Заблуждающийся разум? Многообразие вненаучного знания - Коллектив авторов (читать книги онлайн бесплатно полные версии txt) 📗
В одной из своих ранних статей, носившей название «Устранение метафизики посредством логического анализа языка» [184], Р. Карнап пытался доказать, что предложения философии бессмысленны, поэтому понятие истины к ним неприменимо. Он указывает два источника бессмысленности. Предложение может оказаться бессмысленным вследствие того, что в нем нарушены грамматические, или синтаксические, правила, например, «Береза между завтра» или «Точка на лежать» и т. п. Это даже и не предложения в строгом смысле слова, и мы легко усматриваем их бессмысленность.
Однако предложение грамматически может быть построено правильно, но в нем нарушены семантические правила, и это делает его бессмысленным. Например, предложение «Дом быстро бежит» по грамматической структуре не отличается от предложения «Олень быстро бежит», но с точки зрения семантики первое предложение бессмысленно, ибо предикат «бежать» — согласно нормам языка — нельзя приписывать таким объектам, как дом. Бессмысленность второго рода обнаруживается лишь благодаря логическому анализу, поэтому в повседневной речи так много бессмысленных предложений.
Карнап был убежден, что предложения философии хотя и имеют вид грамматически правильно построенных предложений, однако семантически бессмысленны. Почему? Потому, отвечает он, что осмысленное предложение может быть сведено к предложениям, говорящим о чувственно воспринимаемых вещах и событиях, и мы можем убедиться в его истинности или ложности благодаря чувственному опыту. Можно наблюдать быстрый бег оленя. Но нельзя наблюдать быстрый или медленный бег дома. Предложения философии нельзя свести к предложениям, говорящим о чувственном опыте. Поэтому они бессмысленны.
Эти рассуждения сейчас кажутся наивными, однако в них тем не менее выражена одна мысль, с которой трудно спорить: действительно, философские утверждения нельзя верифицировать, т. е. подтвердить их эмпирически. И если на этом основании вряд ли можно объявлять и, х бессмысленными, как полагал в своей молодой запальчивости Карнап, тем не менее неверифицируемость отличает философские предложения от тех предложений повседневного и научного языка, которым мы даем истинностную оценку.
Это приводит нас к уже упоминавшемуся различию между утверждениями философии и науки: первые — непроверяемы, их нельзя ни подтвердить, ни опровергнуть опытом, фактами, они неразрешимы — в том смысле, что с помощью эмпирических методов нельзя установить их истинность или ложность. Это настолько общеизвестно, что неловко, право, об этом и говорить.
Однако в советской литературе иногда можно встретить рассуждения о том, что философские утверждения и концепции проверяются практикой, которая показывает, что одни философские концепции лучше и плодотворнее других. Если такие рассуждения вообще имеют какой-либо смысл, то его можно выразить приблизительно следующим образом. Руководствуясь теми или иными философскими представлениями, люди, группы людей действуют, и их деятельность служит пробным камнем их философских представлений. Если они добиваются успеха, то их философские представления истинны; если терпят поражение — это свидетельствует о ложности их философских взглядов.
Представленная в таком виде апелляция к практике сразу же обнаруживает свою несостоятельность. Во-первых, ложные идеи и теории часто приводят к плодотворным техническим и практическим приложениям, о чем свидетельствует история медицины, история создания паровой машины, история алхимии и т. д. Поэтому практический успех еще не может служить критерием истинностной оценки. Во-вторых, успех в социальной жизни часто определяется не философскими воззрениями, а социальной организацией, и как часто человек с глубоким пониманием движущих пружин социальной жизни терпит крушение там, где торжествует конформизм, ориентирующийся на внешние и сиюминутные факторы! Ссылка на практику неявно подменяет вопрос об истинности философских систем вопросом об их полезности, следовательно, означает переход от классической к прагматистской концепции истины.
Но если философские утверждения и концепции непроверяемы, то их нельзя признать и описаниями. К. Поппер в одной из своих работ [185] замечает, что если наши утверждения описывают реальность, то они могут быть опровергнуты, ибо всегда существует возможность, что реальность не такова, как мы ее описываем. Если же философские утверждения не могут быть проверены, не могут быть опровергнуты, не могут прийти в столкновение с реальностью, то все это означает, что они и не претендуют на ее описание. Может показаться, что это неверно, ибо в философских системах наряду с нормативными, оценочными и тому подобными утверждениями встречаются и описательные утверждения, например: «Бытие есть ничто» или «Изменение качества осуществляется посредством скачка». Однако если мы более внимательно посмотрим на такого рода утверждения, то убедимся, что это вовсе не описания, а скорее определения, соглашения об употреблении терминов и следствия этих соглашений.
Раскроем, например, одно из типичных философских сочинений — «Этику» Спинозы, обладающую тем достоинством, что автор старается четко и ясно выразить все основания своей системы. Что мы обнаруживаем на ее первых страницах? Определения и аксиомы, выражающие тот смысл, в котором автор употребляет важнейшие термины своей философии — Бог, субстанция, атрибут, модус и т. п. Затем из этих исходных соглашений автор дедуцирует теоремы, которые, по сути дела, представляют собой раскрытие, развертывание первоначальных определений и аксиом. И так Спиноза поступает в каждой из пяти частей своего труда. Он не обращается к фактам, он ничего не проверяет, он только дедуцирует. Вся система, таким образом, представляет собой громадную совокупность конвенций о значении и смысле понятий, об употреблении терминов. И это — существенная черта каждой философской системы.
Можно возразить, конечно, что и естественнонаучные теории часто строятся точно таким же образом, что «Начала» Ньютона опираются на определения понятий механики и три закона динамики, что в основе классической электродинамики лежат уравнения Максвелла, которые также можно рассматривать как соглашения об употреблении фундаментальных терминов этой области, что теория относительности опирается на постулаты Эйнштейна и т. д. Все это верно: по своей структуре философская система может не отличаться от естественнонаучной теории. Однако исходные определения и принципы научной теории подвергаются эмпирической проверке, и в ходе этой проверки выясняется, что они представляют собой не просто лингвистические соглашения, а подлинные описания реального положения дел. Система же философских определений и соглашений не подвергается и не может быть подвергнута такой проверке, она всегда остается в плоскости языка, следовательно, не может рассматриваться как описание реальности.
Именно благодаря тому, что философские утверждения не представляют собой интерсубъективно проверяемых описаний, они и не являются общезначимыми — в том смысле, что каждый, кому понятно их значение, должен соглашаться с ними. «…В результате работы философии, — замечает по этому поводу В. И. Вернадский, — нет общеобязательных достижений — все может быть не только подвергнуто сомнению, но, что важнее всего, это сомнение может войти как равное в организацию философской мысли каждого времени. В отсутствии общеобязательных достижений заключается резкое отличие результатов философского творчества от построения Космоса научной мыслью…» [186]
Если некоторое утверждение непроверяемо и ничего не описывает, то нет никаких оснований, которые заставили бы нас согласиться с этим утверждением. Истину мы вынуждены принимать в силу объективных обстоятельств: мы не можем отвергнуть истину, принять ее заставляет нас внешняя необходимость. Но что заставляет нас принимать философские утверждения? Только субъективные, национальные, классовые и тому подобные предпочтения, а они различны у разных людей. Поэтому разные люди будут принимать разные философские утверждения и системы. «Всякая мыслящая личность Может выбирать любую из философских систем, создавать новую, отвергать все, не нарушая истину» [187].
