Закат Америки - Поликарпов Виталий Семенович (бесплатная библиотека электронных книг .TXT) 📗
И даже то, что не подвергалось ударам,
Не является исключением или единым целым.
Мне хотелось бы прибавить к этому замечание Токвиля по поводу способности американцев к «самокорректированию» — в том смысле, что американцы способны учиться на болезненном опыте и наращивать силы, приходящие после катарсиса.
Складывается впечатление, что цивилизации гибнут из-за собственной негибкости, из-за абсолютизма, который их дробит и раздирает на части, из-за потери физического иммунитета и систем поддержки, из-за потери самообладания, вылившейся в нежелание или неспособность встретить должным образом коллективную опасность, из-за утраты веры (особенно у молодежи) в жизнеспособность и перспективу опыта всего человечества. И, что самое главное, цивилизации гибнут из-за обнищания воображения и воли, которая их созидает и поддерживает.
За те десятилетия, о которых идет речь в данной главе, Америка страдала от многих ран. Большинство из них она нанесла себе сама, в них не было необходимости, их можно было исцелить. Наиболее серьезной из них стало раскрытие связей, возникающих между различными группировками на почве пересечения их интересов и на почве их абсолютизма, которые работали против взаимообмена. У группы людей с имперскими замашками отсутствовало чувство границ дозволенного. Если главным требованием в послевоенные десятилетия была доступность, теперь в большей степени требовалось наличие связей, необходимости взаимодействия комплекса составных частей любого прочного организма.
Стоит напомнить сказанное Финли Питером Данном на рубеже веков устами его героя мистера Дули: «Не говорите мне, отчего нация умирает. Скажите лучше, благодаря чему она живет». Сегодняшняя Америка живет благодаря постоянной мобильности ее народа; правовой защите расхождений во взглядах наряду с усилиями по достижению консенсуса; пониманию того, что ни один человек не может стоять над законом либо вне его защиты; взрыву в области знаний, приводящему к успеху, так как он разрушает границы невозможного; двойственному отношению к конкуренции и паевому участию; неувядающему чувству уверенности в себе наряду с верой в будущее и, главное, благодаря неиссякаемому потоку и правильному использованию человеческой энергии.
И это еще один пункт, разрушающий параллель с умирающими цивилизациями. Римом управлял класс патрициев, исчерпавший свою первоначальную энергию, и в этой правящей группе никогда не могли появиться «новые люди»—novi homines, в то время как в Америке в эту группу постоянно, поколение за поколением, вливались новые мужчины и женщины. Таким образом, Америка, от чего бы она ни погибла, вряд ли умрет из-за нехватки энергии или талантов.
Здесь наблюдается безнаказанность и недостаток осмотрительности, отнюдь не жизнеспособности. Реальная опасность, которой Америка подвергается как коллективный организм, заключается не в старческом одряхлении, а в юношеской безалаберности. Если сравнивать ее с историческими цивилизациями, просуществовавшими тысячелетия, —Китаем, Индией, Россией, Европой, —Америка все еще подросток, которому только предстоит пережить большую часть своего опыта и страданий, но она—как Александр—поймана в сети ответственности власти и в то же время в сети фантазий и излишеств, свойственных юности.
Формы, в которых проявят себя жизненные силы Америки, как предсказывают и ее критики, и ее поклонники, все еще не определены. Уолт Уитмен предвещает (в «Демократических песнях»), что в процессе расширения своей территории на континенте, в поисках новых путей, в ее пестроте Америке понадобится «божественный литератор» (как он сам), который сделает ее единым целым. В действительности эту роль сыграли не поэты, а мифы.
Я говорил выше о мифе об уникальности и мифе о Старом и Новом Свете. На обоих этих мифах, а еще больше на окружающей их действительности основывалась неистребимая вера американца в то, что участь его детей завтра будет лучше, чем его собственная сегодня. Эта вера выстояла во многих испытаниях— засухах, наводнениях, войнах, долгах, депрессиях — как путеводный американский миф. Потому что, как ни оценивай их с точки зрения строгой документальности, результаты ежегодного опроса общественного мнения по проблеме «счастья» говорят о том, что, как бы ни разворачивались в тот день внешние события, американцы красноречиво демонстрируют свою удовлетворенность жизнью.
Сохранились еще остатки мифа о заветах в виде Конституции и входящего в нее Билля о правах и о судьях из Верховного суда, стоящих на их страже. 1987-й год был годом двухсотлетия этого завета и его блюстителей. «Мы живем по символам», —писал судья Оливер Уэнделл Холмс. Он добавлял по другому поводу, что суд—это «островок спокойствия в центре урагана», —спокойствия в том смысле, что посреди сутолоки событий он имеет дело с символами.
Из всего комплекса политических стратегий, которые Америка подарила миру, Конституция как способ поддержания порядка в обществе преисполнена наибольшей символической силы. В мире непредвиденных диких случайностей она предлагала правление законов как стабильную точку безопасности и как набор критериев (посредством юридической интерпретации) для регуляции различных перемен.
Не улеглись политические бури вокруг попыток дальнейшей политизации тех назначений и решений Верховного суда, которые были политическими всегда. Но для людей имеет значение их ощущение, что они живут под защитой Конституции, которая дает права высшей апелляции к элите, стоящей на страже их прав, с помощью тщательно утвержденной и скрупулезно изученной традиции толкования законов. Это не свободно истолковываемые ценности, как говорил Макс Уэббер обо всех социальных знаниях и действиях. Но замена пристрастий разумными социальными ценностями также требует героических усилий. Поэтому суд и стоит настолько близко к божественному праву, насколько это позволяет демократия.
Ибо в соответствии с Конституцией и историей юриспруденции девять обычных смертных людей вместе обладают той властью, о которой размышлял Джеймс Джойс и его герой: «Выковывать в кузнице моей души сознание расы, существующее извечно».
Французские социологи Раймонд Арон и Жан-Франсуа Ревель довольно остро писали о психологической слабости демократий, которая выходит за рамки их структурной неправоспособности. В Америке ряд политологов, и среди них Сэмюел П. Хантингтон, ставили перед цивилизацией главный вопрос: является ли она все еще тем центром, которым была когда-то, —по крайней мере тем центром, который (по выражению Йейтса) будет «держать».
Этот вопрос нужно адресовать не только Америке, но и всей Западной империи. Мы привыкли рассуждать, «почему демократии умирают», но это уже не та ситуация, когда под вопросом стоит данная структура демократии. Это вопрос о жизнеспособности всей цивилизации в комплексе, включая империю.
Работу над этим полотном продолжит творец, каковым является история. Но как бы ни сложилась дальнейшая судьба этого полотна, завершится оно, похоже, тем, что Америке со всем ее мифотворчеством и способностями поддерживать свои мифы оставят ее нынешнюю роль. Возможно, Питер Бергер прав в том, что капитализм как система не генерирует мифопоэтическую силу, способность к чему продемонстрировали социалистические утопии. Но у Америки есть нечто большее, чем капитализм: у нее есть целая цивилизация, ее история и творческий потенциал. И есть наконец сама Америка в качестве мифа такого масштаба, которому нет соперников в современной истории.
Если Америке как центру не удастся «держать» судьбу мира, она отдаст ее в руки менее ласковые и более запятнанные кровью, чем американские.
