Тринитарное мышление и современность - Курочкина Марина (читать книги без .TXT) 📗
- В дождливую погоду люди сидят по щелям, и, глядя на мокрые листья, кажется, что мир полон значения, - сказала она. - А в хорошую погоду люди вылезают, и начинается дурная активность, и все кажется бессмысленным.
- Что пишет Николай? - спросила я осторожно.
- Он пишет о любви, о своих картинах.
- Прочти что-нибудь, что можно и мне услышать. Марина достала письмо и откуда-то с середины начала читать:
"...После того, как мы попрощались, я не ушел, ждал, когда ты выйдешь. Тебя так долго держали на досмотре в аэропорту, твои друзья уже были в автобусе оранжевого цвета. Ты вышла рассерженная, а я смотрел, хотел кричать, а что толку... все, все, все... Все стоял и ждал, что ты в последний раз посмотришь. Нет, ты не посмотрела. Почему жизнь так несправедлива, кто перечеркивает все наши желания? Сел я в машину и как завыл... Нет, думаю, есть еще одна возможность, глянул на часы - успеваю на наше место! На нашу гору, на "вершину мира", Ну, машинка,. милая, не подведи, давай! Доехал, как и рассчитывал, раньше срока. Залез на стог сена, чтобы получше было видно, и стал ждать. Я знал, что ты не могла не посмотреть
283
в последний раз на наше место. Я увидел, как разворачивается самолет, и подумал лишь об одном: на какой стороне ты - на левой или на правой. Марина, милая, я махал тебе обеими руками, я плакал, ты видела меня?.."
Марина перестала читать письмо и положила его на стол.
- А ты видела? - спросила я.
- Нет. Я посмотрела на это место, но было уже очень высоко. Я тоже заплакала. Я думала о нем все время, пока летела над нашей огромной страной, я вспоминала о нем, когда мы были в Греции... Но тогда, в самолете, это были не просто мысли, я ощущала в себе его присутствие... Когда подлетали к Москве, началась гроза, и в наш самолет ударила молния, самолет качнуло, все испугались, заахали-заохали, а мне стало интересно - что будет? Эта молния выбила его присутствие во мне. - Марина налила себе еще кофе и продолжила свои воспоминания: - Ты знаешь, я не предполагала, что Россия так огромна, это даже потрясает, в этом есть что-то мистическое, когда воздушный океан соединяется с лесным океаном на многие, многие километры. Занавешенная туманом тайга тянется бесконечно, от нее, как от гор и морей, тоже веет вечностью.
Марина, очевидно, хотела переменить тему разговора, но я никак не могла понять, что же ее разочаровало в этом письме, и потому спросила:
- А что он еще пишет?
- Пишет, что теперь он не один, что мы с ним вдвоем и ради меня он свернет горы. Много пишет о своих картинах. Он сейчас делает целую серию "Времена года", - ответила Марина как-то безучастно.
- Прочти, мне это как художнице интересно. Марина снова развернула письмо и стала читать:
"Когда я начал писать "Октябрь", я заменил веревку на своем крестике на твою серебряную цепочку, теперь
284
все на месте. Но "Октябрь" почему-то не получается, в голове завис. Я слышу твой голос, наши с тобой разговоры. Кто ты, Марина? Я даже в мыслях не допускал, что тебя не было со мной раньше, ты ведь та, которую я искал. А искал ли я тебя? Ты просто была... Марина, пожалуйста, сходи в лес или парк и поговори со мной, я услышу. И тогда, я уверен, "Октябрь" получится. А "Ноябрь" я написал очень быстро. Он сдался во власть декабря, во власть зимы, он, как белый саван, надел на себя снег. И только три веточки-черточки. Он просит зиму сберечь то, что еще должно остаться".
Марина перестала читать и сказала:
- Ну и дальше все о картинах, о возможных выставках, тебе интересно?
- Интересно, но достаточно... Ты знаешь, от его письма действительно веет большим чувством. Может, это твоя судьба?
- Он тоже пишет, что это судьба, - Марина достала из письма фотографию. На ней был улыбающийся Николай, а на голове у него стояла живая, очень красивая по цвету курочка, он даже не придерживал ее рукой. - За два месяца до нашей встречи он был у матери вместе со своим братом. Выпили и начали фотографироваться. Николай поймал курочку во дворе и поставил ее себе на голову, как он пишет, для красоты. Он считает, что это предзнаменование нашей с ним встречи.
