Я — «Дракон». Атакую!.. - Савицкий Евгений Яковлевич (лучшие книги читать онлайн бесплатно без регистрации .TXT) 📗
Глава третья.
Зима в Новороссийске, как правило, теплая, если не задуют норд-осты. Скорость таких ветров нередко доходит до двадцати — двадцати пяти метров в секунду, и, как говорят знающие люди, дуть они могут три дня, могут и шесть дней, могут и двенадцать, но в конце концов обязательно перестанут. Мы, бывшие беспризорники, хорошо знали эту особенность норд-оста: прятаться от него приходилось и в подвалах, и в канализационных туннелях.
В такой вот ветреный день, где-то в конце 1929 года, меня вдруг вызывают в горком комсомола, и я спешу туда, теряясь в догадках — с чего бы вдруг?
В горкоме встретил знакомого матроса со спасательной станции — оказалось, его тоже пригласил первый секретарь.
— Костя, для чего все-таки вызвали? — не терпе лось выяснить мне.
Невозмутимо спокойный, всегда очень выдержанный, Костя только пожал плечами и односложно ответил:
— Какое-нибудь поручение… Ждать пришлось недолго. В кабинете Первухина, первого секретаря горкома комсомола, помню, сидел еще какой-то мужчина — должно быть, ответственный работник горкома партии, решил я. Здесь нас в ожидании тоже долго не томили.
— Есть два вызова в Седьмую сталинградскую школу пилотов, — объявил Первухин. — Мы решили предложить учиться в этой школе вам, Савицкий и Коккинаки. Парни вы крепкие, трудолюбивые, сообразительные. Что еще надо! — Наш секретарь дружески улыбнулся и спросил: — Ну как? Набор в летчики добровольный. Можете отказаться.
Я не успел произнести и слова, как сразу за двоих Костя буквально выкрикнул:
— Согласны! Согласны — чего там!
Вот и все. Не раздумывая долго, я подтвердил решение матроса, и с той минуты вся моя жизнь — без остатка — навсегда была вручена небу, стихии бесстрашных и благородных духом людей.
Торжественно провожали меня на автобазе мои товарищи по работе. Я стоял в кузове грузовика «рено», рядом — начальник нашей автобазы, и откуда-то издалека-издалека до меня доносились его слова:
— …как наиболее достойного… рабочий класс… учиться на летчика… не забывай… не зазнавайся… И уже совсем отчетливо:
— Учись, Женя, так, как и работал. Не получится летчик — возвращайся. Тебе работу найдем.
Тронули меня слова друзей — получилось что-то вроде митинга.
— Большое вам за все спасибо… — только и мог сказать я тогда на прощанье.
В тот же день с Костей Коккинаки в его крохотном домике у Каботажного мола мы обсуждали, как будем ехать в школу пилотов. Все-таки здорово, что едем вдвоем — как-никак, чужой город, новая обстановка, армия… «А вдвоем — все веселей!» — решили мы и первым же утренним поездом выехали из Новороссийска.
…Пока еще паровоз несет нас на всех парах в неизвестное будущее, пока еще мы оба в мечтах о чем-то неизведанном, но неудержимо влекущем, я забегу вперед и расскажу о братьях Коккинаки.
Как и все наше поколение, влекло через жизнь вдохновенной жаждой подвига, служения и отдачи себя Отечеству этих пятерых парней. Старший из братьев, Владимир, первым ушел в небо, и в 1938 году вся страна узнала о героическом беспосадочном перелете по маршруту Москва — Владивосток. За этот перелет его удостоили тогда звания Героя Советского Союза. Несколько позже как летчик-испытатель он будет отмечен этим высоким званием вторично — за мужество и мастерство, проявленные при испытания опытных образцов самолетов. Владимира Константиновича со временем изберут почетным президентом Международной авиационной федерации.
По стопам старшего брата пойдет и Александр — он тоже станет летчиком. В суровом сорок первом Александр погибнет в неравном бою с фашистскими захватчиками. Еще один из братьев — Валентин — будет громить немцев на наших прославленных штурмовиках. Пятый брат Коккинаки — Павел — также посвятит свою жизнь авиации — станет испытателем-бортинженером.
В 1956 году Валентин Коккинаки разобьется прим испытании самолета. А Косте будет суждено летное долголетие. В 1960 году он еще отметит свои 50 лет абсолютным мировым рекордом: на самолете Е-66 конструкции А. И. Микояна пролетит по замкнутому стокилометровому маршруту со скоростью, вдвое превышающей скорость звука! За большие заслуги при испытании новой авиационной техники, проявленные при этом мужество и героизм заслуженному летчику-испытателю СССР Константину Константиновичу Коккинаки будет присвоено звание Героя Советского Союза.
Однако все это еще в будущем… А пока что мы с Костей оставили поезд на перроне сталинградского вокзала; тут же нас встретил представитель летной школы. Собрав еще таких, как мы, человек десять-двенадцать, он построил нас в колонну по два, скомандовал: «Шагом марш!», и мы зашагали через город к своей школе, прямо скажем, неказистой компанией: и одеты-то были кое-как, и в руках несли бог весть что, и шагали-то — кто в лес, а кто по дрова. Но пришли. И вот сейчас, когда за плечами уже более семи десятков лет, я все равно до мельчайших подробностей помню тот первый день в армейской казарме.
— Я — старшина! Чи розумиете вы, шо я старшина?.. Командир роты далэко од вас, а я завжды тута.
Мы стояли в строю по ранжиру, то есть по росту. Я с Костей Коккинаки оказался на правом фланге, и перед нами прохаживался плотный, чуточку полноватый человек в военной форме по фамилии Гацула. Под нахмуренными бровями Гацулы гневом, гордостью и непобедимым упорством сверкали маленькие медвежьи глазки.
— Ото ж я и кажу — два раза нэ повторюю — буду наказуваты: як почнэтэ изучать уставы, то запамьятай-ic права та обязанности старшины роты!..
Это была пламенная речь — краткая и убедительная. Большой авторитет в области ораторского искусства, Альберт Беверидж полагал, что ни одно изречение не может считаться бессмертным, если в нем содержатся такие выражения, как «может быть, я ошибаюсь», «по моему скромному мнению», «насколько я могу судить». Великие ораторы всегда настолько уверены в себе, что заключительная часть их речи звучит как неотразимая истина. Старшина Гацула, судя по всему, разделял мнение авторитета и свою речь закончил тогда достаточно неотразимо: «Ото усэ пока…»