Введение в социальную философию - Момджян Карен Хачикович (лучшие книги .TXT) 📗
В третьем случае действия людей могут быть вовсе лишены рациональности (в строгом ее понимании), быть аффективными, "прежде всего эмоциональными, то есть обусловленными аффектами или эмоциональными состояниями индивида".
И наконец, они могут вовсе находиться на границе между осмысленным и "чисто реактивным" поведением, каковым является, по мнению Вебера, действие традиционное, основанное на "длительной привычке".
Как бы то ни было, критерием социальности всех этих действий, их "социологической релевантности" Вебер считал наличие в них субъективно положенного смысла, поддающегося "непосредственному", "объясняющему" или "интерпретирующему" пониманию со стороны самого субъекта или наблюдающего за ним специалиста (см.: Вебер М. Основные социологические понятия // Ук. соч. С. 603). Содержательную оценку этой и иных классификаций человеческого действия читатель обнаружит в следующих разделах нашей книги.
28 По мнению большинства антропологов, "хабилисы по своей морфологической организации, включая структуру головного мозга, сколько-нибудь существенно от австралопитеков не отличаются. Если бы с ними не было найдено орудий, то никто не усомнился бы втом, что они являются животными. Специфические человеческие черты в морфологической организации вообще, в строении мозга в частности, появились только у потомков хабилисов, которых называют питекантропами (от греческого питекос - обезьяна, антропос - человек), архантропами (от греческого - древний, антропос человек) или homoerectus, что означает человек прямоходящий" (Семенов Ю. И. У истоков человечества // Человек и общество. Книга 1. М., 1993. С. 159).
Об отсутствии целенаправленности в орудийных операциях хабилисов свидетельствует, в частности, экзотическое разнообразие форм их каменных оружий. Оно свидетельствует не столько о "полете фантазии", сколько о бесспорном отсутствии первоначального "проекта" их создания, которое осуществлялось "на авось", путем подбора удобных осколков разбитого камня, а не их заранее продуманного изготовления. Лишь на последующем этапе гоминизации "необходимым условием дачьнейшего прогресса каменной техники стало зарождение мышления, воли, а тем самым и языка, превращения деятельности по изготовлению орудий в сознательную и волевую. Это и произошло с переходом от хабилисов к питекантропам. Формы орудий теперь все в большей степени зависят не столько от стечения обстоятельств, сколько от действий производителя Последний накладывает на камень отпечаток своей воли, придает ему нужную форму. В результате каждая форма орудий представлена теперь в наборе большим количеством стандартизованных экземпляров" (Там же. С. 161).
29 Существуют, однако, и противники подобного подхода (к которым относился, в частности, известный историк и антрополог Б.Ф. Поршнев), считающие неправомерными попытки объяснить возникновение сознания "постепенным поумнением" людей в ходе "саморазвития" рефлекторного труда. Подобное утверждение, по их мнению, противоречит представлениям современной генетики о непреодолимости инстинкта "изнутри его самого", необходимости "внешнего толчка", для его преобразования.
Из этой посылки исходит собственная теория Поршнева, считавшего, что сознание явилось результатом развития "имитативных способностей" животных предков, человека, умевших воспроизводить в своем поведении поведенческие реакции других животных, т. е. "представлять собой иное", "смотреться в другое существо", что является необходимым условием абстрактного мышления. Критически важными для появления сознания Поршнев считал не орудийные операции в диапазоне субъект-объектного отношения "труженик - средство труда", а коммуникативные связи в поле субъект-субъектных отношений формирующихся людей (см. Поршнев Б.Ф. О начале человеческой истории. М, 1973).
В том же русле "нетрудовой" теории антропосоциогенеза следуют и другие теории, объясняющие генезис сознания различными внешними влияниями на предков человека - в том числе мутационными изменениями мозга в результате радиационных воздействий на него.
Философский энциклопедический словарь. М., 1983. С. 231.
31 Внутривидовая пластичность поведения, как известно, распространяется не только на "сообразительность" отдельных особей, но и на то, что можно отнести к эмоциональной сфере поведения и даже, условно говоря, к сфере "ценностных предпочтений" животного. Об этом свидетельствуют, в частности, результаты своеобразного "теста на гуманность", которому подвергли крыс в известном эксперименте, когда, получая пищу, животное должно было каждый раз нажимать на рычаг, замыкавший цепь и вызывавший электрошок у другого животного. Известна пропорция, в которой крысы разделились на "эгоистов", "понимавших" связь между этими событиями и все же пожиравших пищу, несмотря на жалобные вопли своих собратьев, и "альтруистов", предпочитавших в такой ситуации отказаться от пищи.
32 Характерно, что даже такой далекий от "чистой" философии, никак не склонный к "схоластическому теоретизированию" автор, как В.И. Ленин прекрасно понимал процессуальную природу науки. "Движение научного познания - вот суть", - утверждал он, делая отсюда вполне "логомахический" вывод: "Категории надо вывести (а не произвольно или механически взять) (не "рассказывая", не "уверяя", а доказывая), исходя из простейших основных" {Ленин В.И. Полное собрание сочинений. Т. 29. С. 79, 86).
33 См. подробнее: Момджян К.Х. Категории исторического материализма: системность, развитие. М., 1986. В этой монографии мы попытались рассмотреть предметное поле социальной философии методом восхождения от абстрактного к конкретному, представив его в качестве саморазвивающейся системы проблем, присущих в идеале любой рефлективной философской доктрине общества.
Мы стремились защитить метод восхождения от несправедливых упреков со стороны ученых, рассматривающих его как "слишком простой" способ решения проблем концептуальной систематизации науки, считающих, что для такого решения совершенно недостаточно найти "исходную категорию", "клеточку", указать на ряд философских принципов и основоположений, которым необходимо подчиняться при ее развертывании в систему, и таким, в общем, несложным способом подключиться к разработке фундаментальной теоретической проблемы" (Келле В.Ж., Ковальзон М.Я. Важнейшие аспекты методологии социально-философского исследования // Вопросы философии. 1980. № 7. С. 117).
При таком подходе восхождение от абстрактного к конкретному нередко рассматривается как попытка "нанизать" все понятия социальной философии на одну нить, "выстроить их в одну шеренгу", представить как однопроектные определения, выводимые непосредственно одно из другого. Отсюда делается вывод, что метод восхождения представляет собой в лучшем случае один из частных, подчиненных приемов систематизации и рефлексивного изложения науки, "абсолютизация" которого "упрощает" природу социальной философии как многоаспектной и многоуровневой теории с отнюдь не "ниточной" логикой саморазвертывания понятийного содержания.
В действительности, однако, речь должна идти не о "простоте" метода восхождения, а о его заведомом упрощении исследователями, не принимающими во внимание реальное богатство составляющих его процедур, которые мы стремились охарактеризовать в названной монографии.
34 Нельзя не видеть, что реальное развитие науки, подчиняясь в целом законам восхождения от абстрактного к конкретному, от первоначальных "тощих" абстракций ко все более полному концептуальному отображению объекта, может отклоняться от "чистой" логики восхождения, характеризоваться логическими отступлениями или, напротив, внезапными скачками вперед, основанными на научной интуиции. Реальная наука - в отличие от грамотного ее преподавания развивается по "спирали", постоянно возвращаясь к одним и тем же тезисам, которые, сохраняя свое объективное место в системе категориальных связей, в то же время меняют форму концептуального существования, превращаясь из гипотез в доказанные постулаты и пр.
