Крылья Победы - Руденко Сергей Игнатьевич (читать полную версию книги .txt) 📗
— Вы разочаровали меня, Александр Васильевич. Я же знаю, что переходят на летнее время со 2 июня, сейчас еще май, значит, не перешли. Разница — два часа.
— Сергей Игнатьевич, — ответил Беляков, — по законам науки так, как вы говорите, а как союзники делают, мне неизвестно.
Я позвонил в Москву главному штурману ВВС генералу Стерлигову и задал тот же вопрос. Он мне ничего не ответил, как и Беляков. И тут получилась осечка.
Было уже три часа ночи. Мы ведь по московскому жили, скоро рассвет, а я еще не знал, когда отправлять эскорт. Что же делать? Рисковать опасно. И я решил позвонить Жукову. В три часа ночи докладываю ему, что нам неизвестно, по какому времени живут союзники, а по «науке» решать опасно, будет неприятность, если мы на час раньше или позже пришлем самолеты. Жуков ответил недовольным голосом:
— Так ты что, меня в справочное бюро превращаешь, что ли?
Я объяснил, что уточнить может только он, нужно связаться с Лондоном, а у меня такой возможности нет.
— Хорошо. Жди, — согласился командующий.
Уже четыре часа, а я не сомкнул глаз, да к тому же еще после приступа малярии ослаб. С аэродрома мне докладывают, что там все на ходу, машины подготовлены, летчики ждут команды для перелета на Темпельгоф. Наконец раздался звонок Жукова. Он сказал:
— Союзники считают среднеевропейское время против московского минус два.
Я поблагодарил Георгия Константиновича. Все стало ясно. Дал команду сосредоточиться на Темпельгофе к 10.00. Прибыл на аэродром. Самолеты готовы. Стоят летчики, командиры полка, дивизии, корпуса. Все ждут.
Порядок полета предусмотрели такой: истребители взлетают и идут парами. При подходе к аэродрому союзников Стендаль подают сигнал «покачивание» и становятся в круг. Увидев наши истребители, экипажи союзников должны начать взлет. Им предстоит построиться в колонну. Впереди и по бокам ее будут идти пары истребителей, замыкает четверка «яков».
Посмотрел на небо — белесая дымка, обычная для Берлина, — с одного конца аэродрома до другого ничего не видно. Но лететь надо. Дал команду. Поднялись «Яковлевы» и сразу пропали в небе, только слышен затихающий гул моторов. Тюлькин доложил — боевой порядок построен. Через некоторое время мы получили сообщение: наши «яки» пришли на аэродром Стендаль, увидели там двенадцать самолетов союзников. Первый из них начал взлет. Значит, советские истребители замечены, все идет нормально. Я доволен. Доложил, что взлетел последний. Эскорт занимает свои места, и колонна самолетов идет к Берлину. Обо всем, что происходило в воздухе, в той же последовательности докладывалось Г. К. Жукову.
В это время замечаю, что в южной стороне, откуда должны заходить на посадку, поднялся аэростат наблюдения. Увидят его летчики или не увидят? Ведь дымка! Как же им сообщить? Что делать? Я подозвал находившегося здесь командира корпуса генерала Крупского:
— Иван Васильевич, выручай, садись в машину и поезжай к месту подъема аэростата, посади его немедленно.
Минуты бегут, а аэростат все еще висит. Осталось 5 минут до прибытия группы. «Ну, наверное, будет неприятность!» — подумал я. Хотя и сообщили нашим истребителям, но они ведь позже садятся. А как предупредить союзников? Офицер штаба принимает меры, чтобы связаться с ними, но на старте неизвестно, получилось у него что или нет. И тут, буквально за 2 — 3 минуты до подхода колонны, вижу: аэростат начал снижаться. Значит, Крупский успел. Истребители стали в круг над аэродромом. Самолеты союзников начали посадку. Потом «яки» ушли к себе. Все в порядке!
Прибывших к нам гостей встречали заместитель командующего фронтом генерал армии В. Д. Соколовский, комендант Берлина генерал-полковник Н. Э. Берзарин. На аэродроме возвышалась трибуна, возле нее стоял сводный оркестр.
Как только представители командования союзников вышли из самолетов, их пригласили на трибуну.
Возглавлял представительство главный маршал авиации Артур В. Теддер — заместитель верховного главнокомандующего вооруженными силами союзников В делегацию входил командующий стратегической авиацией генерал Карл А. Спаатс; представитель от Франции генерал Делатр де Тассиньи прибыл позже. Из остальных самолетов высыпали на летное поле корреспонденты. Они стали брать интервью, фотографировать. Оркестр грянул марш. Шум, оживление, смех и улыбки. И вся эта бурлящая толпа двигалась к трибуне.
А в это время из последнего самолета выходят представители вермахта Кейтель, Штумпф и Фридебург. Они были в каком-то темном обмундировании, сами тоже какие-то темные, мрачные. У нас светлое, радостное настроение. А их вид был зловещим контрастом. Вижу, они тоже направляются к трибуне. Но их вернули к самолету:
— Ждите там, вам почести не положены!..
Соколовский тепло приветствовал представителей союзников. Теддер сказал в ответ:
— Я очень рад приветствовать советских маршалов и генералов, а также войска Красной Армии. Особенно рад тому, что приветствую их в Берлине. Союзники на Западе и Востоке в результате сотрудничества выполнили колоссальную работу.
Прозвучали гимны. Четко чеканя шаг, прошел почетный караул. Он не был отобран из специальных команд и не был переброшен сюда из Москвы на самолетах, а составлен из числа солдат, отличившихся в сражении за Берлин, и на груди каждого красовались боевые ордена. Наши представители сказали об этом союзникам.
Теддер и другие гости всматривались в лица солдат, тотчас же переводили взгляд на сверкавшие на солнце награды. Могучей, дисциплинированной, высоко организованной должна быть армия, если в считанные дни можно отобрать среди фронтовиков, едва вышедших из боев, целый батальон для такого почетного караула.
Гостей пригласили в автомобили, и кавалькада машин отправилась к восточной окраине Берлина. Было предусмотрено, чтобы первым ехал комендант Берзарин, затем наши гости (с ними — Соколовский), моя машина должна была идти замыкающей. Буквально перед самым отправлением колонны в путь, когда уже прошел почетный караул, Берзарин сказал, что не хочет ехать в своей машине, и предложил мне:
— Давай я поеду в твоей машине. Сяду на первое сиденье, а ты садись на второе.
