Русская армия между Троцким и Сталиным - Млечин Леонид Михайлович (книги онлайн полные версии бесплатно TXT) 📗
Писали о том, что в марте 1923 года Сталин сам позвонил Розанову и попросил его участвовать в лечении Ленина, хотя тому не требовалось хирургическое вмешательство. В этом звонке увидели хитрый ход генсека, который желал держать возле больного Ленина доверенного врача.
В реальности Владимир Николаевич Розанов, старший врач хирургического отделения Солдатенковской больницы, с 1919 года был консультантом Лечебно-санитарного управления Кремля. Розанов ассистировал во время операции, когда Ленину удаляли пулю, которая сидела в нем с 1918 года (после покушения Фанни Каплан).
Нуждался ли Фрунзе в операции? Язвенную болезнь можно лечить и консервативно, не прибегая к оперативному вмешательству.
Константин Фрунзе, его старший брат, врач по профессии, нашел у Михаила Васильевича желудочную болезнь еще в 1906 году. Когда Михаил отбывал срок во Владимирском централе, то жаловался на боли в желудке.
В 1916 году его оперировали по поводу острого аппендицита. 11 октября Фрунзе писал из Минска сестре Людмиле: «Завтра я ложусь в больницу. Делаю операцию аппендицита». После операции Фрунзе ездил в Москву, отдыхал. Но операция была сделана не очень удачно и еще даст о себе знать.
Фрунзе много лет страдал от болей в желудке, у него диагностировали язвенную болезнь двенадцатиперстной кишки. Потом у него начались опасные кишечные кровотечения, которые надолго укладывали его в постель.
В годы Гражданской войны ему иногда приходилось руководить боевыми действиями, не вставая с постели. Лечиться он не любил, когда мучили боли, глотал разведенную в воде пищевую соду. В 1922 году его хотели отправить пить лечебные воды в Карлсбад (Карлови-Вари), что помогает многим язвенникам. Он наотрез отказался.
Тяжесть болезни Фрунзе была очевидной тем, кто его близко знал. 20 апреля 1923 года известный партийный работник Сергей Константинович Минин, работавший в Петрограде секретарем Северо-Западного областного бюро ЦК, обратился к Ворошилову, Сталину и Орджоникидзе, с которыми был в дружеских отношениях:
«Климу. Сталину. Серго.
Меня удивляет, почему вы не обращаете необходимого внимания на болезнь Фрунзе. Правда, ЦК в прошлом году постановил, что Фрунзе должен лечиться, и дал средства. Но этого мало. Нужно проследить выполнение. Недуг у него жестокий (язва желудка) и может оказаться роковым. Врачи рекомендуют четыре месяца серьезного лечения. На будущий год это будет шесть месяцев и т. д. А потом будем, при выбытии из строя Михаила Васильевича, говорить, что вот-де как работал, забывая тяжелую болезнь и тому подобное.
Как вижу, Фрунзе совсем не собирается как следует лечиться: там-де будут маневры и проч.
Необходимо по-товарищески и партийным путем заставить лечиться, как это, кажется, со многими делал т. Ленин».
В 1925 году Михаил Васильевич ко всем прочим неприятностям трижды попадал в автомобильные аварии. Причем в начале сентября он выпал из машины на полном ходу и сильно ушибся. Он взял отпуск и 7 сентября уехал в Крым. В Мухалатке отдыхали Сталин и Ворошилов. Фрунзе хотел ездить на охоту, уверял, что на свежем воздухе все пройдет. Но врачи, боясь за жизнь высокопоставленного пациента, почти насильно уложили его в постель.
29 сентября все трое уехали в Москву. По дороге Михаил Васильевич еще и простудился. В Москве Фрунзе сразу же положили в Кремлевскую больницу.
8 октября под руководством наркома здравоохранения РСФСР Николая Александровича Семашко дюжина врачей осмотрела Фрунзе. Они пришли к выводу, что существует опасность прободения язвы, поэтому больному показана хирургическая операция. Хотя некоторые врачи высказывались за консервативное лечение. В частности, в необходимости операции сомневался Владимир Николаевич Розанов.
Рассказывают, будто Розанова приглашали Сталин и Зиновьев, спрашивали его мнение о состоянии Фрунзе. Розанов предлагал отсрочить операцию, а Сталин будто бы просил не медлить: председатель Реввоенсовета нужен стране и партии. Может быть, не стоит обвинять известного хирурга в сервильности и неспособности отстоять свое мнение.
