Искусство как вид знания. Избранные труды по философии культуры - Шпет Густав Густавович (читать книги полностью без сокращений txt) 📗
Искусство и жизнь
Что искусство возникает из украшения, это - не только генетический факт, это также существенная функция искусства, раз искусство, так или иначе, целиком или частично, между прочим или всецело, представляет красоту. Поэтому-то и бессмысленно, неодушевленно, бес
субстанциально искусство «вообще себе». Но нельзя обращать формулу, ибо это обращение есть извращение, - нельзя сказать: всякое украшение есть искусство.
Украшение - только экспрессивность красоты, т.е. жест, мимика, слезы и улыбка, но еще не мысль, не идея. Экспрессивность - вообще от избытка. Смысл, идея должны жить, т.е., во-первых, испытывать недостаток и потому, во-вторых, воплощаться, выражаться. Красота - от потребности выразить смысл. Realisez - tout est Ιέ (Сезанн). Потребность - пока она не успокоена - беспокойство, неуто-ленность. Творчество — беспокойная мука, пока не найдено выражение. Муки ученика - страшнее мук мастера: пока-то выражение не «удовлетворит», пока-то не выразишь волнующего. Поистине, пока оно не выражено, оно уничижает сознание, издевается над разумом. Волнует простор неба, грудь женщины, величие духа - художник пишет, рисует, высекает, пока не «снял» выражением беспокойной страсти. «Мастер» не так мучается, как «ученик» — оттого есть мастера маститые, «академики». Есть, впрочем, мастера - ученики. Но, конечно, не в том дело, что «притупляется» страсть и волнение, — разве маститый меньше чувствует потребность жизни, чем мальчик, - а в том, что маститый не хватается за выражение «не по силам». Инстинкт почестей - против инстинкта жизни!
Так и формула: искусство есть жизнь — для немногих все-таки верна. Извращенный крик: жизнь - искусство! Такие обращения-извращения повторяются: жизнь есть философия, жизнь есть поэзия. Это - социально-психологический симптом. Это — признак эпохи, когда ложь дешева. Это - вопль вырождающихся. Жалкую увядающую жизнь хотят косметицировать философией, искусством, поэзией. Это называется «вносить» философию, искусство, поэзию в жизнь... Или, наглее, не отрывать их от жизни. Но молодость об этом не кричит, а сама собою украшена и никаких потерь и разрывов не страшится.
Жизнь — искусство, «создание» из жизни искусства, жизнь даже величайшее из искусств, - все это типическое декадентство. Это знал падавший древний мир, знал романтизм - падавшее христианство, - это слыхали недавно и мы от падавшего демократизма и натурализма — у каждого в собственном архиве найдутся напоминания. Вне декадентства «искусство жизни» - фатовство и пошлость.
Если жизнь есть искусство, то искусства нет. Ибо украшение должно быть украшением чего-нибудь, а если оно не украшает жизни, то и оно не существует, и жизнь — истязание. А украшать украшение - своего рода aesthetical insanity.
Художественное создание - хотят того или не хотят декаденты -входит в жизнь как факт. С этим ничего даже и поделать нельзя. Ху
дожественное произведение, вошедши как факт в жизнь, уже и не может не быть жизнью. Хотят же другого. Хотят, чтобы то, что не может быть, перешло в то, что есть, что не может не быть. Но это и есть возвращение к неукрашенной жизни, природной, животной, — прекрасной только в некоторых редких случаях игры и безобразия при- · роды. Тут почти всегда вместо золота - горсть глиняных черепков.
Только искусство подальше от жизни, далекое, далекое ей, может быть ей, безобразной, украшением. А искусство в жизни, близкое ей, - новое в ней безобразие. Не довольно ли того, что есть? Искусство должно быть не в жизни, а к жизни, при ней, легко отстегиваемое, - отстегнул и пошел дальше - пристегнуть к другому краю... Красота - праздник, а не середа.
