Метаморфозы власти - Тоффлер Элвин (бесплатная регистрация книга .TXT) 📗
В остальные дни недели едва ли не каждая выходящая в эфир передача новостей в Америке содержит медицинскую информацию или сюжет. Видеоверсия материалов «Журнала американской медицинской ассоциации» транслируется сейчас 300 станциями вечером по четвергам. Пресса рассказывает о случаях преступной небрежности врачей при лечении больных. Недорогие книги в мягких обложках рассказывают рядовым читателям, от каких медикаментов какого эффекта ожидать, какие лекарства нельзя смешивать, как повысить или понизить уровень холестерина с помошью диеты. Кроме того, крупные достижения в области медицины, даже впервые опубликованные в специализированных журналах, передаются в вечерних теленовостях едва ли не раньше, чем доктор медицины, сделавший открытие, вытащит журнал из своего почтового ящика.
Короче говоря, монополия на знания в области медицинских профессий полностью разрушена. И врач уже больше не бог.
Низведение врачей с трона — лишь один небольшой пример общего процесса, меняющего все отношение знания к власти в странах с высокими технологиями.
Во многих других сферах знания так же ускользают из-под контроля узкого круга специалистов. Внутри крупных корпораций служащие приобретают доступ к знаниям, некогда монополизированным руководящей администрацией. И поскольку знания перераспределяются, то же самое происходит и с властью, на них основанной.
ПОДВЕРГШИЕСЯ БОМБАРДИРОВКЕ БУДУЩИМ
Однако знания обусловливают огромные изменения власти в значительно более широком смысле. Сегодня важнейшим в развитии экономики стало возвышение новой системы создания материальных ценностей, основанной уже не на мускульной силе, но на силе интеллекта. Труд в экономически развитых странах уже не состоит из работы над «вещами», пишет Марк Постер, историк из Калифорнийского университета, но из «мужчин и женщин, влияющих на других мужчин и женщин, или... людей, влияющих на информацию, и информации, оказывающей влияние на людей» [10].
Замена грубого физического труда знанием и информацией, в сущности, и лежит за проблемами General Motors и возвышением Японии. В то время как GM все еще считала Землю плоской, Япония исследовала ее границы и совершила открытие.
Уже в 1970 г., когда лидеры американского бизнеса полагали, что их мир «фабричных труб» находится в безопасности, ведущие японские бизнесмены и даже широкая общественность подвергались бомбардировке книгами, газетными статьями и телепрограммами, возвещавшими пришествие «информационной эпохи» и фокусировавшими внимание на XXI в. Пока в Соединенных Штатах, пожимая плечами, гнали от себя концепцию конца индустриализма, она была встречена в Японии с распростертыми объятиями теми, кто принимал решения в бизнесе, политике и средствах массовой информации. Они пришли к заключению, что знания — это ключ к экономическому росту в XXI в.
Поэтому-то и неудивительно, что хотя Соединенные Штаты раньше начали компьютеризацию, Япония быстрее двигалась по пути замещения основанных на грубом мускульном труде технологий Второй волны технологиями Третьей волны, базирующимися на знаниях.
Широкое распространение получили роботы. Утонченные методы производства, зависящие от компьютеров и информации, привели к созданию продукции, с качеством которой было нелегко состязаться на мировых рынках. Более того, признавая, что ее старые, индустриальные технологии, в конечном счете, обречены, Япония предприняла шаги, способствовавшие переходу к новым, и оградила себя от неурядиц, которые влечет за собой такая стратегия. Контраст с General Motors — и американской политикой в целом — разительный.
Если мы пристальнее посмотрим и на многие другие смещения во власти, то станет очевидно, что изменившаяся роль знаний — возвышение новой системы создания материальных ценностей — в этих случаях также либо становилась причиной, либо способствовала важным переменам во власти.
Распространение этой новой экономики знаний является, по сути, новой взрывной силой, которая швырнула развитые экономики в глобальное ожесточенное соревнование. Экономика знаний наглядно показала социалистическим странам их безнадежное отставание, заставила многие «развивающиеся» страны выбросить за ненадобностью их традиционные экономические стратегии и в данный момент основательно сдвигает и рушит взаимоотношения власти как в личной, так и в общественной сфере.
В пророческом замечании Уинстон Черчилль как-то сказал, что «империи будущего — это империи интеллекта». Сегодня это стало правдой. Что еще не оценено, так это степень, до которой изначальная власть, как на уровне частной жизни, так и на уровне империй, изменится спустя десятилетия в результате новой роли «умственных способностей».
ПОПЫТКИ И В НИЩЕТЕ СОХРАНИТЬ АРИСТОКРАТИЧЕСКИЕ ПРИВЫЧКИ
Новая революционная система создания материальных ценностей не может распространиться, не вызвав личных, политических и международных конфликтов. Измените способ создания благосостояния, и вы немедленно столкнетесь со всеми, кто отстаивает свои интересы, чье господство рождено предыдущей системой. Возникают ожесточенные столкновения, поскольку каждая сторона борется за контроль над будущим.
Это и есть тот самый расширяющийся сегодня по миру конфликт, который может объяснить происходящее в данный момент потрясение власти. Следовательно, чтобы предвосхитить то, что нас ждет впереди, полезно бросить беглый взгляд назад, на последний глобальный конфликт такого рода.
300 лет назад индустриальная революция также дала начало существованию новой системы создания материальных ценностей. Фабричные трубы вознеслись в небеса там, где когда-то возделывались поля. Строились заводы. Эти «мрачные сатанинские фабрики» принесли с собой новый образ жизни и новую систему власти.
Крестьяне, освобожденные от почти рабской зависимости от земли, превратились в городских рабочих, подчиненных частным или государственным работодателям. С этим изменением пришли изменения во властных отношениях в домашней жизни. Алжирские семьи — несколько поколений под одной крышей — все управлялись убеленным сединами патриархом. Они уступили место открытым семьям атомного века, из которых вскоре были вытеснены старшие — по крайней мере ослабли их престиж и влияние. Семья как институт потеряла львиную долю своей социальной власти, поскольку многие ее функции перешли к другим институтам, например к школе.
В конце концов, куда бы ни приходили паровые двигатели и заводские трубы — всюду следовали обширные политические изменения. Монархии рушились или сохранялись лишь церемониалы, привлекающие туристов. Привносились новые политические формы.
Деревенские землевладельцы, некогда господствовавшие в своих регионах, если бы были умнее и дальновиднее, перебрались бы в города, чтобы «оседлать» промышленную волну, их сыновья стали бы брокерами или капитанами индустрии. Но большая часть мелкопоместного дворянства, цеплявшаяся за сельский образ жизни, закончила попыткой и в нищете сохранить аристократические привычки; их поместья в конце концов превратились в музеи или в приносящие доход парки.
В противовес их слабеющей власти возникла новая элита: лидеры корпораций, бюрократы, люди, занимающие высокие посты в средствах массовой информации. Массовые демократии или диктатуры, называвшие себя демократиями, сопутствовали поточному производству, массовому распределению, всеобщему образованию и массовым средствам коммуникации.
Эти внутренние изменения соответствовали гигантским изменениям в глобальной власти. Страны, осуществившие индустриализацию, колонизировали, завоевали или подчинили своему господству большую часть остального мира, создав иерархию глобальной власти, которая все еще сохраняется в некоторых регионах.
Если говорить короче, появление новой системы создания материальных ценностей подорвало все опоры старой системы власти, изменив, в конечном счете, семейную жизнь, бизнес, политику, государственное устройство и саму по себе структуру мировой власти.
