De Secreto / О Секрете - Фурсов Андрей Ильич (читаем книги онлайн txt) 📗
Делая свое заявление, Александр Исаевич был уверен, что европейцы ни советских, ни словацких, ни японских газет не читают.
Подобным же образом изображает он и своё литературное творчество. «Долгие годы в России, — заявил он 10 марта 1976 г. в интервью газете «Франс суар», — я должен был большую часть времени где-то работать — и для денег, и для того, чтобы не возбуждать подозрения властей» [283]. Это же он утверждал и в телеинтервью с Малколмом Магэриджем для Би-Би-Си 16 мая 1983 г.: «В Советском Союзе я никогда не мог… заниматься только литературой, я должен был всё время зарабатывать себе на жизнь чем-нибудь другим» [284].
Можно представить, с каким уважением после этих слов должны были смотреть на него европейцы. Однако, как мы знаем, подобные откровения были далеки от истины. Если взять период с марта 1953 г. до февраля 1974 г., получается 21 год. Об учебной нагрузке Александра Исаевича в ссылке (1953–1956) нам известно только с его собственных слов, учебная нагрузка в Мезиновской школе вообще неизвестна. Что же касается Рязани, то поселившись здесь в 1957 г., А.И. Солженицын взял в школе только 15 часов в неделю — это немногим более 80 % ставки, в следующем году оставил себе 12 часов, 67 % ставки, затем 9 часов — 50 % ставки, а с конца 1-962 г. вообще ушёл из школы и перешёл, как говорится, на «вольные хлеба», пребывая в таком положении на протяжении одиннадцати лет, вплоть до высылки из Советского Союза в 1974 г.
Мог ли все это забыть Александр Исаевич к 1976 г.? Конечно, нет. Значит, лгал и со страниц газеты «Франс суар», и перед телекамерой Би-Би-Си.
А вот ещё одно его «откровение». Выступая 28 февраля 1977 г. перед жителями Кавендиша, он поведал им: «Мне скоро уже 60 лет, но за всю жизнь у меня никогда не было не только своего дома, но даже и определённого постоянного места, где бы я жил… первый свой дом и своё первое постоянное жительство мне удалось избрать лишь у вас, в Кавендише» [285]. Не часто увидишь человека, который почти всю свою жизнь провёл бездомным бродягой. Поэтому слушая эти речи, жители маленького американского городка, наверное, представляли своего знаменитого земляка ночующим под заборами и рыдали. Рыдали и гордились: ведь не опустился, не стал вором или убийцей и сумел сохранить гуманные традиции великой русской литературы.
Можно понять почему «бездомный» лауреат дурачил своих американских соседей. Они ведь не знали ни его биографии, ни России, но зачем перепечатывать эту ложь сейчас у себя на родине?
Не жалел Александр Исаевич красок и для характеристики той страны, из которой был выслан. Обращая внимание Запада на существование в Советском Союзе так называемой паспортной системы и характеризуя её как пережиток крепостного права, А.И. Солженицын так разъяснял это в своём первом крупном зарубежном интервью телекомпании CBS летом 1974 г.: «Паспортный режим. Режим прикрепления к месту. Вы не можете никуда уехать из этого местечка, из этого маленького поселка, или города, или деревни, и вы находись во власти не то, что там центральных властей или советского аппарата, вы находитесь во власти — вот, здешнего начальника. И если вы ему не нравитесь, вы пропали. И уехать никуда нельзя» [286] (8).
Существовавшая до середины 70-х годов паспортная система действительно имела черты крепостничества. С 1932 г. по начало 1970-х гг. паспорта выдавались только горожанам, сельские жители их, как правило, не имели. Между тем существовало требование, по которому на работу в городах брали только при наличии паспорта. Этим самым правительство сдерживало переселение из деревни в город. Однако остановить его оно не могла. Если в 1940 г. в городах проживало 33 % населения, то в 1961 г. — уже 50, а в 1981 г. — 57 [287]. Что же касается переселений из деревни в деревню и, тем более, из города в город, то на них паспортная система не имела никакого влияния и всё сказанное А.И. Солженицыным на этот счёт — чистая и заведомая ложь.
