Открывая новые страницы... (Международные вопросы: события и люди) - Попов Н. С. (бесплатная библиотека электронных книг TXT) 📗
Пришел 1937 год с его февральско-мартовским Пленумом ЦК ВКП(б), на котором Сталин обосновал политику массовых репрессий концепцией об обострении классовой борьбы по мере продвижения к социализму и открыл путь массовому террору против партийных кадров. В орбиту террора оказались втянутыми Коминтерн, его аппарат, кадры многих партий, многие политэмигранты, искавшие убежище в СССР от преследований у себя на родине и разделившие ужасную участь жертв сталинско-ежовско-бериевского произвола. Среди них одними из первых в мясорубку репрессий попали польские коммунисты.
Весной — летом 1937 года были арестованы и вскоре погибли основатели и руководители партии, находившиеся в Союзе, многие рядовые члены КПП, а также те, кто давно уже проживал в СССР и имел советское гражданство. Лиц, входивших в руководство партии и живущих за рубежом, вызывали через аппарат Коминтерна в Москву, где их ожидал арест. Летом 1937 года КПП осталась без руководства.
Тщетными были попытки представительства партии при ИККИ изменить ситуацию, восстановить руководство партии, спасти КПП. Последний оставшийся на свободе член Политбюро ЦК КПП, представитель партии при ИККИ Белевский (Я. Пашин) был арестован 11 сентября 1937 года.
Надо сказать, что в трагической ситуации, осложнившейся разгулом демагогии и раздуванием всеобщей подозрительности, среди будущих несчастных жертв репрессий находились и такие, кто пытался доносами на товарищей спасти свою жизнь. Стремясь отвести от себя обвинение в том, что он «враг народа», секретарь представительства КПП при ИККИ Я. Боровский писал 10 июля 1937 года: «Я дал материал на врагов народа, которых я вспоминаю», и перечислял далее 65 фамилий.
Однако поведение абсолютного большинства польских коммунистов в этой обстановке было иным. Они не привыкли уходить от ответственности, прятаться от опасности, считали своим долгом внести ясность, разъяснить абсурдность обвинений, доказать невиновность свою и своих товарищей и выручить их из беды. Так, руководивший деятельностью партии в Польше и четыре месяца добивавшийся вызова в ИККИ А. Липский (Старевич), приехав 21 февраля 1938 года в Москву, написал: «Я приехал, готовый ко всему возможному. Я приехал, как человек и коммунист, который сознает свою ответственность и который имеет мужество ее нести, хотя бы она оказалась самой тяжелой, самой мучительной». Липского ожидала судьба его товарищей, поскольку в это время по сталинской указке уже началось осуществление роспуска КПП.
Оклеветанными, испив горькую чашу физических и духовных мук, уходили из жизни польские коммунисты. Из них уцелели лишь единицы.
В феврале 1956 года было опубликовано Заявление Центральных Комитетов коммунистических и рабочих партий Советского Союза, Польши, Италии, Болгарии и Финляндии. Оно восстановило доброе имя революционно-интернационалистической партии польских коммунистов, осудив роспуск КПП как необоснованный и базировавшийся на ложных обвинениях. Репрессированные коммунисты были реабилитированы.
В польской печати стали появляться воспоминания немногих оставшихся в живых очевидцев и участников тех событий и сохранившиеся архивные документы. Отчасти приоткрылась завеса тайны, окутывавшая обстоятельства роспуска КПП. Однако многое оставалось неизвестным, в том числе и реальные причины, приведшие к принятию руководством Коминтерна решения о роспуске КПП, означавшего нарушение уставных норм Коминтерна. Изучение этого вопроса совместной комиссией ученых СССР и ПНР позволило выяснить, что сохранившееся в архиве Коминтерна постановление Президиума ИККИ о роспуске КПП, датированное 16 августа 1938 года, не обсуждалось на заседании этого руководящего органа Коминтерна, а было принято летучим голосованием и подписано шестью членами Президиума ИККИ из девятнадцати.
