Заветы Ильича. «Сим победиши» - Логинов Владлен Терентьевич (читать книги онлайн без сокращений .TXT) 📗
Соглашение произвело огромное впечатление за границей и создавало благоприятную почву для переговоров с другими фирмами и компаниями. Однако в Политбюро оно встретило сопротивление в лице Каменева, который заявил, что соглашение, якобы, носит кабальный характер и ущемляет интересы отечественного производства 870 871.
Трудно сказать — занял эту позицию Каменев с чьей-либо подачи или, заваленный потоком бумаг, не изучил внимательно соглашение. Выяснять этого Ленин не стал, а 18 октября, проконсультировавшись с заместителями наркома внешней торговли А.М. Лежавой и М.И. Фрумкиным, направил письмо Сталину для членов Политбюро.
«Нахожу, что возражения тов. Каменева, — пишет Владимир Ильич, — целиком основаны на недоразумении, и думаю, что вопрос надо поставить завтра же на решение Политбюро, ибо разногласие между мной и Каменевым требует авторитетного и окончательного решения».
Каменев утверждает, что Вольф, в обмен на право закупки и вывоза сырья, будет сбывать в Россию «неизвестные нам товары» своего консорциума. Но это сплошное недоразумение, указывает Ленин, ибо за нами — право проверки списка предлагаемых товаров и никаких обязательств по закупке ненужных товаров Россия не себя не берет.
Кроме того, в соглашении специально оговорено, что Вольф будет поставлять станки, машины, оборудование для электротреста. Это выгодно ему, ибо германская промышленность остро нуждается в заказах. Это «абсолютно необходимо и нам», так как мы развиваем эти отрасли промышленности у себя и сразу укрепляем их новейшими немецкими технологиями.
Россия «нуждается теперь, — пишет Ленин, — в протекционизме, особенно для всей легкой индустрии, ибо тогда мы сможем восстановить эту индустрию и облегчить тем интересы нашего пролетариата. Ничего общего с каким-либо фритредерством или даже с открытием границ, хотя бы при сохранении таможенных пошлин», это соглашение не имеет.
Что касается вывоза задешево сырья, то и это утверждение Каменева — «совершеннейшее недоразумение… Во-первых, мы получаем 10 % дивиденда, во-вторых, мы получаем 10 % прибыли так же, как и Вольф, и в-третьих, если прибыль превышает 40 %, то мы получаем 75 % остальной части, тогда как консорциум получает только 25 %.
…Такой договор, — заключает Ленин, — бесконечно выгоден для нас уже тем, что мы получаем дележ прибыли, которая, вероятно, способна достигнуть не одной сотни %%, пополам. Интересы нашей возрождающейся промышленности и, следовательно, наших промышленных предприятий охранены при этом полностью»1.
На следующий день, утром 19 октября, состоялось заседание Политбюро ЦК РКП(б), где Ленин выступил с докладом. Для Каменева это был достаточно жесткий урок, хотя Владимир Ильич и смягчил его ссылкой на явное «недоразумение». К чести Каменева, он еще был способен извлекать из уроков правильные выводы. Принятое решение гласило: «Ввиду достижения соглашения вопрос снят». И в этот же день декретом Совнаркома договор с германским консорциумом был утвержден 872 873.
Впрочем, через неделю Ленину вновь пришлось столкнуться с еще одним «недоразумением». В пятницу 27-го позвонил председатель Госплана Кржижановский и сообщил, что при формировании бюджета в смете Наркомвоена обнаружено превышение на 26 триллионов рублей (599 вместо 573). Это явная вина Пятакова, подписывавшего смету, который просто «прозевал» ошибку. Однако 28-го СНК, на котором вместо Ленина председательствовал Каменев, эту смету утвердил.