Поэзия и философия
Искусство не есть жизнь, и философия не есть жизнь. Никакого логического вывода из этих отрицаний сделать нельзя. Но если всмотреться в смысл этих отрицаний, то их положительное значение раскрывается скоро. Жизнь есть только материал и искусства и философии, следовательно, жизнь есть только отвлеченность. Философия же -последняя, конечная в задании и бесконечная в реальном осуществлении, конкретность; искусство — именно потому, что оно искусство, а не ужо-бытие, творчество, а не созданность - есть предпоследняя, но все же сквозная конкретность. Философия может быть предпоследнею конкретностью, и тогда она — искусство, а искусство, проницающее последнюю конкретность, есть уже философия. Так, искусство как философия есть философия как искусство - и следовательно, пролом в стене между искусством и философией.
Философия есть искусство, и искусство есть философия - две истины, вовсе не получающиеся путем взаимного формального обращения. Оба утверждения реально независимы и самобытны. Философия есть искусство как высшее мастерство мысли, творчество красоты в мысли — величайшее творение; ображение безобразного, украшение безобразного, творение красоты из небытия красоты. Философия есть искусство, т.е. она начинает существовать «без пользы», без задания, «чисто», - в крайнем случае, разве лишь в украшающем «применении».
Теперь искусства - органы философии. Тут особенно ясно видно бессмыслие синтеза искусств: что такое «синтез» рук, ног и головы? -кровавая каша из мышц, нервов, костей. Но что такое живопись в поэзии, поэзия в музыке и т.п.? - То же, что ходить на руках, обнимать ногами, целовать теменем... Цирковой фокус, если говорят всерьез. В действительности - лишь метафора. Столько же общего между музы
кальностью поэзии, изобразительностью и осмысленностью музыки, поэтичностью картины — сколько его вообще между произвольно подобранными омонимами, между часом грозным и часом пополудни, между талантом, зарытым в землю, и талантом гробокопателя, между гробокопателем и клауном.
Смешным делом занимается модерн-поэтика, перенося в поэзию музыкальные аналогии. Только при готтентотском дворе можно было бы исполнять музыкальную пьесу, написанную по правилам Буало, Батте и Брюсова. Поэзия как «синтез» музыки и смысла, есть синтез паутины и меда. Как может смысл делать музыку? Смысл не делает музыки - музыка убивает смысл - тон калечит поэзию.
- Поэзия исключает музыку, музыка - поэзию.
- Почему?
- Потому что их хотят соединить!
Искусства - органы философии; философия нуждается не только в голове, также и в руках, глазах и в ухе, чтобы осязать, видеть, слышать. Пора перестать ходить на голове и аплодировать (футуризму) ушами!
Когда музыкальная внешность — вся музыка непосредственно только внешность - убивает смысл в поэзии, хватаются за живописность, за «образ». Образ не на полотне — только «образ», метафора; поэтические образы - фигуры, тропы, внутренние формы. Психологи сделали поэтике плохой дар, истолковав внутреннюю форму как образ - зрительный по преимуществу. Утверждение, что внутренняя форма живописный образ, есть ложь. Зрительный образ мешает поэтическому восприятию. Принимать зрительный образ за поэтический - то же, что считать всякое созерцание, всякую интуицию зрительною.
Напрягаться к зрительному образу «памятника нерукотворного» или «огненного глагола», любого «образа», любого символа -где формы не зрительны, а фиктивны — значит, напрягаться к непониманию и к не-восприятию поэтического слова.
Бывает и есть, конечно, и музыкальная внутренняя форма; без нее музыки не было бы. Но это не оправдывает сведения поэзии к музыкальности. Доказательство - история. Каждая поэзия имеет своих «музыкантов», сама она, каждая, своих и назовет, когда требуются примеры. Но поэтов поэзия знает и не только «своих», а просто всех для всех.
Нужны поэты в поэзии, и как не нужны в поэзии музыканты, так не нужны и живописцы. Живописная поэзия родилась на заборе, там и место ей.
Внутренняя форма, «образ», созерцание, интуиция бывают также умными. Тут начинается искусство как философия, перевал к
последней конкретности, туг кончается вместе псевдофилософия и псевдоискусство, кончаются, для имеющих глаза и уши, до-прометеевские сумерки, когда — οϊ πρώτα μέν βλέποντες έβλεπον μάτην, // κλύοντες ούκ ήκουον - имели глаза, и попусту смотрели, напрягали слух, а не слышали.
