Очерки истории российской внешней разведки. Том 3 - Примаков Евгений Максимович (бесплатные версии книг TXT) 📗
Карл Беренс с удовлетворением воспринял восстановление с ним контакта. Он рассказал Короткову, что работал на военном заводе «АЕГ-Турбине», поддерживал связь с партийной нелегальной ячейкой завода и оказывал товарищам моральную поддержку.
— Ничего другого я не предпринимал, так как посоветоваться было не с кем.
Беренс подробно информировал Короткова о положении фирмы и настроениях рабочих и служащих. Доложив о результатах встречи с ним в Центр, Коротков высказал мнение, что информационные возможности источника в настоящее время сузились. Но, учитывая опыт подпольной работы, длительную связь с нами, честность и наденость, было бы возможным в будущем использовать его в качестве радиста берлинской группы. В Центре согласились с мнением Короткова.
Выполняя указания Москвы, Коротков часто задумывался, что должен испытывать «Корсиканец», у которого под разными предлогами «уводили» лучших друзей. Внешне он оставался непроницаем, и по его лицу ничего нельзя было угадать, но что творилось в его душе? Коротков успокаивал себя тем, что как опытный подпольщик и стойкий антифашист, «Корсиканец» не может не понять и не согласиться с целесообразностью принимаемых мер. Кажется, так и было на самом деле.
— Когда тебя, Александр, познакомить с Адамом Кукхофом? — спросил на встрече «Корсиканец».
Коротков понял, что бодрый тон и понимание даются Арвиду нелегко, но он не драматизирует личные переживания, исходя прежде всего из интересов дела.
— Спасибо, Арвид, за все, что ты сделал во имя общей борьбы против фашизма. Что касается Кукхофа, то встретимся у тебя, если не возражаешь, в ближайший вторник.
«Старик» — Адам Кукхоф — был сыном рейнского фабриканта. Изучал политэкономию, германистику и философию. Он давно тяготел к театру, драме и журналистике. Его книга «Немец из Байенкура» и пьеса «Уленшпигель» стали заметным явлением в немецкой литературе и драматургии. Опыт жизни подсказал ему, что нацизм недолговечен. Он с симпатией наблюдал за развитием событий в СССР, постепенно став его другом. «Старик» много писал для подпольной антифашистской газеты «Инере фронт», составлял антигитлеровские листовки.
В беседе с Коротковым Кукхоф заявил:
— Как немецкий патриот, выступающий за демократическое и миролюбивое немецкое государство в будущем, я согласен, Александр, помогать СССР, чтобы как можно скорее свернуть шею Гитлеру и положить конец его агрессии.
Адам упомянул, что у него немало друзей, которые разделяют аналогичные антифашистские убеждения:
— Это в основном артисты, режиссеры, драматурги и журналисты. Среди них выделяется мой школьный приятель Адольф Гримме. Он занимал видный пост в Веймарской республике, разогнанной фашистами. Он ярый противник «наци» и выступает против их господства. Мне известно, что он принадлежит к нелегальной организации Карла Фридриха Гердлера [47] и адмирала Канариса (шефа абвера), готовящих с помощью военных свержение Гитлера.
Коротков слышал о существовании подобной организации. Сообщение Адама заинтересовало разведчика:
— Что делает эта антифашистская группа, каково ее положение, кто ее союзники? Нет ли у вас, Адам, возможности получить сведения о позиции Гердлера-Канариса?
— Некоторые отношения с Гердлером поддерживает Гримме. Он давно просил у меня книгу «Немец из Байенкура» с автографом. Это будет удобный повод встретиться и возобновить знакомство, заодно и поговорить о деле.
— Хорошо. Адам, буду признателен, если вы и мне подарите вашу знаменитую книгу. Еще один вопрос. Пусть он не покажется вам странным. Я знаю, что ваша антифашистская деятельность отнимает у вас много времени. В то же время вам необходимо содержать семью — жену и ребенка. Могу ли я вам чем-то помочь?
Большими темными глазами «Старик» внимательно посмотрел на Короткова.
