Опыт конкретной философии - Марсель Габриэль (лучшие книги читать онлайн бесплатно .txt) 📗
147
хозяева нашей разделенной Европы. И нужно добавить, что если в сегодняшней Германии часть протестантов героически, вызывая восхищение, выступает против официальной религии, зараженной неоязычеством, то происходит это в той мере, в какой она остается верной Слову Христа, то есть в той мере, в какой она, несмотря ни на что, остается своими живыми корнями связанной с той ортодоксией, которую она, казалось, отвергает.
В заключение я хотел бы подчеркнуть тот момент, что, быть может, в межконфессиональных отношениях следовало бы особенно тщательно остерегаться того скрытого фарисейства, опасности которого мы постоянно подвергаемся, интерпретируя ортодоксию не как верность, а как высшую форму конформизма.
Я не знаю более бессмысленных и, в конце концов, более возмущающих наш дух споров, чем те, в которых периодически сталкиваются между собой католики и протестанты, будучи, впрочем, одинаково добросовестными и полными желания достичь взаимопонимания, и в которых они стараются выяснить моменты своего согласия и несогласия. Как только католик объявляет протестанту, что он, католик, а вернее Церковь, обладает монополией на глобальную истину, только искаженные заблуждением обрывки которой даны протестанту, как только он начинает радикальным образом отрицать за своим оппонентом способность находиться на том же уровне, что и он сам, отвергая тем самым возможность спора, так сразу же вопреки самым благоприятным предзнаменованиям начавшаяся встреча приносит горькое и разочаровывающее впечатление непоправимого недоразумения. Совершенно избежать этого, очевидно, нельзя, по крайней мере по факту, если не по праву. Однако в то же время подобная невозможность взаимного понимания христиан настолько обескураживает и озадачивает, если иметь в виду свет евангельского учения, что мы обязаны противиться ей всеми нашими силами, чтобы вырвать из нас это зло во всех его разновидностях. Исследуя суть различия между ортодоксией и конформизмом, которое я пытался установить, мы можем, как мне кажется, найти тот путь, по которому следует здесь идти.
В замечательной во многих отношениях книге преподобного отца Конгара, посвященной экуменизму, мы нашли смелое и исполненное героического евангелизма высказывание: «Поскольку мы предпринимаем что-то против кого-то, даже против заблуждения, то мы ведем себя не совсем как католики». Конечно, это утверждение может вызвать возражения. Но мне кажется неоспоримым, что католик может — и по правде говоря, должен — выступать самым категорическим образом против претензий. Он может осуждать ересь только в той степени, в которой она претендует быть истиной. Но в таком случае — ив этом вся проблема — против подобной претензии следует выдвигать нечто иное, чем обратную претензию или утверждение, которое другим может отождествляться с противоположной претензией. И мне кажется, что нечто требуемое здесь есть Милосердие
148
и только оно одно, которое выше и сильнее всего. И как раз в этом заключается основополагающий урок Нового Завета. Если это так, то ортодоксия может быть признана этим другим, этим чужим, к которому мы в тревоге обращаемся только в свете полного Милосердия, которое она должна распространять, — в противном случае она не есть Абсолютная Верность, являющаяся ее сутью. И поэтому нельзя ли сказать, что всякое ущемление Милосердия со стороны тех, кто взял на себя трудную задачу действовать от имени Церкви, есть посягательство на саму ортодоксию в том совершенно четком смысле, что такое ущемление ведет к тому, что в глазах другого ортодоксия предстает как претензия, вместо того чтобы быть вечным свидетельством, и что постольку оно предает и ее и Христа, о котором она свидетельствует? Для меня тем самым оказывается отвергнутым, во имя самого католицизма, тот род вздыхающего и презрительного снисхождения, которое многие из нас обнаруживают перед своими отделенными братьями и которое выражается в «мы, католики», противопоставляемом «вы, бедные слепцы». Диалектика, которую