Энциклопедия философских наук. Часть первая. Логика - Гегель Георг Вильгельм Фридрих (читаем книги онлайн бесплатно txt) 📗
положений, законов и т. д. Это происходит, однако, лишь в том смысле,
что эти всеобщие определения (например сила) не должны иметь
никакого другого самостоятельного значения и никакой другой
самостоятельной значимости, кроме того значения и той значимости, которые
получаются из восприятия, и никакая другая связь не должна
находить оправдания, кроме той, которую можно доказать в явлении.
Прочную опору с субъективной стороны эмпирическое познание имеет
в том, что сознание обладает в лице восприятия своей собственной
непоосредственпой данностью и достоверностью.
Примечание. В эмпиризме заключается великий принцип,
гласящий, что то, что истинно, должно быть в действительности и
наличествовать для восприятия. Этот принцип противоположен
долженствованию, которым тщеславится рефлексия, презрительно
противопоставляя действительности и данности некое потустороннее,
которое якобы пребывает и существует лишь в субъективном
рассудке. Подобно эмпиризму, философия также познает (§ 7)
лишь то, что есть, она не признает ничего такого, что лишь
должно быть и, следовательно, не существует. — О субъективной
стороны следует также признать важность заключенного в эмпиризме
принципа свободы, согласно которому человек должен сам видеть,
должен сам присутствовать в том, что он признает достоверным в своем
знании. Последовательное проведение эмпиризма, поскольку он
ограничивается со стороны содержания конечным, отрицает вообще
сверхчувственное или, по крайней мере, познание и определенность
последнего и оставляет за мышлением лишь абстракцию, формальную
всеобщность и тожество. Основная ошибка научного эмпиризма состоит
всегда в том, что он пользуется метафизическими категориями:
материя, сила, одно, многое, всеобщность, бесконечность и т. д., и,
руководясь такими категориями, умозаключает дальше, исходя, как из
предпосылки, из форм умозаключения и при этом не знает, что он сам
80
содержит в себе метафизику, сам занимается ею; он, таким образом,
пользуется вышеуказанными категориями и их сочетаниями
совершенно некритично и бессознательно.
Прибавление. От эмпиризма исходил клич: перестаньте вращаться
в пустых абстракциях, смотрите с открытыми глазами, постигайте
человека и природу, как они предстоят перед вами здесь, пользуйтесь
настоящим моментом, — и нельзя отрицать, что в этом призыве
заключается существенно правомерный момент. Здешнее, настоящий
момент, посюстороннее должно заменить собою пустую
потусторонность, паутину и туманные образы абстрактного рассудка. Этим
приобретается также прочная опора, отсутствие которой чувствовалось
в прежней метафизике, т. е. приобретается бесконечное определение.
Рассудок подбирает лишь конечные определения; последние лишены
в себе устойчивости, шатки, и возведенное на них здание обрушивается.
Разум всегда стремился к тому, чтобы найти бесконечное определение,
но еще не наступило тогда время, чтобы найти это бесконечное
определение в мышлении. И это стремление ухватилось за настоящий момент,
за «здесь», за «это», которое имеет в себе бесконечную форму, хотя и не
в истинном существовании этой формы. Внешнее есть в себе истинное,
ибо истинное действительно и должно существовать. Бесконечная
определенность, которой ищет разум, существует, таким образом,
в мире, хотя она и существует не в своей истине, а в чувственном
единичном образе.
Далее, согласно воззрению эмпириков, восприятие есть форма,
в которой мы должны постигать предметы внешнего мира, и в этом
состоит недостаток эмпиризма. Восприятие, как таковое, всегда есть
нечто единичное и преходящее; познание, однако, не останавливается
на нем,а в воспринятом единичном оно отыскивает всеобщее и
пребывающее, и это составляет переход от простого восприятия к опыту. — В опыте
эмпиризм пользуется преимущественно формой анализа. В восприятии
мы имеем многообразное конкретное, определения которого мы
должны разобрать, подобно тому, как снимают слои с луковицы. Это
расчленение имеет, следовательно, для эмпиризма тот смысл, что мы
разъединяем сросшиеся определения, разлагаем их и ничего к ним не
прибавляем, кроме субъективной деятельности разложения. Анализ
есть, однако, переход от непосредственности восприятия к мысли,
поскольку определения, которые совместно содержатся в
анализируемом предмете, получают форму всеобщности, благодаря тому, что их
отделяют друг от друга. Эмпиризм находится в заблуждении, полагая,
ВТОРОЕ ОТНОШЕНИЕ МЫСЛИ К ОБЪЕКТИВНОСТИ 81
что, анализируя предметы, он оставляет их такими, каковы они есть,
тогда как он на самом деле превращает конкретное в нечто абстрактное.
Благодаря этому, получается вместе с тем, что живое умерщвляется,
ибо живо лишь конкретное, единое. И, однако, это разделение должно
совершиться для того, чтобы мы достигли познания, и сам дух есть
разделение внутри себя. Это, однако, лишь одна сторона, а главным
является объединение разделенного. Так как анализ не идет дальше
ступени разделения, то к нему применимы слова поэта:
Что в химии зовется, как на грех,
Encheiresis naturae — просто смех.
Знакомы части ей, известен ли предмет?
Безделки в нем, духовной связи нет *).
Анализ исходит из конкретного, и обладание этим материалом дает
ему большое преимущество над абстрактным мышлением прежней
метафизики. Анализ устанавливает различия, и это очень важно;
но эти различия сами, в свою очередь, представляют собою лишь
абстрактные определения, т. е. мысли. Так как эти мысли признаются
эмпиризмом реальной сущностью предметов, — тем, что предметы суть
в себе, то перед нами снова предпосылка прежней метафизики,
утверждающая, что истинное в вещах заключается именно в мышлении.
Если, далее, мы теперь сравним точку зрения эмпиризма с точкой
зрения прежней метафизики относительно содержания, то мы должны
сказать, что, как мы раньше видели, последняя имела своим
содержанием всеобщие предметы разума—бога, душу и мир вообще. Это
содержание заимствовалось из представления, и задача философии состояла
в сведении этого содержания к форме мыслей. Точно так же обстояло
дело со схоластической философией; для последней принятым наперед
содержанием служили догматы христианской церкви, и ее задача
заключалась в более точном определении и систематизации этого
содержания посредством мышления. — Но совершенно другой характер
носит то содержание, которое служит предпосылкой для эмпиризма.
Это — чувственное содержание природы и содержание конечного
духа. Здесь, следовательно, мы имеем перед собою конечный материал,
а в прежней метафизике — бесконечный. Это бесконечное содержание
*) Encheiresin Naturae nennte die Chemie,
Spottet ihrer selbst und weiss nicht wie.
Hat die Theile in ihrer Hand,
Fehlt leider nur das geistige Band.
Логика.
82
делалось затем конечным посредством конечной формы рассудка.
В эмпиризме мы имеем ту же самую конечность формы, и еще, кроме
этого, содержание также конечно. Метод, впрочем, в обоих способах
философствования остается тем же, поскольку в обоих их исходят из
предпосылок, как из чего–то устойчивого, незыблемого. Для эмпиризма
лишь внешнее составляет вообще истинное, и если он даже и допускает
существование сверхчувственного, то он все же утверждает, что
познать его невозможно, и мы должны держаться исключительно
области восприятия. Но это основное положение в его дальнейшем
развитии привело к тому, что позднее назвали материализмом. Этот
материализм признает истинно объективным материю как таковую.