Владимир Ильич пишет Каменеву: «Вчера я узнал, что Вам не удалось в СНК исправить этой ошибки. Вы предполагаете, по Вашим словам, пока оставить ее. Обдумав дело, я нахожу этот путь архиопасным и ненадежным и принципиально неверным… Иначе мы запутаемся надолго;-я очень извиняюсь за свое предложение (опаздывающее), но иначе поступить не могу»1. Опросом членов Политбюро (при воздержавшемся Троцком) решение СНК об утверждении сметы Военного ведомства было отменено.
Эпизоды эти крайне важны для понимания того, какая нагрузка все более и более ложилась на Владимира Ильича. Когда просматриваешь страницы его биографической хроники с октября 1922 года, видишь то бесчисленное количество документов, которые приходили к Ленину и уходили от него с резолюциями и поручениями. Казалось, вполне естественным был бы лишь их беглый просмотр и переадресовка в соответствующие инстанции. Но быть «свадебным генералом» Ленин не мог и так работать он просто не умел.
Владимир Ильич вникал в суть дела, советовался со специалистами, знакомился с документами и литературой, запрашивал необходимые сведения. И одновременно шли ежедневные встречи и беседы с партийными и советскими работниками, совещания и заседания Политбюро, Совнаркома, СТО с множеством вопросов, к которым необходимо было заранее готовиться. И чем активнее включался он в работу, тем шире становился и круг людей, чей чиновный покой он тревожил.
После вечернего заседания СНК 24 октября, где успели обсудить 15 вопросов, Ленин встретился с врачами. «Мы с Крамером, — записывает Кожевников, — видели В.И. через час после заседания Совнаркома. Вид у В.И. очень хороший, бодрый и неутомленный, хотя В.И. сам говорит, что непосредственно после заседания он себя чувствовал немного утомленным. Голова почти никогда не болит. Паралича ни разу не было. Сон хороший. Настроение значительно лучше… В конце сессии ВЦИК В.И. предполагает выступить с небольшим приветствием — минут в 15 и думает, что это его не разволнует и не расстроит» 874 875.
Возможно, как всегда в беседах с врачами, Владимир Ильич несколько бодрился. Зато куда более откровенным оказался Каменев. Он подробно доложил Крамеру и Кожевникову, что во время заседания СНК Ленин «критиковал один из пунктов законопроекта. А затем, не заметив, что перевернулась страница, вторично стал читать, но уже другой пункт, снова стал его критиковать, не заметив, что содержание этого пункта было совершенно иное».
Разговор этот происходил 29-го на квартире у Каменева в присутствии Сталина и Зиновьева, и «все трое, — как записал Кожевников, — находят, что В.И. легко утомляется и, по-видимому, переутомляется»1.
Судя по всему, кроме них этого пока никто не заметил (как не заметили при встрече 24-го врачи), и дела продолжали идти своим ходом с нарастающим объемом. 26 октября Владимир Ильич получил письмо корреспондента влиятельных английских газет «Обсервер» и «Манчестер Гардиан» М. Фарб-мана с вопросами для интервью, а Чичерин написал, что ответы надо дать не позднее 27-го.
Вопросы касались прежде всего внешней политики и были вызваны поездкой по России мэра Лиона, лидера французских радикал-социалистов Эдуара Эррио, проходившей с 20 сентября по 10 октября 1922 года. Он побывал в Москве, Петрограде, на Путиловском заводе, в Нижнем Новгороде и везде весьма доброжелательно отмечал усилия Советского правительства по восстановлению народного хозяйства и ратовал за «сближение двух великих народов на благо всего мира» 876 877.
Встречали его повсюду очень тепло, и это дало повод английской прессе поднять шум относительно того, что Россия якобы готова заключить союз с Францией против Англии. Об этом и был первый вопрос Фарбмана.
Ленин ответил, что сближение с Францией — «сильнейшей континентальной державой», не означает перемены отношений с Англией, что «дружественные отношения с обеими державами являются вполне возможными и составляют нашу цель». Мало того, он убежден, что дружественные отношения этих держав к России являются гарантией преодоления имеющихся между Англией и Францией разногласий и укрепления мира в Европе 878.