я пытался обнаружить в отношении «благонамеренных», оказывается правомерной и здесь. Избранничество, в христианском смысле слова, измеряется прежде всего дополнительной ответственностью, которую берет на себя избранник. Это правомерно и в отношении католика. Если верно, что ему дано думать о еретике иначе, чем дано еретику думать о католике, то только при условии освобождения его от всего, что сколько-нибудь могло бы напоминать чувство превосходства или привилегии, и при условии обострения в нем самом сознания своей личной ущербности. Это возможно лишь в том случае, если он берет на себя груз его заблуждений, не обвиняя его в них и по-фарисейски не радуясь тому, что он сам чудесным образом свободен от них. Как можно, в самом деле, не напомнить нам о том, что наше христианское призвание делает нас свидетелями? Мы свидетельствуем в пользу ортодоксии, то есть в пользу Христа, только тем смирением, которое должно быть не установкой, а признанием реальной и неизбежной ситуации. Не следует забывать также, что если не в нашей власти совсем отказываться от свидетельствования, то мы в состоянии, к сожалению, свидетельствовать против нашего Господа и увеличить тем самым число тех, кто каждый день вновь Его распинает. Ошибка любого конформизма в том, чтобы считать, что между этими двумя свидетельствами, между этим «Да» и этим «Нет», в которых кристаллизуется вся судьба духа и вне которых есть место лишь для хаоса мнений, может быть среднее звено. Но если этот хаос, этот туман не рассеивается с восходом солнца, то он исчезает во мраке ночи.
1939
ЗА ПРЕДЕЛАМИ ЭКУМЕНИЗМА
Я никоим образом не располагаю необходимыми качествами для оценки с точки зрения истории или теологии труда преподобного отца Конгара «Разобщенные христиане: Принципы католического экуменизма» (изд. du Cerf, 1937), посвященного проблеме экуменизма. Поэтому на следующих страницах буду воздерживаться от высказываний по этим дисциплинам, являющимся для меня чужими, оставляя возможность более компетентным лицам писать соответствующие комментарии или проявлять сдержанность. Отметив наиболее важное у данного автора, я бы хотел сделать здесь несколько замечаний философского порядка, способных облегчить понимание его позиции.
Отец Конгар начинает свою работу со сжатого перечня основных расхождений, возникших в лоне христианства, начиная с его возникновения. Он весомо замечает, что длительность наших расколов стала как бы «тяжким камнем, преграждающим путь в усыпальницу, в которой первыми разногласиями погребено единство». Что касается меня, то я ему глубоко благодарен за то, что он настаивает на двух существенных моментах.
Во-первых, вопреки тенденциозным или поверхностным толкованиям он напомнил, что «Реформация, в данных исторических условиях направленная против части этих условий и при содействии остальных, была существенным образом истинно религиозным движением, попыткой обновить религиозную жизнь благодаря возвращению к истокам». В начале этого движения речь шла о том, «чтобы по ту сторону понятий обрести нерушимую тайну, по ту сторону литературы наставлений — живое и текущее прямо из источника Евангелие, по ту сторону ханжеской практики, нередко сопровождаемой обманом и кривляньем (индульгенции), — простую, чистую, мужественную религию, а по ту сторону сословного духовенства со всей его иерархической лестницей остаться один на один с Богом в тайнике сознания». Вообще говоря, можно сказать, что у истоков больших расколов — тех, что наделены положительной духовной значимостью, — стоит обычно подлинное духовное чувство, а в том, что в нем имеется положительного и чистого, — подлинно католическое чувство. И если хотят беспристрастно оценить реформационные церкви, не прибегая к фальсифицирующей односторонности, то следует все это в полной мере признать.
Во-вторых, отец Конгар очень мужественно заметил, что если ересь для ортодоксальной теологии представляет собой возможность для прогресса в том смысле, что она вынуждает ее подчеркнуть и даже значительно углубить истину, то эта же самая ересь у тех, кто ее критикует,