Комментарии к Обществу спектакля - Дебор Ги Эрнест (лучшие книги .TXT) 📗
XIII
Спектакль ни от кого не утаивает того факта, что чудесный порядок, установленный им, со всех сторон окружают смертельные опасности. Загрязнение океана и уничтожение экваториальных лесов угрожают содержанию кислорода в атмосфере, промышленный рост приводит к возникновению озоновых дыр, радиационные отходы продолжают накапливаться в почве. Для спектакля всё это не имеет особого значения. Он лишь туманно разглагольствует о датах и размерах предстоящего бедствия. И если раньше, до возникновения спектакля, общественность подняла бы по этому поводу невиданный шум и, в конце концов, нашла бы пути решения всех этих проблем, то здесь спектакль попросту сумел всех успокоить.
Демократия спектакля действует куда хитрее и осторожнее, нежели жестокий и прямолинейный тоталитарный диктат. Она может сохранить старое наименование за тем, что было тайком подменено и профанировано в самой своей сути (как пример, современное пиво, говядина или философы). И при этом она с лёгкостью может переименовать то, что прежде использовала тайно. В Англии, например, Уиндскейльский завод по переработке ядерных отходов, после ужасающего пожара в 1957 году, был переименован в Селлафилдский для того, чтобы отвести подозрения и не тратиться на преодоление последствий этого пожара, так как после него во всей округе резко возросла смертность от рака и лейкемии. Спустя тридцать лет, по всем канонам «демократии», общественность счастливо узнала о том, что Британское правительство намеренно засекретило доклад о произошедшей катастрофе, считая, причём небезосновательно, что он поколеблет уверенность общества в безопасности ядерной энергетики.
Практическое применение ядерного распада, как в военных, так и в гражданских целях, требует куда большей степени секретности, нежели другие области промышленности, хотя и они, как мы знаем, достаточно засекречены. Производить жизнь — сиречь лгать — особенно удаётся тем «мудрецам», которых специально отбирают хозяева спектакля. Кроме того, как выяснилось, спектаклю очень выгодно вмешиваться даже в такую, казалось бы, незыблемую область, как систему измерений: сообразуясь с различными критериями, спектакль подправляет старые и создаёт новые эталоны и меры для того, чтобы впоследствии жонглировать ими по своему усмотрению, запутывая зрителя пересчётами с одной единицы на другую. Если уж мы заговорили о радиации, то вот, посмотрите: измеряя её уровень, каждый может выбрать себе единицу измерения по вкусу: кюри, беккерели, рентгены, рады или же сантигрэи, рэмы, не забывая и о скромных миллирадах и сивертах, которые составляют порядка ста рэмов. Не правда ли, напоминает старую британскую денежную систему, которая не раз играла злую шутку с иностранцами ещё в те далёкие дни, когда Селлафилд назывался Уиндскейлом? [4]
Каждый может представить себе, какой бы точности и скрупулезности достигла бы в XIX веке военная наука, если бы теоретики стратегии, чтобы не выдавать слишком много секретной информации нейтральным комментаторам или вражеским историкам, неизменно описывали бы военные кампании следующим образом:
"Начальная фаза боевых действий состояла из серии боёв, в ходе которых, с нашей стороны, сильный наступательный отряд под командованием четырёх генералов встретил неприятельские силы в размере 13,000 штыков. В дальнейшем разразилось яростное сражение на определённом участке. Наша наступающая армия насчитывала 260 пушек и 18,000 сабель тяжёлой кавалерии, в то время как ряды противника насчитывали не менее 3,600 пехотных лейтенантов, 40 капитанов гусар и 24 капитана кирасир. Последовавшая серия наступлений и отступлений с обеих сторон показала, что сражение зашло в тупик и победителя определить невозможно. Наши потери были меньше, чем обычно бывают при таком длительном и кровопролитном сражении, при этом они были ощутимо больше потерь, которые понесла армия Александра Македонского при Марафоне, однако гораздо меньше тех, что понесли Пруссаки под Йеной".
В подобном примере специалист может в принципе определить, сколько же войск всё-таки участвовало в сражении. Зато, как и требовалось, ход военных действий остался тайной.
В июне 1987 года Пьер Баше, заместитель директора по техническому оснащению государственного предприятия Electricite de France, рассказал о новейшей доктрине по безопасности атомных электростанций. По его мнению, установка специальных клапанов и фильтров поможет легко избежать крупных катастроф, таких как растрескивание или взрыв реактора, которые в любом случае затронут весь «регион». Такие катастрофы, якобы, происходят по причине чрезмерного сдерживания реакции. Когда возникает опасность того, что электростанция может взорваться, он предлагает плавно уменьшать давление в реакторе, покрывая при этом радиоактивными осадками лишь ограниченную область диаметром несколько километров, напрочь забывая о том, что эта область может быть самым рискованным образом расширена в любую сторону по одной лишь воле ветра. Он снимает завесу тайны над «благоразумными» экспериментами, которые проводились в течение двух последних лет в Кадараше и Дроме, и которые "дали понять, что выбросы заражённого газа при этом бесконечно малы, — в самом худшем случае они несут с собой один процент от радиоактивности самого реактора". Однако правда ли, что этот один процент "в среднем" не так уж страшен? Надо сказать, раньше мы старались сделать так, чтобы риска вообще не было, за исключением совсем уж невероятных ситуаций. Однако опыт последних лет вынудил изменить данное суждение: так как чрезвычайные ситуации могут произойти всегда, следует избегать лишь порога, когда они перерастают в настоящие катастрофы, а сделать это, как выясняется, довольно просто. Достаточно заражать территорию потихонечку, помаленечку, "в среднем". И вправду, кто не согласится с тем, что ограничивать себя традиционными ста граммами водки в день и выдерживать такой режим в течение нескольких лет полезнее для здоровья, нежели напиваться до потери пульса, как это делают поляки?
Нам вдвойне не повезло, что мы столкнулись со всеми этими тревожными проблемами в то время, когда уже физически невозможно услышать хотя бы единственное возражение к диктату спектакля, а также когда сама власть начала верить, что думать ей не нужно. В самом деле — она уже не в состоянии думать, ведь спектакль ограждает её от какой-либо ответственности за свои несогласованные и бредовые решения и суждения. Вы же все такие убеждённые демократы — так почему вы не хотите выбрать себе более осмотрительных и трезвомыслящих хозяев?
На международной конференции экспертов, которая проходила в Женеве в 1986 году, рассматривался один очень простой, но важный вопрос: о всемирном запрете на производство фреона. Этот газ в последнее время начал быстро разрушать и без того тонкий озоновый слой атмосферы, который защищает нашу планету от пагубного воздействия солнечных ультрафиолетовых лучей. Даниэль Вериль, представлявший одну дочернюю компанию Elf-Aquitaine и в этом качестве присутствовавший как член французской делегации, твёрдо встал на защиту фреона и сделал одно рациональное замечание: "потребуется целых три года, чтобы разработать заменитель для фреона, и стоить он будет в четыре раза дороже". Но мы знаем, что хрупкий озоновый слой никому не принадлежит, хотя бы из своей недосягаемости, а потому он не может иметь рыночной стоимости. Этот индустриальный стратег продемонстрировал оппонентам своё нескрываемо наплевательское отношение к экономике, сказав буквально следующее: "Очень опасно основывать индустриальную стратегию на императивах окружающей среды".
Тот, кто давным-давно начал критику политэкономии с того, что обозначил её как "окончательное отрицание гуманизма" не ошибся. Мы ещё увидим, как она, в конце концов, нас всех сожрёт.
