Соглядатай - Роб-Грийе Ален (бесплатные книги онлайн без регистрации txt) 📗
На пока еще девственно чистой странице четверга он заранее написал ту же фразу. А потом закрыл черную книжку.
Он поставил керосиновую лампу на столик в изголовье кровати, разделся, по очереди развешивая одежду на стуле, надел ночную рубашку, одолженную у хозяйки, завел часы и положил их у лампы, возле ножки, немного убавил фитиль и дунул сверху внутрь стекла.
Пока он на ощупь искал край одеяла, чтобы под него забраться, вспомнил об электрической лампочке. Когда та внезапно погасла, он несколько раз пощелкал кнопкой выключателя, предполагая, что свет погас из-за ее неисправной работы, в чем он уже много раз имел возможность убедиться. Свет тем не менее не загорался, и вскоре в дверь, держа в каждой руке по зажженной керосиновой лампе, постучала (ногой?) квартирная хозяйка. Аварии сети, сказала она, случаются очень часто и иногда длятся подолгу; поэтому жители острова сохранили старые лампы, которые они, как и прежде, содержат в рабочем состоянии.
– Не стоило поднимать такой шум из-за этого их прогресса, – заключила женщина, унося с собой одну из двух ламп.
Матиас не знал, в каком положении он оставил кнопку выключателя. Если она была выключена, ток, возможно, уже давно восстановился без его ведома; в обратном случае лампа могла зажечься сама посреди ночи. В темноте он подошел к двери, попутно нащупав руками стул, на котором висела одежда, и мраморную крышку большого комода.
Он снова пощелкал выключателем, расположенным возле дверного косяка. Тока по-прежнему не было. Матиас попытался вспомнить, каким было положение выключения; но не смог и на всякий случай в последний раз нажал на металлический шарик.
Вслепую отыскав кровать, он скользнул меж простыней, которые показались ему холодными и влажными. Он лег на спину, вытянувшись во весь рост, сомкнув ноги и раскинув руки крестом. Левая рука наткнулась на стену. Все предплечье другой свешивалось в пустоту. Квадрат окна справа от него начинал выделяться своим неясным свечением очень темного синего цвета.
Только тогда коммивояжер почувствовал всю свою усталость – очень большую, огромную усталость. Последние четыре километра, от Черных Скал до поселка, которые он шел быстрым шагом в ночи, исчерпали его силы. За ужином он едва прикоснулся к блюдам, которые ему подавал хозяин гостиницы; к счастью, тот на это ничего не сказал. Матиас быстро покончил с едой, чтобы поскорее вернуться к себе – в дальнюю комнату с высокой и темной мебелью, выходящую окном на холмистые луга.
Итак, он снова оказался один в этой комнате, где провел все свое детство – впрочем, кроме самых ранних лет, после смерти матери, которая умерла чуть спустя после его рождения. Отец его быстро женился опять и сразу же забрал маленького Матиаса у тетки, которая воспитывала его как собственного сына. Ребенок, которого, естественно, усыновила новая супруга отца, долгое время мучился вопросом, которая из двух женщин была его матерью; еще больше времени ему понадобилось на то, чтобы понять, что у него ее не было вовсе. Эту историю ему часто рассказывали.
Ему стало интересно, по-прежнему ли стоящий в углу, между окном и дверью, большой шкаф закрыт на ключ. Именно туда он складывал свою коллекцию веревочек. Теперь все было кончено. Он даже не помнил уже, где находится дом.
Сидя в ногах кровати, на стуле, спинка которого была прислонена к стене (на обоях виднелся горизонтальный след потертости), Виолетта боязливо подняла личико. Ее детский подбородок упирался в деревянную спинку кровати, за которую цеплялись две ее маленькие ручки. Позади нее стоял еще один шкаф, затем справа – третий, потом туалетный столик, два других не похожих друг на друга стула и, наконец, окно. Он снова был один в этой комнате, где провел всю свою жизнь, глядя на незавешенные стекла маленького квадратного окошка, глубоко посаженного в стене. Оно выходило прямо на холмистые луга, не отделяемое от них ни двором, ни даже самым маленьким клочком сада. В двадцати метрах от дома возвышался большой деревянный столб – несомненно, оставшийся от чего-то; на его скругленной вершине устроилась чайка.