К числу подобных же «открытий», которыми писатель поражал своих западных читателей и зрителей, относится и следующее его утверждение. Полемизируя на страницах журнала «Foreign Affairs» с бывшим меньшевиком Д.Ю. Далиным, Александр Исаевич в статье под названием «Иметь мужество видеть» напомнил ему «о советской провинции, где не хватает картофеля до весны, а других продуктов вообще не знают (и это, мистер Далин, никак не гипербола, вам только трудно это вообразить)» [288].
Вдумаемся в эти слова и попробуем «вообразить» то, к чему призывал А.И. Солженицын «мистера Далина». Из приведённых слов явствует, что к началу 80-х годов советская провинция жила только за счёт картофеля, которого, оказывается, не хватало даже до весны. Это означает, что провинция была обеспечена продуктом питания только восемь месяцев в году. Как же она жила весной и в начале лета? Неужели бедные провинциалы на протяжении четырёх месяцев питались травой и корой деревьев?
Теперь «вообразим» лучшее время в году, когда на столе появлялась долгожданная картошка. Поскольку ничего другого не было, её приходилось есть каждый день. Вероятнее всего, картофель варили, так как в сыром виде мы его почему-то не любим, а для жареного нужны жиры. Между тем других продуктов, по утверждению нашего правдолюба, провинция не знала. Не знала ни соли, ни масла, ни мяса, ни молока, ни яиц, ни овощей, ни фруктов. Не знала даже хлеба. Это покруче, чем в ленинградскую блокаду. И ведь как умели дурачить: никто, кроме А.И. Солженицына, полного отсутствия «других продуктов» в нашей стране не замечал.
Да, в советские времена провинция испытывала острую нехватку многих видов продовольствия. Я сам, родившийся и выросший в деревне, больше тридцати лет стоял в очередях за хлебом, мясом, сахаром и так далее. Но я не только не голодал, но и не видел, чтобы в послевоенные годы кто-нибудь умирал от голода. Зачем же доводить эту проблему до абсурда?
А вот другой перл, с помощью которых лауреат Нобелевской премии создавал себе за рубежом славу отважного правдолюбца: «У нас инвалидов Отечественной войны убирают из общества, чтоб их никто не видел, ссылают на отдалённые северные острова, — инвалидов, тех, кто потерял здоровье в защите родины. Инвалидов преследуют, притесняют» [289].
Я не был сторонником прежней политической системы, но как современник А.И. Солженицына утверждаю: мне неизвестно ни одного случая, чтобы в советском обществе человека преследовали и тем более ссылали «на отдалённые северные острова» только за то, что он инвалид, а вот то, что система социальной помощи инвалидам в те времена хотя и являлась очень несовершенной, но существовала и была во много раз гуманнее и эффективнее, чем сейчас, — это можно доказать без труда.
Есть ли у А.И. Солженицына хоть какие-либо материалы о преследовании советских инвалидов? Нет. Ни одного. Иначе бы он их обязательно привёл. Значит, опять перед нами сознательная ложь.
И уж довеем об анекдотичных фактах поведал писатель в 1976 г. в Испании: «Я смотрю, как у вас работают ксерокопии. Человек может подойти, заплатить 5 песет и получить копию любого документа. У нас это недоступно ни одному гражданину Советского Союза. Человек, который воспользуется ксерокопией не для служебных целей, не для начальства, а для самого себя, получает тюремный срок, как за контрреволюционную деятельность» [290]. Этого Александру Исаевичу показалось недостаточным, и в другом интервью он уточнил: «В Советском Союзе за то, что в Испании стоит 5 песет — цена одной ксерокопии, — дают десять лет тюрьмы или запирают в сумасшедший дом» [291].