- Действительно, забавно, - сказала я и спросила: - но мне кажется, что тебя что-то разочаровало в этом письме, или это не так?
- Да, это так... Он хотя и спрашивает, кто я, но это не значит, что он хочет ответа на этот вопрос, потому что все остальное в письме - это рассказ во вдохновенной форме о самом себе. Я даже предвижу, если он приедет, мы будем заниматься его делами, жить его успехами и неуспехами... Тогда, в Благовещенске, когда я пришла к нему в мастерскую вместе с местной журналисткой, чтобы
285
привлечь его к участию в предвыборной кампании, он у
них довольно известный художник, я действительно была поражена его работами. Но это было во многом от неожиданности, увидеть где-то в Амурском крае художника, работающего на хорошем европейском уровне. И еще он нас так здорово встретил. Мы с ней тогда немножко замерзли, он налил нам дорогой водки, угостил черной и красной икрой, чаем с лимонником. В его уютной мастерской играла хорошая музыка. И когда я стала говорить о своем впечатлении от его картин, он так на меня смотрел, что стало понятно - между нами возникнут глубокие отношения. И поначалу действительно было какое-то подобие творческого диалога, мне показалось, что ему интересно и то, что я делаю, о чем думаю, что пишу. А сейчас, когда я прочитала его письмо, поняла, что он меня любит в контексте своего искусства. Он меня воспринимает как Ассоль, которая ждет его на берегу, когда он приплывет со своими картинами. Причем Ассоль, которая не только ждет, но и подготавливает почву для его будущих выставок. Он хочет на будущий год устроить выставку в Париже вместе с другими благовещенскими художниками.
- Но это уж он, наверное, загнул, - сказала я недоверчиво.
- Да дело не в том, загнул он или нет. Я его порыв приняла за интерес ко мне как личности. Но он любит свое вдохновение, которое я в нем пробудила, я для него как ветер, который раздувает паруса его корабля. Главное для него - это то, на что способен он... Мне это не нужно, мне не хочется быть приложением к жизни мужчины, мне нужен творческий диалог. Конечно, я все равно испытываю к нему большое чувство, но сейчас оно меня больше угнетает, чем приносит радость. Эта печаль сковывает мое сознание. Я хотела закончить новую статью для психологического журнала и не могу.
286
- Да, ты его вдохновила, может, он даже испытал такое вдохновение, которое никогда ранее не испытывал.
- Мне это приятно, конечно, но мне самой нужна помощь и поддержка в моих делах. Я сама хочу писать книги, и мне нужен человек, который мог бы мне в этом помочь, - сказала Марина и вдруг неожиданно добавила: - Давай выпьем сухого вина, того, что привезли из Греции, а то что-то грустно стало.
Мы выпили красного вина, и Марина развеселилась:
- Я вчера гуляла у Москвы-реки и мне пришла в голову смешная идея, что для меня наилучший вариант мужчины - это чудовище из "Аленького цветочка".
- Точно, - ответила я, смеясь, - сидит где-то в кустах, все дает, что нужно, а ты сиди себе, хочешь - книги пиши, хочешь - рисуй. Правда, он в конце в царевича превращается.
- А вот это не надо, - сказала Марина, грозя пальчиком, - пусть подольше побудет чудовищем, пока я всех книг не напишу и не объеду весь мир.
-Да, смех смехом, конечно,- сказала я,- но у меня тоже не было в жизни мужчины, который бы проявлял интерес к моим делам, от меня всегда требовалось участие в решении его проблем, а мне доставались только крохи с царского стола. А почему так происходит? Неужели женщины с личностной стороны вообще мужчин не интересуют?
- Мне кажется, - сказала Марина, - женский идеал вообще человечеством еще не разработан. Даже Дева Мария воспринимается как "мироточица", как "покров", "матка". В Католической церкви есть такие монахи-"мариане", с точки зрения психологии - это такое духовноэротическое отношение к Деве Марии, ожидание того, что "покроет" некая женственность и спасет. Вот и Николай ко мне так же относится - одновременно и высоко, и потребительски, ждет, что я приду, согрею, утешу, вдохновлю