Было пасмурно; ветрено; слышно, как ветер задувает порывами. Однако чайка совершенно неподвижно сидела на столбе. Возможно, она находилась там уже очень давно; Матиас не видел, как она прилетела.
Она сидела в профиль, повернув голову вправо. Это была большая светлая птица без капюшона с довольно темными, хотя и неяркими крыльями – из разряда крупных чаек.
Это большая серо-белая птица с белой головой без капюшона. Окрашены только крылья и хвост. Это крупная чайка, весьма распространенная в этих местах.
Матиас не видел, как она прилетела. Должно быть, она неподвижно сидит на этом столбе уже очень давно.
Она видна точно в профиль, голова ее повернута вправо. Острые концы длинных сложенных крыльев скрещиваются над хвостом, который сам по себе очень короткий. Клюв горизонтальный, толстый, желтый, немного кривой, но с отчетливо загнутым кончиком. Нижний край крыла, а также его острый конец подчеркиваются более темными перьями.
Правая, единственно видимая лапа (за которой прячется вторая, в точности такая же) – тонкий вертикальный стебелек, покрытый желтыми чешуйками. От низа живота сначала отходит сустав, согнутый под углом сто двадцать градусов, который вверху соединяется с мясисто-перьевой частью ноги, от которой виднеется лишь краешек. На другом конце лапы можно различить перепонки между пальцами и заостренные когти, вцепившиеся в закругленную вершину столба.
На этом столбе подвешена решетчатая калитка, соединяющая холмистые луга с садом, огороженным забором из железной проволоки, натянутой на деревянные столбики.
Сад, искусно устроенный в виде параллельных бордюров, разделенных между собой ухоженными дорожками, усыпан разноцветными венчиками цветов, переливающимися на солнце.
Матиас открывает глаза. Он в своей постели, лежит на спине. В полусне яркое (но расплывчатое) изображение окна, которое оказывается на сей раз слева, начинает равномерное, неумолимое, хотя и без резких толчков, движение вкруг комнаты, медлительное, как течение реки, последовательно переходя таким образом через места, которые должны быть заняты стулом у изголовья кровати, шкафом, вторым шкафом, туалетным столиком, двумя стульями, стоящими рядом. В этом месте окно останавливается справа от Матиаса – там, где оно находилось вчера, – четыре одинаковых стекла, разделенные темным крестом.
На улице давно рассвело. Матиас прекрасно спал, не просыпаясь и даже не шевельнувшись. Он чувствует себя бодрым и спокойным. Он поворачивает голову к переплету окна.
На улице идет дождь. В его сне, который внезапно на мгновение всплывает в памяти и тут же исчезает, на улице было солнце.
На улице идет дождь. Все четыре стекла усыпаны крохотными блестящими капельками, расчерчивающими косыми – но параллельными – штрихами длиной в один-два сантиметра всю поверхность окна в направлении одной из его диагоналей. Слышно – едва-едва, – как стучат капли дождя, разбиваясь о стекло.
Полосы ложатся все чаще. Вскоре капельки сливаются меж собой, нарушая стройность рисунка. Когда Матиас стал смотреть в эту сторону, начинался ливень. Теперь почти всюду образуются крупные капли, которые в конце концов стекают по стеклу сверху вниз.
По всей картинке, контуры которой превращаются в устойчивую серию извилистых линий, в целом направленных вертикально и равномерно распределенных – на расстоянии примерно одного сантиметра друг от друга, – струятся ручейки воды.
Эти вертикальные струйки в свою очередь также исчезают, на этот раз уступая место россыпи крупных, беспорядочно и неподвижно застывших капель, более или менее равномерно усеивающих все поле. Если приглядеться повнимательнее, каждый из этих элементов обладает какой-то непохожей на другие – хотя и переменчивой – формой, в которой сохраняется лишь одна постоянная черта: выпуклое, округлое основание с черной каймой и светлым бликом посередине.