«В двадцатых числах октября 1925 года, — говорится в воспоминаниях Анастаса Ивановича Микояна (тогда он был секретарем Северо-Кавказского крайкома партии), — я приехал по делам в Москву и, зайдя на квартиру Сталина, узнал от него, что Фрунзе предстоит операция. Сталин был явно обеспокоен, и это чувство передалось мне.
— А может быть, лучше избежать этой операции? — спросил я.
На это Сталин ответил, что он тоже не уверен в необходимости операции, но на ней настаивает сам Фрунзе, а лечащий его виднейший хирург страны Розанов считает операцию «не из опасных».
— Так давай переговорим с Розановым, — предложил я Сталину.
Он согласился. Вскоре появился Розанов, с которым я познакомился годом раньше в Мухалатке.
Сталин спросил его:
— Верно ли, что операция, предстоящая Фрунзе, не опасна?
— Как и всякая операция, — ответил Розанов, — она, конечно, определенную долю опасности представляет. Но обычно у нас такие операции проходят без особых осложнений, хотя вы, вероятно, знаете, что и обыкновенные порезы приводят иной раз к заражению крови. Но это очень редкие случаи.
Все это было сказано Розановым так уверенно, что я несколько успокоился. Однако Сталин все же задал еще один вопрос, показавшийся мне каверзным:
— Ну а если бы вместо Фрунзе был, например, ваш брат, стали бы вы делать ему такую операцию или воздержались бы?
— Воздержался бы, — последовал ответ.
— Почему?
— Видите ли, товарищ Сталин, — ответил Розанов, — язвенная болезнь такова, что, если больной будет выполнять предписанный режим, можно обойтись и без операции. Мой брат, например, строго придерживался бы назначенного ему режима, а ведь Михаила Васильевича, насколько я его знаю, невозможно удержать в рамках такого режима. Он по-прежнему будет много разъезжать по стране, участвовать в военных маневрах и уж наверняка не будет соблюдать предписанной диеты. Поэтому в данном случае я за операцию…»
Потом Анастасу Ивановичу Микояну рассказывали, будто сам Фрунзе в письмах жене возражал против операции, писал, что ему вообще стало гораздо лучше и он не видит необходимости предпринимать что-то радикальное, не понимает, почему врачи твердят об операции.
«Это меня поразило, — пишет Микоян, — так как Сталин сказал мне, что сам Фрунзе настаивает на операции. Мне сказали, что Сталин разыграл с нами спектакль «в своем духе», как он выразился. Розанова он мог и не вовлекать, достаточно было ГПУ «обработать» анестезиолога…»
Мемуарная литература не является самым надежным источником, когда речь идет о конкретных фактах, поскольку воспоминания создаются через много лет после описываемых событий. К тому же мемуары обыкновенно правятся, а иногда дописываются редакторами и составителями.
В реальности Фрунзе не только не сопротивлялся операции, а, напротив, просил о ней. Об этом свидетельствуют письма жене, Софии Алексеевне, которая лечилась в Ялте, от туберкулеза. Фрунзе посылал ее и в Финляндию, и в Крым, но ничто не помогало. София Алексеевна чувствовала себя плохо, не вставала. Врачи рекомендовали ей провести в Ялте всю зиму. Она тревожилась: хватит ли денег?
Фрунзе ответил:
«С деньгами как-нибудь справлюсь. При условии, конечно, что ты не будешь оплачивать из своих средств всех визитов врачей. На это никаких заработков не хватит. В последний раз взял из ЦК денег. Думаю, что зиму проживем. Лишь бы только ты прочно стала на ноги…»
20 октября 1925 года Фрунзе написал жене:
«Я все еще в больнице. В субботу будет новый консилиум. Я сейчас совсем здоров. Боюсь, как бы не отказались от операции».
В следующем консилиуме 24 октября приняли участие уже семнадцать специалистов. Они пришли к прежнему выводу:
«Давность заболевания и наклонность к кровотечению, могущему оказаться жизненно опасным, не дают права рисковать дальнейшим выжидательным лечением».
При этом врачи предупредили Фрунзе, что операция может оказаться трудной и серьезной и не гарантирует стопроцентного излечения. Тем не менее Михаил Васильевич, как рассказывал впоследствии профессор Греков, «пожелал подвергнуться операции, так как считал, что его состояние лишает его возможности продолжать ответственную работу».
