Античный город - Елизаров Евгений Дмитриевич (библиотека электронных книг .TXT) 📗

Именно эти победы и вызвали войны с Карфагеном. Утверждение господства на Апеннинском полуострове, занимавшем ключевые стратегические позиции в Средиземноморье, не могли не столкнуть Рим с государством, основу могущества которого составляло монопольное владение морем. В первую из них (264—241 до н. э.) Карфаген сравнительно мало пострадал от сухопутных сил Рима, хотя и потерял Сицилию. Рим же овладел искусством войны на море. Вторая же Пуническая война (218—201 до н. э.) стала, может быть, самым страшным испытанием для него. После беспримерного перехода Ганнибала через Альпы Рим едва избежал полного уничтожения; поражения при Тразиментском озере (217 до н. э.) и при Каннах (216 до н. э.) поставили его на грань катастрофы. Но всё же он уцелел. Подкрепления, ведомые братом Ганнибала, Гасдрубалом, были разгромлены, а в 203 г. до н. э. был вынужден отступить и сам Ганнибал; не потерпевший ни одного поражения в Италии, он проиграл войну. За ним в Африку последовал Публий Корнелий Сципион, оставшийся в живых участник битвы при Каннах. При Заме в 202 до н. э. он наголову разбил Ганнибала. (После поражения тот нашёл приют у врагов Рима на Востоке, где очень скоро покончил с собой.) Карфаген, лишившийся своего флота и принуждённый к выплате громадной дани, продержался ещё 60 лет. В Третью Пуническую (149—146 до н. э.) он, как того и требовал Катон Старший, был полностью разрушен. В 146 г. до н. э. основанный финикийцами город снесли с лица земли, население продали в рабство, землю, на которой он стоял, перепахали и посыпали солью. Одновременно Рим начал захватывать и остальные страны Средиземноморья. Цизальпинская Галлия была покорена между 241 и 190 до н. э. Иберия и большая часть Северной Африки стали римскими владениями в 201 г. до н. э. Иллирия пала между 229 и 168 до н. э. Македонию вместе с материковой Грецией захватили к 146 г. до н. э. В Трансальпийскую Галлию римляне вторглись в 125 г. до н. э., а завоёвана она была окончательно Цезарем в 58—50 до н. э. Независимые государства Малой Азии аннексированы в 67—61 до н. э., Сирия и Палестина – к 64 до н. э. Наконец, выигрыш морского сражения при Акциуме положил предел самостоятельности Египта. Рим стал мировой державой…

§ 4. Стратегия победы

Но вернёмся в Италию.

Расширение Римских владений в цифрах выглядит так: к началу Латинской войны они составляют около 3 тысяч кв. км; во время войны с Ганнибалом Рим опирается на почти вдесятеро возросшие ресурсы (27 тыс. кв. км); к концу завоеваний принадлежащие ему земли составляют 55 тыс. кв. км. Впрочем, к этому времени размер собственной доли Рима в общем массиве итальянских земель уже перестанет быть его головной болью; вся Италия станет неделимым его достоянием, сам же он начнёт мыслить совсем другими масштабами. На пике своего могущества Рим будет контролировать 5,2 миллиона кв. километров.

Но до выхода на мировую арену территории, земельные площади, земля – это мучительный вопрос для Рима. Впрочем, ничего удивительного здесь нет, ведь долгое время его история – это история земледельцев, поэтому и римский сенатор, и всадник, и плебей весьма жадны до земли и цепки в её обладании. Первые столетия со своими соседями Рим воюет именно из-за неё, именно земли требуют римские ветераны, из-за земли волнуется римский форум, аграрный закон едва ли не главный во всех законодательных его установлениях. Больше того, трудолюбивый землепашец – это ещё и нравственный идеал римлянина, его высшая ценность, образец для подражания. Словом, именно на его плечах стоит город. Правда, апология земледельческого труда и добродетелей землепашца несколько противоречит его воинственному милитаризованному духу, но только на первый взгляд, ибо в официальной идеологии государства именно земледелец – лучший воин, защитник отечества; и в первое время оружие вручается только ему. Не случайно и один из главных героев древней истории Рима – это уже упомянутый нами Цинциннат, римский патриций, консул 460 г. до н. э., диктатор 458 и 439, образец скромности и верности гражданскому долгу, которого в тяжёлую годину призывают к правлению прямо от плуга. Здесь, правда, уже говорилось о том, что это скорее элемент государственной мифологии, нежели реальность, но ведь именно на таких мифах и воспитываются те, кому надлежит стать гражданами. Из тех, кто обрабатывает землю, выходят самые сильные люди и самые смелые солдаты, – писал в своей «De Re Rustica» Катон Старший.