— Спасибо, Александр, за готовность поддержать. Но мы с женой — она журналистка — много работаем и не бедствуем. Если средства потребуются на борьбу против фашистов, я не постесняюсь их у вас попросить.
— Что ж, договорились. А мне пора уходить. Ваш адрес и телефон мне известны, свяжемся в самое ближайшее время, Адам. Прощайте, — и Коротков дружески простился с Харнаком и Кукхофом.
Сообщение резидентуры о выходе на А. Гримме и о начале разработки через него Гердлера посчитали в Центре полезным, но заметили при этом, что разведчики слишком торопятся и во всем еще следует глубоко разобраться. Но уже сейчас было ясно, что после того, как «Старик» соберет необходимые сведения о Гримме, можно будет перейти и на прямой контакт с ним.
Разделение группы «Корсиканца» и установление прямой связи с его подысточниками не привело, однако, к тому, что Центру стало легче проверять полученные из Берлина сведения и давать им объективные оценки. Почему-то самые важные и интересные сведения ставились под сомнение, а дезинформация нередко принималась за чистую монету. Вероятно, люди предпочитали слышать то, что им хотелось.
«Возможен неожиданный удар, — предупредил «Старшина» Короткова, а тот — Москву. — Будут ли при этом выдвинуты германской стороной какие-либо требования — неизвестно. Первые удары германской авиацией будут нанесены по узлам Мурманска, Вильно, Белостока, Кишинева, авиазаводам Москвы и ее окрестностей, по портам Балтики, Беломоро-Балтийскому каналу, железнодорожным линиям в направлении границ и мостам». По мнению «Старшины», в случае начала войны следовало бы ответить контрударом по фашистам. Советская авиация могла бы нанести бомбовые удары по румынским нефтепромыслам, железнодорожным узлам Кёнигсберга, Берлина, Штеттина. Ударом через Венгрию надлежало отрезать Германию от Балкан.
Это сообщение переполошило Центр. Руководство внешней разведки не решилось доложить его высшему руководству страны и направило в РУ ГШ НКО СССР. Военные разведчики, испытывая на себе давление атмосферы общей неуверенности, ответили, что поступившие рекомендации похожи на провокацию. Но тут же оговорились, что источник, по-видимому, говорил от чистого сердца.
Подобная оценка была непонятна Короткову. Было очевидно, что Центр по одному ему известным причинам не доверял полностью его немецким друзьям даже в ту минуту, когда на карту были поставлены жизнь и будущее страны.
Вместе с тем, несмотря на сомнения, Центр начиная с марта-апреля принимал меры по созданию в Берлине на случай войны нелегальных резидентур, имеющих прямую радиосвязь с Москвой. Радиосвязь должна была стать тем средством, с помощью которого антифашисты-подпольщики могли бы информировать Москву, а также поддерживать при необходимости контакты с другими группами Сопротивления в различных районах Германии и за ее пределами.
В конце апреля 1941 года Меркулов в разговоре с Фитиным подчеркнул, что обстановка требует срочных мер по переводу наиболее ценной агентуры на прямую связь с Москвой и создания нескольких нелегальных резидентур с собственными рациями, шифрами, материальными ресурсами. В случае обрыва нынешней связи они могли бы самостоятельно продолжать свою деятельность, информируя об этом Центр.
— Особенно важно, — подчеркнул Меркулов, — разработать условия связи с источниками и предусмотреть замену «Корсиканцу», если он вдруг — а этого ни в коем случае не должно произойти — провалится. Для вызова каждого источника должен быть составлен свой особый пароль, а также пароль на случай внезапного отъезда из страны Короткова. Вы все поняли?
— Да, Всеволод Николаевич.
— Исполняйте!
Вернувшись к себе, Фитин вызвал начальника немецкого направления.
— Ну, Павел Матвеевич, надо готовить берлинскую группу к работе в чрезвычайных обстоятельствах. Подготовьте указание в Берлин. Пусть решат, кто сможет выполнять обязанности радиста. Направьте памятку об организации радиосвязи в нелегальных точках. Тем временем, надеюсь, доставят со склада обещанную руководством радиоаппаратуру.
Журавлев взял у Фитина документ с резолюцией руководства.
