Разум и природа - Бейтсон Грегори (книги бесплатно без регистрации полные txt) 📗

Отец: Ну, нет. Конечно, приятно, когда книга продается, но подозреваю, что это всегда лишь приятная неожиданность. Во всяком случае, мы говорим не об этом. (Как бы ты удивилась, узнав, как успешно на самом деле продаются книги сардонических леммингов.)

Дочь: Ну и что же?

Отец: После пятидесяти лет, посвященных продвижению этих идей, я постепенно стал понимать, что путаница в голове необязательна. Я всегда ненавидел путаницу и всегда думал, что она – необходимое условие религии. Но, кажется, это не так.

Дочь: А, так значит книга об этом?

Отец: Понимаешь, они проповедуют веру и отречение. А я стремлюсь к ясности. Ты можешь сказать, что вера и отречение необходимы для поиска ясности. Но я старался избегать такой веры, которая прикрывала бы прорехи в ясности.

Дочь: И что дальше?

Отец: Ну, были ключевые моменты. Один из них – когда я понял, что идею Фрейзера о магии поставили с ног на голову и вывернули наизнанку. Ты знаешь, принято считать, что религия выросла из магии, но я думаю, что было наоборот: магия – это выродившаяся религия.

Дочь: Но во что же ты не веришь?

Отец: Ну, например, я не верю, что первоначальной целью танца «заклинания дождя» было желание заставить «кого-то» послать дождь. Я подозреваю, что это – выродившееся и ложное понимание гораздо более глубокой религиозной потребности – утвердить свое членство в том, что можно назвать экологической тавтологией, вечными истинами жизни и природы.

У людей всегда была тенденция – почти потребность – вульгаризировать религию, превратить ее в развлечение, политику, магию или «власть».

Дочь: А телепатия? А материализация? А переживания вне тела? А спиритуализм?

Отец: Все это симптомы, неудачные попытки спастись какими-нибудь уловками от грубого материализма, который становится невыносимым. Чудо – это попытка материалиста спастись от собственного материализма.

Дочь: Но разве нет выхода? Я не понимаю.

Отец: Нет, нет. Видишь ли, магия – это всего лишь разновидность псевдонауки. И подобно прикладной науке она всегда предлагает возможность управления. Поэтому ты не избавишься от этого способа мышления с помощью последовательностей, в которые этот способ мышления уже встроен.

Дочь: Как же ты выйдешь из положения?

Отец: Вот как. Ответ грубому материализму не в чудесах, а в красоте – или, напротив, в уродстве. Небольшой отрывок из симфонии Бетховена, какая-нибудь вариация по Гольдбергу [Фортепианное произведение И.С. Баха. – Прим. перев.], какой-нибудь организм, кошка или кактус, двадцать девятый сонет или морские змеи Старого Моряка. Ты помнишь, он «благословил их, не зная», а потом Альбатрос упал с его шеи в море [См. «Поэму о старом моряке» С.Т. Колриджа (1772-1834). – Прим. перев.].

Дочь: Но ты не написал этой книги. Ты ее должен был бы написать. Книгу об Альбатросе и Симфонии.

Отец: Ну, да. Но, понимаешь, я не мог этого сделать. Вначале надо было написать эту книгу. Теперь, после всего этого обсуждения разума, тавтологии, имманентных отличий и тому подобных вещей я начинаю чувствовать себя готовым к симфониям и альбатросам …

Дочь: А что дальше?

Отец: Это невозможно. Понимаешь, нельзя отобразить красоту-и-уродство на плоский лист бумаги. Конечно, рисунок может быть прекрасен и на плоском листе бумаги, но я говорю не об этом. Вопрос в том, на какую поверхность следует отображать теорию эстетики. Если бы ты задала мне этот вопрос, то сегодня я попытался бы на него ответить. Но два года назад, когда эта книга еще не была написана, я не мог бы этого сделать.

Дочь: Хорошо. Как же ты ответил бы сегодня?

Отец: Ко всему прочему, есть еще сознание, которое я в этой книге не затронул, или затронул всего пару раз. Сознание и эстетика – два больших нетронутых вопроса.

Дочь: Но в библиотеках целые комнаты забиты книгами о этих «нетронутых» вопросах.

Отец: Нет, нет. Не затронут вот какой вопрос: на какую поверхность следует отображать «эстетику» и «сознание».