Кстати, этому были и свои обоснования. Флавий Вегеций Ренат (кон. IV – нач. V вв.), римский военный теоретик, писал: «Затем посмотрим, какой новобранец полезнее: из деревни или из города? В этом отношении, думаю, никогда не приходится сомневаться, что для военного дела больше подходит народ из деревни – все, кто воспитан под открытым небом, в труде, вынослив к солнечному жару, не обращает внимания на ночную сырость, не знает бань, чужд роскоши, простодушен, довольствуется малым, чьё тело закалено для перенесения всяких трудов, у кого ещё из деревенской жизни сохранилась привычка носить железные орудия, копать рвы, таскать тяжести. <…> Таким образом, можно видеть, что главную силу войска надо пополнять <набором> из деревенских местностей; не знаю почему, но меньше боится смерти тот, кто меньше знает радостей в жизни». [182]

Но не одни только заботы о собственных аграриях руководят рвущимся к господству Римом. Через столетия обнаружится, что в земельном переобустройстве всего Апеннинского полуострова удовлетворение интересов собственных земледельцев преследовалось им не в самую первую очередь. Главное в этом всеобщем переделе другое, и в этом главном, задолго до появления Генеральных штабов и их академий, можно обнаружить сплав точного расчёта и высокого искусства. Искусства политики и военной стратегии. Ибо именно в конфигурации своих территориальных новообретений и проявился гений римского народа, именно этот сплав позволил ему создать высшие непревзойдённые никем образцы государственного строительства.

Вопреки поверхностному взгляду на вещи, решающим фактором, обеспечивающим римское владычество в Италии, станут вовсе не его непобедимые легионы (хотя, конечно, и их роль сбрасывать со счётов никак нельзя); строго говоря, никаких легионов вообще не хватило бы для окончательного умиротворения всех недовольных – слишком велик противостоящий ему мир. К тому же и содержание крупных воинских формирований в мирное время чрезвычайно разорительно для любой казны; а ведь подавляющее большинство завоёванных территорий ещё таят надежду на освобождение, хотя договор, подводящий черту под войной, и подписан. Инфраструктуру римской гегемонии составят три фундаментальные начала: вынесенные далеко за границы прилегающих к Вечному городу территорий колонии римских ветеранов; обеспеченные всем необходимым форты, включая занятые римскими гарнизонами города, где все ещё тлеет скрытое недовольство; наконец, великолепные военно-стратегические дороги, связывающие все это воедино. Кстати, поздние их образцы, чудо строительной техники того времени, сохранились и по сию пору. Про Аппиеву дорогу, когда-то связавшую Рим с Капуей, а после продолженную до Брундизия, знает каждый школьник и, наверное, каждый любитель кроссвордов.

Казалось бы, в этом нет ничего нового. Роль колоний в освоении новых земель и укреплении своей мощи была известна задолго до Рима; значимость укреплённых фортов, выносимых на территории не вполне надёжных союзников, доступна даже не отмеченному талантом военачальнику; о влиянии дорог на жизнь государства способен судить даже гуманитарий. Но именно Рим впервые в истории осознает все это как некий единый неразрывный стратегический комплекс, где должно быть сбалансировано все.

Рим отчуждал в свою собственность порядка одной трети (иногда больше) всех земель завоёванных владений и заселял их тысячами закалённых в боях ветеранов. Во многих случаях (в особенности с расширением масштаба экспансии) колонисты сохраняют за собой все права – но и все обязанности – римских граждан, а значит, одновременно служат военным гарнизоном. Чем-то вроде казаческих военизированных поселений, в своё время охранявших рубежи Российской империи.