Полвека с небом - Савицкий Евгений Яковлевич (бесплатные онлайн книги читаем полные версии .txt) 📗
Секунды неслись в сумасшедшем темпе. Взгляд мой прикован к экрану прицела — справа от него насечки высоты, слева насечки расстояния до мишени — и к пяти круглым лампочкам, из которых горела пока только средняя, условно обозначавшая нулевую готовность. Но вот вспыхнула лампочка с буквами «ЗГ». ЗГ — означает захват головкой. По насечкам вижу, что расстояние до мишени быстро уменьшается. Но стрелять рано. Хотя головка мишени и захватила цель, но у ракеты может не хватить дальности, чтобы поразить мишень. Напряженно жду, когда загорится еще одна лампочка, с буквами «ПР». ПР — означает пуск ракеты. Расстояние до мишени продолжает уменьшаться. Указательный палец лежит на кнопке открытия огня, но автомат не дает ракете сойти с направляющих — еще рано.
Метка давно в лузе. Жду. Вспыхивает лампочка ПР и одновременно — пуск ракеты. Ни одного лишнего мгновения не потеряно. Ракета несется на цель. Но отворачивать рано. Мишень какое-то время необходимо подсвечивать. Локатор перехватчика излучает в сторону мишени конус радиоволн, отразившись от нее, они возвращаются назад, попадая на головку наведения несущейся на цель ракеты: пучок отраженных волн указывает путь ракете, «подсвечивает» его. Сорвать его — означает лишить ракету ее путеводной нити.
Начинаю плавно отворачивать. Отклонение от курса в пределах пятнадцати градусов пучок отраженных радиоволн не сорвет, ракета остается в подсветке.
Наконец слышу в наушниках шлемофона:
— Порядок, «Дракон»! Цель сбита! Падает.
Это голос генерал-майора Кариха. Я знаю: он сейчас на командном пункте. На моем экране метка пропала. Но знать, сбита цель или же я ушел с курса — мне не надо. Мой экран на такое не рассчитан. На КП же экран наземного локатора показывает не только движущуюся метку моего перехватчика, но и метку пораженной, падающей на землю мишени.
В голосе генерал-майора Кариха явно слышится радость; впрочем, он и не старается ее скрыть. Я тоже ощущаю, как отпустило меня внутреннее напряжение. Все. Можно идти на аэродром. Чувство времени вновь обрело свой привычный ход.
Чувство времени… Те шесть-семь секунд от появления на экране метки до момента поражения цели — временем в обычном смысле этого слова трудно назвать. Оно и стремительно мчится, и одновременно как бы растягивается. Становится удивительно емким. То, что я только что рассказал, — лишь крохотная часть того, что успели вобрать в себя эти сумасшедшие мелькавшие секунды. Многое просто не выразить словами. Но оно было. Было ощущение полного слияния с маневрирующим на огромной скорости самолетом, когда метку надо было загнать в лузу. Была предельная концентрация внимания на приборах; от их показаний зависел исход дела. Была максимальная собранность всех физических и духовных сил, когда вне того, что происходит в кабине истребителя, ничего больше не существует. Было внутреннее напряжение, быстро нараставшее до момента пуска ракеты и столь же быстро отступившее, когда с земли подтвердили, что цель сбита. Все это было. И все это каким-то образом вместилось в те считанные секунды, которые, казалось, слились в одно бесконечно длящееся мгновение… Бесконечное мгновение. Звучит как парадокс. Но парадокс этот и есть реальность жизни летчика-истребителя. Точнее, одна из ее реальностей. Летчик и истребитель. Человек и машина. Противопоставление и одновременно неразрывная, нерасторжимая связь…
Меня часто спрашивали, почему я продолжал летать, когда в этом не было никакой практической необходимости. Больше того, не раз приходилось объясняться по этому поводу с начальством, отстаивать свое право поднимать в воздух боевые машины, летать при любой погоде и в любое время суток. Медицинских противопоказаний у меня не было, здоровьем, как говорится, природа не обделила. В летной книжке после очередной встречи с врачами неизменно появлялась стандартная запись: к полетам годен без ограничений. Поэтому формально запретить летать мне никто не мог. Речь шла о другом. О должности и звании, о неоправданном риске и нецелесообразной растрате сил, о возрасте, наконец.
Мне говорили, что погоны маршала не вяжутся с тесной кабиной сверхзвукового перехватчика, что в круг обязанностей заместителя главкома Войск ПВО страны не входят ночные стрельбы по радиоуправляемым мишеням, что профессия летчика-истребителя — профессия молодых, а я давно уже немолод. Все это было верно. Обо всем этом я знал и сам. Причем знал лучше многих других. Знал и все-таки продолжал летать.
Жизнь человека, в отличие от жизни материи — предмета точных наук, не терпит жестких схем и однозначных формул. Она ими, как правило, тяготится. И что верно для одного, теряет порой всякий смысл для другого. Для некоторых профессия — способ добывания материальных и иных благ. Такие работают для того, чтобы жить так, как им нравится и как хочется. И неплохо иной раз работают; порой даже просто хорошо. Но главное для них быт и личная жизнь; работа для них не цель, а лишь средство. Не хочу никого осуждать. Всякий вправе делать собственный выбор.
Есть такое право и у меня. Я, как и многие другие, сделал иной выбор. Для меня профессия стала жизнью. Я всегда жил, чтобы работать. А следовательно, и летать. Без этого я себя просто не мыслил. Труд не только создал человека, он наполнил его жизнь содержанием и внутренним смыслом. Только делая дело, можно раскрыть себя, выявить все, на что ты способен. А частью моего дела, моей профессии было летать. И я продолжал летать, потому что хотел летать, потому что мог летать, потому что должен был летать. Маршал авиации — воинское звание. Заместитель главкома ПВО — должность. А летчик-истребитель — это профессия. Моя профессия. Та самая, которой я посвятил свою жизнь.
Мне могут возразить, что жизнь многообразна, что помимо профессии существуют иные стимулы и интересы, иные сферы применения духовных и физических сил. Нельзя, дескать, замыкаться в рамках избранного дела, будто вне его ничего нет.
А я и не замыкался. Я всегда жил и стремился жить полнокровно. Семья, широкий круг друзей, общественные связи, книги, спорт, искусство — да разве перечислишь все, что тебе дорого или интересно, разве можно составить реестр самому себе?! Прибавлю, пожалуй, только одно. Никогда я не чуждался никакой работы: могу столярничать и слесарничать, сварить борщ или нажарить котлет, смастерить дельтаплан или связать, если надо, свитер. За свою жизнь я научился многому. Но главным для меня все же остается то, что я научился летать. Мир широк, и жизнь действительно многогранна, но профессия у человека обычно одна. И если он выбрал ее ради нее самой, если отдал ей свою душу и сердце, значит, он выбрал вместе с ней и свою жизнь. Во всяком случае, для меня это именно так. И я рад этому.
