Труды. Джордано Бруно - Бруно Джордано (читаем книги .TXT) 📗
[49]
Напор Амура крепко отражая,
Хоть вел он натиск всюду, много раз,
Держал я сердце твердым, как алмаз,
Своей сноровкой вражью побеждая.
Увы! Решила воля неземная
Впустить врага в святых лучах в свой час:
Сквозь свет моих незащищенных глаз
Он в сердце мне легко проник, сияя,
Из гневных рук врага тогда стрела
Своим двойным зубцом в меня попала,
Хоть сбить меня шесть люстров не могла;
Наметив цель, она впилась, как жало,
В тайник души и плотно залегла,
Пробив трофей свой там, где надлежало.
С тех пор не затихало
Жужжанье стрел, что полный шлет колчан:
Мой нежный враг все множит боли ран.
Единым мгновением было начало и завершение победы; единственными видами близнецов были те, которые только одни из всех нашли легкий вход, так как они заключали в себе действительность и силу всех прочих, потому что эта форма любви лучше и прревосходнее могла представить себя, чем форма красоты, блага и истины, являясь источником всякой иной истины, блага, красоты. Нацелившись на то место, Амур взял во владение чувство, заметил его, запечатлел его особенность в себе и впился, как жало, утвердился там, устроился, узаконил себя настолько, что уже не может утерять это; вот почему невозможно, чтобы кто-либо мог отвернуться и полюбить нечто иное, поскольку он понял концепцию божественной красоты; равно невозможно, чтобы он мог продолжать не любить ее, как невозможно, чтобы он желал чего-либо иного, а не блага и не вида блага. Поэтому-то он должен совершенно согласиться со стремлением к высшему благу. Так ограничены страдания, которые должны быть преходящими, соответствуя весу материи внизу, потому-то никогда не прекращают ранить, будя страсть и понукая мысль, эти сладкие гневы, в которых проявляют себя атаки врага, так долго пребывавшего вовне чужим и посторонним. Теперь он единственный и полный владелец, располагающий душой Энтузиастта, так как она не хочет и не желает хотеть ничего иного и ей не любо и не желанно, чтобы нравилось что-либо иное; вот отчего часто говорится:
Сладкие гневы, сладкая битва, сладкие стрелы,
Сладкие раны мои, сладкие горести.
Чезарино. Думается, что здесь уже не осталось ничего больше, что надо было бы рассматривать. Взгляни теперь на этот колчан и лук Амура со стрелами вокруг и на бант с надписью: Вдруг, тайно.
Марикондо. Я хорошо помню, что видел на этот сюжет стихи. Прочтем их сначала:
[50]
Орел, стремясь за пищей вожделенно,
Расправив крылья, к небесам летит,
А у зверей уже настороженный вид,
Как только взмоет в третий раз надменный.
И если лев, внушая страх священный,
Из недр пещеры грозно зарычит, -
Беду предвидя, каждый зверь бежит
В свою нору, голодный, но смиренный.
Когда перед китом средь волн плывет
Безмолвная добыча, рыбья стая,
Он ввысь вздымает буйный водомет.
Орел, иль кит, иль лев, подстерегая,
Врасплох свою добычу не возьмет,
И лишь Любовь всех ловит, настигая.
Так я ее приход
Хочу поторопить хоть на мгновенье:
Любви злочастной длительно томленье!
Есть три области жизни, состоящие из многих элементов: земля, вода, воздух. В них водятся три вида животных: звери, рыбы и птицы. В среде этих трех видов существуют властители, поставленные для этого и определенные природой: в воздухе -орлы, на земле -львы, в воде - киты, и каждый из этих видов, с одной стороны, обнаруживает большую силу и власть, чем другие, а с другой -открыто выражает черту величия души или подобие этого величия. Так, замечено, что лев, прежде чем выйти на охоту, испускает грозное рычание, которое заставляет насторожиться весь лес, как говорит поэтическое выражение об эриннийской охотнице:
Злобная с вышки, меж тем для зла видя время, богиня
Всходит на кровлю крутую конюшни, из самой верхушки
Сбора пастушеский знак подает и согнутым рогом
Тартарский глас испускает, от коего целая тотчас
Роща вострепетала и взвыли глубокие пущи.
