, негативное достоинство, которое позволило инстинктом угадать то, чего, скажем, Сергеев не увидел. Назовем это достоинство лютой, беспредельной или, как сказали бы в ту эпоху, классовой ненавистью к врагу: она способствовала, как ни парадоксально, зоркости их взгляда («ненависть тоже может быть методом гнозиса». – Н. Бердяев).
Ненависть заставляла их не доверять очевидным уликам, искать злокозненные ходы замаскированных, незримых врагов. И, вопреки законам логики, именно они, мистики-сочинители, оказались правы перед реалистами юриспруденции! Там, где Сергеев успешно находил в районе преступления живых, обыкновенных преступников, его «куратор» прозревал интригу подземных германо-еврейских сил, он сменил следователя на своего единомышленника и тому действительно удалось нащупать пружину организованного издали, из Кремля, политического убийства, тайна которого скрывалась в телеграфных лентах, закодированных привыкшими к эмигрантским подвохам и подсечкам конспираторами.
Конечно, большого успеха мифоман-следователь все-таки добиться не мог: его профессиональное зрение было затемнено бельмами юдофобских предрассудков («Требовалось, чтобы следствие обязательно пришло к заключению, что в екатеринбургском убийстве виновны евреи, даже не большевики-евреи, а просто евреи, что виновен еврейский народ». – Б. Бруцкус). Опять смущает, что современный читатель, духовно удаленный от исторических реалий эпохи, решит, мол, старинный еврей-профессор, а вслед за ним современный еврей-автор, шокированные юдофобскими репликами солдафона Дитерихса, преувеличили реальное его влияние на ход и выводы следствия. Неужели выпускник Академии Генштаба, дослужившийся при Керенском до начальника штаба Ставки, выпустивший в свет двухтомную книгу, собственноручно написанную, – неужели такой человек мог сознательно вынуждать следователя к фабрикации дела, буквально судьбоносного в его понимании!? Словно был соперником
А. Вышинского (решусь однако напомнить, что и Вышинский – образованный и талантливый «юрист старой школы»).
Но тот, кто взял на себя труд прочесть книги Дитерихса, Соколова, Вилтона и подумать над ними, знает:
Дитерихс способен совершить то, в чем его обвинил Бруцкус.
В объяснение и даже какое-то оправдание его поведения хочу напомнить, что четвертью века раньше в Париже, столице Европы и цивилизованного человечества, офицеры-кавалеры Легиона чести обвинили не большевистских комиссаров-евреев, а своего коллегу-генштабиста, но тоже еврея, что он иностранный шпион, а когда выяснилось, что это ошибка, что капитан Дрейфус невиновен, господа из французского генштаба состряпали против него поддельные улики, фальшивые документы… В качестве модели это их поведение помогает понять фантастическую, но в принципе точно такую же логику поведения Дитерихса и Соколова. Если бы французские офицеры просто клеветали на неприятного коллегу, они выглядели бы рядовыми интриганами, каких испокон веку было много в любой военной среде – и вовсе не обязательно по отношению к евреям. Но в том заключалась логика «антидрейфусаров», что они-то всем сердцем были убеждены: Дрейфус несомненно шпион и не может им не быть, ибо принадлежит по крови к племени, каждый член которого есть потенциальный предатель. Фабрикация улик против такого человека не выглядела в их глазах бесчестным делом. Бесчестно – опорочить невинного, а разоблачить еврея-преступника с помощью поддельных документов есть, на языке военных, операция и маневр. (Кстати, у Дитерихса Наметкин и Сергеев отделались отстранением от должности, а вот полковник Пикар, раскрывший настоящего шпиона в деле мнимого изменника Дрейфуса, попал за это во французскую тюрьму.)
С другой стороны, Сергеев – не исключаю – и рад был бы по человеческой слабости угодить военным властям в военное время. Да беда, евреи не попадались в сети. Кого ни найдет, ни допросит, все идут русские, православные фамилии. Тут нужно оговорить, что наличие еврейских палачей среди тогдашних чекистов мною вовсе не умаляется, имя же им было легион… Если бы царскую семью убивали где-нибудь на Украине или в Крыму, то, можно полагать, Сергеев без труда справился бы с генеральским заданием, выполнил политустановку куратора и не потревожил свою совесть. Беда следствия в том, что место убийства – Урал – находилось практически в противоположном от «зоны оседлости» углу России, не было там и культурных центров, мест обычной инфильтрации евреев, добившихся права свободного проживания в пределах империи. (80-тысячный Екатеринбург административно считался уездным городом.) В таких условиях Сергеев старался не сбивать неожиданными вопросами свидетелей. Пока что они охотно подтверждали участие в убийстве хотя бы тех редких евреев-фигурантов, что следствию удавалось зацепить: скажем, свидетель Павел Медведев рассказал Сергееву, мол, царя убил комендант, еврей Юровский, и он же добил из кольта наследника. А начни-ка выдаивать из него все, что знает, – вдруг Павел выведет Юровского из-под удара (потому что есть показание другого свидетеля, Филиппа Проскурякова, мол, «Пашка Медведев мне сам рассказывал: он выпустил несколько пуль в царя»). Вдруг сознается и разрушит даже те сомнительные достижения, которые удалось подсобрать…