Но тут возник новый вопрос. Ведь воспоминания участников событий, да и статья в журнале «Коммунистический Интернационал» свидетельствовали о том, что к роспуску партии приступили еще до принятия постановления! Ответить на него помогла сохранившаяся в ЦПА ИМЛ резолюция Сталина от 2 декабря 1937 года в связи с посланным ему 28 ноября проектом постановления ИККИ о роспуске КПП. В проекте говорилось, что польский фашизм сумел внедрить в КПП свою агентуру, что в руководящих кадрах партии орудовали враги, агенты польского фашизма. Утверждалось, будто та «агентура классового врага» «своими провокационными действиями стремилась помешать сближению народов Польши с народами Советской страны и сорвать в интересах фашистской военщины дело мира, которое беззаветно защищает великая Страна Советов». Далее объявлялось о роспуске КПП. Сталин по поводу этого документа высказался кратко и недвусмысленно:
«С роспуском опоздали года на два. Распустить нужно, но опубликовать в печати, по-моему, не следует». Таким образом, сталинская резолюция содержала как указание о необходимости роспуска КПП, так и запрет его огласки.
Архивные документы ответили таким образом на вопрос, почему реализация постановления о роспуске КПП началась за полгода до того, как опросом (в то время весьма распространенным способом принятия подобного рода решений) оно было утверждено.
Важно также понять, почему руководители Коминтерна, и прежде всего Димитров, пошли на принятие такого решения. Прежде всего надо представить себе атмосферу тридцать седьмого года с его разгулом разоблачений «врагов народа», подозрительностью, распространившейся и на многих зарубежных коммунистов, особенно политэмигрантов.
Димитров, как генеральный секретарь ИККИ, пытался спасти и в ряде случаев спас многих из них, обращаясь к Сталину, Андрееву и Маленкову и даже к тем, кто непосредственно чинил расправу, — к Ежову, а позднее к Берии, хотя не мог не догадываться, что их подручными фабриковались «материалы» и на него, и на других руководителей Коминтерна. А это было действительно так.
Димитров еще в конце 1936 года стремился отвести грозную опасность, надвигавшуюся на КПП, однако это оказалось выше его возможностей.
Димитрову были предъявлены показания ряда деятелей КПП. В ходе допросов они «признавали» себя виноватыми в том, что были агентами пилсудчиковской организации ПОВ (Польской военной организации, созданной по инициативе Пилсудского и существовавшей в 1914–1921 гг.) и проникли в КПП с провокационными целями. Согласно материалам следствия получалось, что деятельность обвиняемых была направлена на подрыв партии и подчинение ее пилсудчикам, что они были агентами самых разных разведок и троцкистами… Так, одного из основателей КПП — X. Валецкого, активного участника борьбы за освобождение Ленина из тюрьмы в местечке Новы-Тарг в августе 1914 года, следователи заставили «признаться» в том, что он «руководил контрреволюционной шпионской работой в Коминтерне». Генерального секретаря ЦК КПП Ю. Ленского — делегата Апрельской конференции и VI съезда РСДРП(б), одного из активных участников Великого Октября, — в том, что он, как и другие «члены ПОВ», примкнул к большевикам «с целью поддержать большевистский переворот, чтобы занять руководящие посты в Советском правительстве», чтобы «использовать КПП для переброски в СССР под видом политэмигрантов агентов польской разведки, а в случае войны Польши с СССР оказать помощь пилсудчикам». И тому подобное…
Димитров, имевший опыт Лейпцигского процесса, собственноручно сделал выписки из представленных ему «признаний» девяти видных деятелей КПП. Эти выписки сохранились. Фальсифицированные «признания», видимо, не оставляли иного выхода, кроме согласия с роспуском. Они, подобно материалам судебных процессов 1936–1938 годов, построенных на признаниях обвиняемых, — свидетельства того, как лживыми показаниями, вырванными насилием, физическими и моральными пытками, Сталин и его приспешники обеспечивали «легальное» прикрытие своих преступлений против советского народа, коммунистической партии, зарубежных коммунистов, политэмигрантов, всех тех, кто, по их мнению, был опасен режиму сталинского самовластия.