Об орле же известно, что, желая предупредить о своей охоте, он сначала поднимается из гнезда перпендикулярно вверх и обычно только в третий раз бросается сверху вниз с большим порывом и быстротой, чем если бы летел горизонтально; при этом, прежде чем наступит то мгновение, когда он отыщет преимущество в быстроте полета, он пользуется еще и выгодами осмотра издали той добычи, на которую уже было потерял надежду или же решился напасть после трех прицелов.
Чезарино. Можно ли выставить предположение, почему, если даже его глазам видна добыча сразу, он не бросается на нее сверху тотчас же?
Марикондо. Не обязательно! Но возможно, что он пристально присматривается, не представится ли ему лучшая или более пдходящая добыча. Кроме того, не думаю, что так происходит всегда; это бывает лишь обычно. Однако вернемся к нашей теме. Что касается кита, вопрос ясен: будучи огромным животным, он не может плыть, не выдавая своего присутствия, ибо он оставляет за собой волны; кроме того, существует множество видов рыб, которые своими движениями и дыханием поднимают бурные взлеты водяных брызг. Итак, все три вида главных животных дают возможность более низким животным заблаговременно бежать. Значит, главные животные не ведут себя, как хитрецы и предатели. Амур же, еще более сильный и крупный, обладающий высшим господством на небе, на земле и на море и который, подобно вышеназванным животным, должен был бы показать тем больше великодушия, чем больше у него есть силы, тем не менее нападает и ранит нежданно и внезапно.
Страсть проникает внутрь, в глубину суставов,
Все опустошит тайный пламень жилы,
Раны мальчик вширь не наносит вовсе,
Но она мозги пожирает тайно,
Пламенем сердца дев, им не знакомым,
Пожирает вдруг…
Как видите, трагический поэт называет Амура огнем тайным, неведомым пламенем; Соломон зовет его крадущимися волнами; Самуил говорит о нем: веяние тихого ветра. Все трое указывают, с какой сладостью, мягкостью и лукавством на море, на земле и на небе он выходит, чтобы тиранствовать во вселенной.
Чезарино. Нет сильнее владычества, нет худшей тирании, нет лучшего господства, нет более необходимой власти, нет вещи слаще и нежней, не найти более жестокой и горькой пищи, не увидеть более жестокого божества, нет более приятного бога, нет более предательского и лицемерного деятеля, нет более царственного и верного творца, чем Амур, и, чтобы договорить до конца, мне кажется, что он есть все и делает все, что о нем можно сказать все и все можно считать ему свойственным.
Марикондо. Вы говорите очень хорошо! В самом деле, Амур как существо действующее преимущественно при помощи зрения, которое является наиболее духовным из всех чувств, потому что оно вдруг поднимается до охвата пределов мира и, не теряя времени, переносит на все горизонты видимости, приходит и внедряется быстро, скрытно, внезапно и вдруг. Надо принять также во внимание высказывания древних, что Амур предшествует всем прочим богам; поэтому нет необходимости выдумывать, что Стурн указывает ему путь, лишь следуя за ним. Затем не к чему искать, появляется ли Амур и дает ли себя увидеть вовне, если его жилищем является сама душа, его ложем - само сердце, а сам он находится в составе нашей субстанции, в самом толчке наших сил. Наконец все, естественно, жаждет прекрасного и хорошего, и поэтому нет нужды рассуждать и спориь, почему страсть познает себя и утверждает и вдруг, в один миг, желание соединяется с желанным, как зрение со зримым.
Чезарино. Теперь взглянем, что должна выражать эта горящая стрела, вокруг которой имеется изречение: В каком месте нанесет новую рану? Объясните, какого места ищет стрела, чтобы ранить?
Марикондо. Нужно лишь прочитать стихотворение, в котором сказано следующее:
[51]
Апулия иль Ливия средь лета
Ветрам такие всходы отдает,
Такой лучистый зной на землю льет
Вокруг себя великая планета.
В каком средь мук душа живая эта