Дочь: Я не понимаю.

Отец: Я хочу сказать, что и «сознание» и «эстетика» (что бы эти слова ни означали) – это либо свойства, присущие всем разумам (в том смысле, как разум определен в этой книге), или они – побочный результат, поздние замысловатые порождения этих разумов. В любом случае, первичное определение разума должно включать в себя теории эстетики и сознания. На это первичное определение и должен отображаться следующий шаг. Терминология, относящаяся к красоте-и-уродству, и терминология, относящаяся к сознанию, должны быть выведены из идей (или отображены на идеи), изложенные в этой книге, или подобные им. Это так просто.

Дочь: Просто?

Отец: Да, просто. Я имею в виду, что просто и ясно то, чтO надо сделать. Я не хочу сказать, что это будет просто сделать.

Дочь: Ну, и как бы ты начал?

Отец: Il n’y a que le premier pas qui co?te. Труден только первый шаг.

Дочь: Хорошо, но все-таки скажи. С чего бы ты начал?

Отец: Должна быть какая-то причина, по которой на эти вопросы так никогда и не нашли ответа. Понимаешь, ключом к этой проблеме мог бы стать для нас исторический факт, что так много людей пыталось это сделать и никто не сумел. Ответ, вероятно, каким-то образом прячется. Должно быть, сама постановка таких вопросов всегда сбивает с толку, ведет человека к химерам. Это ложный след.

Дочь: И что?

Отец: Давай посмотрим на трюизмы «школьника», собранные в этой книге, чтобы выяснить, не скрываются ли в одном или в нескольких из них ответы на вопросы о сознании и эстетике. Я уверен, что человек, стихотворение, кастрюля… пейзаж…

Дочь: Почему бы тебе не составить список этих, как ты их называешь, трюизмов «школьника»? Тогда мы могли бы примерить к этому списку идеи «сознания» и «красоты».

Отец: Вот этот список. Во-первых, шесть критериев разума (Глава 4):

1. Он составлен из частей, которые сами не являются разумными. «Разум» состоит в определенном способеорганизации частей.

2. Эти части приводятся в действие событиями, происходящими во времени. Даже статичные различия во внешнем мире тоже могут порождать события, если вы движетесь по отношению к ним.

3. Сопутствующая энергия. Сам по себе стимул (являющийся различием) может не доставлять энергии, но адресат стимула обладает энергией, обычно доставляемой обменом веществ.

4. Затем причины-и-следствия образуют циклические (или более сложные) цепи.

5. Все сообщения кодируются.

6. И, наконец, самое важное – существуют логические типы.

Все эти утверждения довольно хорошо определены и достаточно хорошо поддерживают друг друга. Может быть, этот список избыточен, и его можно сократить, но в данный момент это неважно. Кроме этих шести вопросов, есть еще и вся остальная книга. А она посвящена разным видам того, что я назвал двойным описанием, начиная с бинокулярного зрения и кончая комбинированным эффектом «великих» стохастических процессов и комбинированным эффектом «калибровки» и «обратной связи». Можно назвать их «логикой и воображением» или «мышлением и действием».

Вот и все.

Дочь: Ну хорошо. Так с чем бы ты связал такие явления, как красота, уродство и сознание?

Отец: И не забудь – духовность. Это еще один из вопросов, не затронутых в этой книге.

Дочь: Папа, пожалуйста, не надо. Каждый раз, когда мы подходим к какому-то вопросу, ты уходишь от него. Похоже, что всегда есть еще какой-то другой вопрос. Не мог бы ты ответить на один вопрос? Только на один.

Отец: Нет, ты не понимаешь. Что говорит Каммингс [Каммингс Э.Э. – американский поэт и художник (1894-1962). – Прим. перев.]? Примерно вот что: «Чем прекраснее ответ, тем труднее следующий вопрос». Понимаешь, я не задаю каждый раз новый вопрос. Я только расширяю прежний. Духовное (что бы это ни значило) несомненно связано (как-то) с прекрасным (что бы это ни значило). И если бы мы узнали, как они связаны, может быть, мы бы поняли, что означают эти слова. Или, может быть, это никогда не понадобится. Добавляя к вопросу еще какую-то связанную с ним часть, мы всегда получаем новый ключ к тому, на что может быть похож ответ.