Философия в систематическом изложении (сборник) - Коллектив авторов (книги онлайн читать бесплатно txt) 📗
Громадное значение для развития идеи божества приобретают, однако, два других обстоятельства. Во-первых, развитие более сильного нравственного сознания: расширение нравственных требований за пределы первоначально обычных национальных границ, оценка поведения по убеждениям. С возникновением таких представлений и идеалов они тотчас же оказывают влияние на религиозные воззрения: боги принимают нравственный облик. Это приводит опять-таки к двойному результату. Во-первых, сущность божества становится более глубокой и внутренней. Внешнее сходство богов с человеком, низший антропоморфизм, отбрасывается. Боги перестают жить в храмах, созданных человеческими руками; они видят, слышат и движутся тоже не как человеческие существа; их природа чисто духовная. Падает и значение внешнего богопочитания, строгого соблюдения предписаний культа, жертвоприношений, всякого рода церемоний и обрядностей. Далее, нравственный характер богов устраняет их множество, их взаимные распри и их национальную ограниченность. Нравственность всюду одна; поэтому если она составляет главный атрибут богов, то все они опять становятся равноценными, как раньше, но вместе с тем они утрачивают свою индивидуальность. Если нравственность затем распространяется и на несоплеменников, если по отношению к врагам тоже следует соблюдать справедливость, то для богов как носителей нравственности отпадают тем самым всякие национальные рамки; много богов вообще больше не может существовать, должен быть только один Бог. Вот почему все великие люди, работавшие над углублением и одухотворением религии, – еврейские пророки, Иисус, Платон, Заратустра – были вместе с тем носителями идеи единого Божества. В том же направлении действовали и другие причины, а потому все высшие религии стремятся к монотеизму, хотя полуязыческие образования христианства показывают, как им трудно достигнуть этой цели ввиду противоположных потребностей массы.
Вторым моментом, чрезвычайно важным для развития понятия божества, является расширение знания. Мало-помалу человек замечает, что вещи отнюдь не подвержены совершенно произвольному обращению, как это может казаться по наблюдениям на себе самом; чем дальше, тем больше узнает он точных правил, которым они следуют. Смелые пионеры мышления тотчас же выступают с утверждением: это не простое, часто повторяющееся явление, а таков не знающий исключений порядок, и не только процессы материального, но и процессы духовного мира следуют непреложным законам. Религия оказывается как бы лишенной всякой почвы. Ведь если Божество не вмешивается произвольно в ход вещей и не влияет на людские сердца, то в чем же может выразиться Его помощь? Потребность в религии способна, однако, приспособиться и к этому изменению в воззрениях. Молитва, например, получает для молящегося чисто душевную ценность; она наполняет его надеждой и упованием, и тогда он, пожалуй, в самом деле может сам выполнить то, для чего в состоянии отчаяния ему казалась необходимой посторонняя помощь. Предсказывание становится делом ученых, причем, разумеется, меняется его характер. Но предсказывание в первоначальном смысле уже христианство – и, конечно, весьма целесообразно – ограничивает пророками и апостолами. Божество, которому грозит опасность оказаться совершенно отделенным от мира, так как возможность свободного в него вмешательства отрицается, напротив, целиком втягивается в мир, чем осуществляется заветное стремление многих верующих. Бог есть мир, т. е. мир в едином корне его бытия, источник всех вещей в нем. Законы соотношения вещей, а также законы души – это не внешние действия Бога, а подлиннейшие его проявления; Бог – в тебе, во мне, повсюду. Велико различие между верой Лютера и верой Спинозы: Лютер выталкивает своего Господа за дверь и энергично указывает ему, что по данному им завету он непременно обязан внять мольбе относительно спасения Меланхтона, если он и впредь хочет пользоваться доверием, а черту он грубо, на солдатский манер, выражает свое полнейшее презрение; Бог же Спинозы относится к Богу Лютера, как небесное созвездие Пса к лающей на земле собаке, и жизнь его в Боге есть созерцание великой разумной связи всех вещей. Но при всем этом громадном различии оба ищут и находят каждый в своей вере совершенно одно и то же, а именно то, что есть общего во всех религиях: защиту от томительной неизвестности и от ужасающего всемогущества, покой для беспокойного сердца.
