Горечь войны. Новый взгляд на Первую мировую - Фергюсон Ниал (читать книги онлайн бесплатно без сокращение бесплатно .TXT, .FB2) 📗
Оборотная сторона этого подхода предполагает, что победу Англии обеспечило именно британское превосходство в финансовой сфере. Разумеется, так считал Ллойд Джордж. Будучи в начале войны министром финансов, он столкнулся с чудовищной паникой, когда, как мы видели, акцептные дома едва не рухнули, а расчетные банки попытались заставить Банк Англии полностью отменить конвертируемость в золото (что позволило бы им предоставлять клиентам ликвидность по ставке ниже ставки банка). Решение ввести мораторий и продленные банковские каникулы спасло акцептные дома, однако, несмотря на все призывы расчетных банков, Казначейство и Банк Англии предпочли сохранить сложившуюся после 1844 года ситуацию и всеми силами избегать отказа от конвертируемости. В итоге был достигнут компромисс — конвертируемость сохранилась, но банк снизил ставку еще на один процентный пункт. Еще спустя неделю акцептный рынок с облегчением встретил решение Банка об учете векселей, акцептованных до 4 августа по новой, сниженной ставке. Это был успех, который стал для Ллойд Джорджа гигантским поводом для гордости.
Как и в 1909 году, когда Сити обещал, что принятие народного бюджета приведет к экономическому краху, Ллойд Джордж снова сумел одержать верх над банкирами. Это взрастило в нем невероятное самомнение, очень заметное в той знаменитой речи, которую он через несколько недель произнес в Куинс-Холле: “Есть ли у вас с собой пятифунтовые банкноты? (Смех и аплодисменты.) …Если их поджечь, они сгорят, ведь это просто клочки бумаг… Из чего они сделаны? Из тряпок… Чего они стоят? За ними весь кредит Британской империи! (Громкие аплодисменты.)” {1664} Предполагалось, что весь кредит империи должен гарантировать победу. “Я думаю, — заявил Ллойд Джордж в том же сентябре другой аудитории, — что деньги будут значить намного больше, чем мы можем сейчас представить” {1665}. Даже Кейнс, который потом станет в этом вопросе одним из главных пессимистов, в начале войны испытывал такой же оптимизм. В январе 1915 года он заверял своих друзей Леонарда и Вирджинию Вульф: “Мы обречены победить, причем с блеском, раз уж мы в последний момент приложили к решению этой проблемы весь наш разум, — он имел в виду свой разум, — и все наши богатства” {1666}.
Стоимость убийства
Тут мы сталкиваемся с хорошо знакомой нам проблемой. Если германские финансы были в таком скверном состоянии, почему же державы Антанты так долго не могли выиграть эту войну, даже при поддержке великолепной британской финансовой системы?
Самым поразительным в Первой мировой войне в ее финансовом аспекте было то, что выиграть ее стоило примерно вдвое дороже, чем проиграть. Исследователи неоднократно пытались подсчитать, сколько война стоила воюющим сторонам в долларовом выражении. Так, по одной из версий, совокупные “военные расходы” (то есть превышение государственных расходов над довоенной “нормой”) у союзников — Франции, Великобритании, Британской империи, Италии, России, Соединенных Штатов, Бельгии, Греции, Японии, Португалии, Румынии и Сербии — составляли 147 миллиардов долларов, а у Центральных держав — Германии, Австро-Венгрии, Турции и Болгарии — 61,5 миллиарда долларов {1667}. Согласно другой оценке, речь идет о 140 и 83 миллиардах долларов {1668}. Мои собственные грубые подсчеты, приведенные в таблице 36, показывают, что этот порядок сумм приблизительно соответствует действительности: Великобритания потратила на войну 45 миллиардов долларов, что примерно в полтора раза больше, чем потратила Германия (32 миллиарда долларов) {1669}.
Таблица 36. Государственные расходы в 1914–1918 гг. (млн долл.)
прим. При подсчетах касательно России учтены: за 1914 год — данные за пять последних месяцев, за 1917 год — за восемь месяцев. В случае Италии и США расчеты сделаны исходя из того, что финансовый год заканчивается 30 июня, в остальных случаях — 31 марта. Суммы исчислены исходя из соответствующего среднего обменного курс доллара.
источники: Balderston, War Finance, p. 225; Bankers Trust Company, French Public Finance, pp. 119–123; Apostol, Bernatzky and Michelson, Russian Public Finance, p. 217.
Германия привлекала необходимые ей огромные суммы в основном за счет займов, однако в этом она не отличалась от других воюющих сторон. Как демонстрирует Балдерстон, если прибавить к бюджету рейха бюджеты земель — что необходимо делать при сравнении Германии с нефедеративными странами вроде Великобритании, Франции и России, — расхождения, на которые ссылаются Кнаус и его единомышленники, заметно уменьшаются {1670}. Германия во время войны покрывала налогами только 16–18 % расходов, однако в этом смысле она ненамного уступала Англии (23–26 %). Британская налоговая политика также не была заметно прогрессивнее германской: реальная ставка подоходного налога во время войны росла примерно одинаково для высоких и средних доходов, а налог на сверхприбыль в Британии платили только предприятия (в Германии он взимался и с физических лиц) {1671}. В среднем прямыми налогами покрывались 13,9 % германских расходов военного времени. В Англии этот показатель составлял 18,2 % — разница не такая уж большая {1672}. Более того, на фоне французской, итальянской и российской налоговой политики германская выглядит вполне прилично. В Пруссии, как и в большинстве крупных германских земель, подоходный налог взимался еще до войны, а во Франции закон о нем был принят накануне войны, но до 1916 года он не взимался, да и потом приносил в казну относительно мало {1673}. Французский налог на военную прибыль также был сравнительно легким, и его было нетрудно избежать {1674}. В среднем французы покрывали прямыми налогами всего 3,7 % от совокупных расходов военного времени, то есть уступали по этому показателю даже итальянцам (5,7 %) {1675}. Аналогично иллюзорный характер германского угольного налога 1917 года (большая часть которого фактически выплачивалась из чрезвычайного бюджета рейха) выглядел мелочью по сравнению с хаосом в российских налогах военного времени. Как мы видели, одним из главных источников дохода для царского режима была винная монополия, однако на время войны правительство запретило торговлю спиртным. В результате денег стало меньше, но население меньше пить не начало. Подоходный налог и налог на сверхприбыль, введенные в 1916 году, принесли в общей сложности 186 миллионов рублей: “сумму, которой не хватило бы и на неделю войны” {1676}. Короче говоря, огромный бюджетный дефицит был обычным делом для всех воюющих сторон, что приводило к росту их национального долга (см. табл. 37).
Таблица 37. Дефицит государственного бюджета некоторых стран в виде доли их расходов, 1914–1918 гг. (%)