VII. Искусство
Вторая группа вызывающих неудовольствие действий предвидения вытекает из основанного на нем поведения. Оно ближайшим образом направлено на две необходимейшие цели: сохранение индивидуума со дня на день и сохранение рода. Но если поведение ограничивается достижением этого минимума, то человек гибнет. Натура человека в конечном счете, опять-таки в видах его сохранения, шире и богаче того, что требуется для жалкого существования в течение ограниченного промежутка времени, тем более что при известных обстоятельствах жизнь складывается очень однообразно. Особенно сильно проявляется у человека одна потребность, выходящая за пределы простого стремления к сохранению своего существования: для человека важны не только переживания и деятельность известного содержания – для него существенно важно, чтобы наиразличнейшие переживания уложились в качестве частей одного единого согласованного целого, как это, например, бывает в симметрии, ритме, гармонии. К тому же действия, направленные на самосохранение, очень часто обладают еще одним недостатком, который дает себя чувствовать все сильнее по мере развития лежащей в основе поведения интеллигентности. Они доставляют человеку много радостей, но нелегко дают ему длительное спокойствие. Как только достигнут казавшийся столь заманчивым предмет страстных желаний, обладание им становится чем-то само собой разумеющимся, он перестает быть источником радости; оказывается, что он отнюдь не свободен от недостатков. И жадная мысль устремляется на другую цель, и так – без конца. Итак, неудовольствие от недостаточной деятельности, а также беспокойство и неудовлетворенность – таковы дальнейшие последствия предвидящего мышления.
Помощь против них душа находит в искусстве, т. е. в созерцании, вообще, в наслаждении произведениями искусства. Произведение искусства доставляет радость, возбуждая, как мы сейчас увидим, душевную деятельность по самым различным направлениям, но, кроме радости, оно ничего не доставляет. С картиной или песней я ничего не могу сделать в обычном смысле слова; если они меня радуют, то это не ввиду какого-либо их практического назначения, а также не потому, чтобы они подобно истине раскрывали свою связь с всеобъемлющим целым. Их назначение и связь состоят в них самих. Каждое произведение искусства есть покоящееся в себе и в себе завершенное целое. Поэтому произведение искусства успокаивает среди энергичной деятельности и ни на что не толкает душу. Оно радует, но не возбуждает желаний, в нем нет мысли о желании иметь и нет сожаления о невозможности иметь. Эта радость без хотений, это наслаждение без желаний называется эстетической радостью, эстетическим удовольствием.
Разнообразные пути привели, по-видимому, людей к этому особенному способу доставлять себе радость. Отчасти в этом сказалось действие религиозных представлений, так как искусство долгое время вообще находилось в самой тесной связи с религией. Желание, например, использовать сверхъестественные силы какого-нибудь считавшегося священным животного навело людей на мысль изготовить изображение этого животного, выцарапать его на оружии, носить при себе в виде амулета и т. п. Радость, которую доставляли продукты этой первоначально чисто практической деятельности изображения, дала толчок к дальнейшему. Благодаря ей художественный образ потерял связь с религией, т. е. перестал быть чудесным средством для практических целей, следы чего замечаются еще в изображениях Мадонны и святых, и приобрел сам по себе ценность. Далее, большое значение в образовании искусства имели несомненно игры, т. е. упражнение нужных в борьбе за существование сил, которое основано на первоначальных задатках организма, но прямого отношения к этой борьбе не имеет (с. 221). В играх, как в искусстве, человеческие поступки не связаны с удовлетворением элементарнейших потребностей и не имеют отношения к насущным нуждам существования, поэтому они являются предвестниками искусства. Были еще и другие причины, содействовавшие возникновению искусства. Работая для своего сохранения, человек знакомится с вещами, которые полезны для этого, но вместе с тем уже сами по себе и независимо от пользы являются источником значительного удовольствия. Вначале, в примитивной обстановке, когда борьба за существование господствует надо всем, особая ценность таких вещей остается почти совершенно незамеченной. Но мало-помалу, по мере того как борьба за существование облегчается, человек в минуты досуга начинает искать такие вещи во имя их собственной ценности; они становятся для него предметами искусства. Таковы, например, яркие краски и блестящие шнуры, которые раньше ценились им как средство привлечь расположение другого пола, или ритмические движения, которые первоначально только облегчали совместную работу.
