О проблемах языка и мышления - Ленин Владимир Ильич (книги хорошего качества txt) 📗

Панславизм из вероисповедания ныне превратился в политическую программу с 800.000 штыков в своем распоряжении. Он оставляет Европе одну альтернативу: покорение ее славянами или разрушение навсегда центра ее наступательной силы – России. Ближайший вопрос, на который мы должны дать ответ, таков: в какой степени Австрия заражена панславизмом, принявшим русскую форму? Из семидесяти миллионов славян, живущих на восток от Богемского леса и Каринтийских Альп, почти пятнадцать миллионов находятся под подчинением Австрии, включая в себе представителей всех почти разновидностей славянского языка.

Первая форма панславизма была литературная. Его изобретателями были Добровский, богемец, основатель научной филологии славянских диалектов, и Колар, словакский поэт из венгерских Карпат. У Добровского главную роль играл энтузиазм научного изобретателя, у Колара – политические идеи. И панславизм пока довольствовался элегиями, и главной темой его поэзии были величие прошлого, позор, несчастье и чужеземное притеснение в настоящем. «Есть ли, о Боже, человек на земле, который захотел бы отказать в справедливости славянам?» Мечты о панславистском государстве, диктующем законы Европе, тогда еще не обозначались. Но элегический период скоро исчез, а вместе с ним и крик о простой «справедливости для славян».

Исторические исследования, охватывающие политическое, литературное и лингвистическое развитие славянской расы, сделали в Австрии гигантский успех. Шафарик, Копитар и Миклошевич как лингвисты, Палацкий как историк, стали во главе в сопровождении толпы других большего или ничтожного дарования людей как Ганка, Гай и т.д. Славные страницы богемской и сербской истории рисовались в пламенных красках в контраст к униженному и изломанному настоящему этих национальностей; и подобно тому как в остальной части Германии под покровом «философии» подвергались критике политика и теология, в Австрии, на глазах у Меттерниха, филология была использована панславистами для того, чтобы проповедовать учение о славянском единстве и создать политическую партию, очевидной целью которой являлось изменение положения всех национальностей в Австрии и превращение ее самой в большое славянское государство.

Смешение языков, царящее к востоку от Богемии и Каринтии, действительно достойно удивления. Процесс денационализации славян, граничащих с Германией, медленное, но непрерывное продвижение вперед немцев, вторжение венгерцев, разделившее северных и южных славян компактной массой в семь миллионов финской расы, проникновение турок, татар, валахов внутрь славянских племен вызвали настоящий словесный Вавилон. Язык меняется от деревни к деревне, чуть ли не от одной фермы к другой. Сама Богемия из пяти миллионов населения насчитывает два миллиона немцев рядом с тремя миллионами славян, окруженных кроме того с трех сторон немцами. То же мы видим у австрийско-славянских племен. Передать славянам все первоначально славянские земли и территории, превратить Австрию, за исключением Тироля и Ломбардии, в славянское государство, что являлось целью панславистов, значило бы объявить лишенным всякого значения историческое развитие последнего тысячелетия, отрезать третью часть Германии и превратить всю Венгрию, Вену и Будапешт в славянские города – метод, которому вряд ли могли бы симпатизировать немцы и венгры, владеющие этими округами. К тому же различия между славянскими диалектами так велики, что они за редким исключением друг другу непонятны. Это было комическим образом доказано на Славянском конгрессе в Праге в 1848 г., где после различных и бесполезных попыток найти общий, понятный для всех членов язык, они в заключение вынуждены были говорить на ненавистном для них языке – на немецком.

Мы видим таким образом, что австрийскому панславизму нехватало существенных элементов успеха: масс и единства. Масс нехватало, так как панславистская партия, ограниченная по своему составу одной частью интеллигентных классов, не обладала никаким влиянием на народ и не имела силы одновременно оказывать сопротивление австрийскому правительству и немецкой и венгерской национальностям, которые она хотела ввести в границы. Единства не было потому, что ее принцип единства был чисто идеальным, который при попытке осуществления потерпел крушение благодаря различию в языках.

Пока панславизм был чисто австрийским движением, он не представлял большой опасности, но скоро нашелся необходимый для него центр масс и единства. Национальное движение турецких сербов в начале этого столетия обратило скоро внимание русского правительства на тот факт, что Турцию населяло семь миллионов, язык которых из всех славянских диалектов больше всего походил на русский, чья религия и священный язык – старо- или церковно-славянский – были совершенно те же, что у русских. Среди этих сербов и болгар Россия впервые начала панславистскую агитацию, опирающуюся на положение России, как главы и покровительницы греческой церкви. Как только панславистское движение приобрело некоторую почву в Австрии, Россия скоро расширила разветвления своей агентуры на области своих союзников. Там, где она встречалась с славянами римско-католической религии, религиозная сторона вопроса опускалась, и Россия выступала как центр тяжести славянской расы, как ядро, вокруг которого кристаллизовались обновляющиеся славянские племена, как сильный и единый народ, призванный осуществить великие славянские государства от Эльбы до Китая и от Адриатического моря до Ледовитого океана. Здесь были найдены недостающая масса и единство. Панславизм сразу попал в ловушку. Он произнес свой собственный приговор. Чтобы утвердить заново мнимые национальности, панславизм объявил себя готовым принести в жертву русско-монгольскому варварству восьмисотлетнее фактическое участие в цивилизации. Разве это не являлось естественным результатом движения, начавшегося в союзе с решительной реакцией против хода европейской цивилизации и желавшего поставить запруду мировой истории?

Чехи и хорваты созвали в Праге общеславянский съезд для подготовления всеобщего славянского союза. Этот съезд и без вмешательства австрийских войск потерпел бы решительное крушение. Отдельные славянские наречия так же различаются между собою, как языки английский, немецкий и шведский, и когда открылись прения, не нашлось общего славянского языка, на котором ораторы могли бы понимать друг друга. Прибегли к французскому, но он оказался одинаково непонятным большинству, и бедные славянские энтузиасты, единственным общим чувством которых была ненависть к немцам, принуждены были, в конце концов, объясняться на ненавистном немецком языке – единственном языке, понятном для всех.

Непосредственной целью панславизма является восстановление славянского царства от Рудных и Карпатских гор до Черного, Эгейского и Адриатического морей под владычеством России, – царства, которое помимо немецкого, итальянского, мадьярского, валашского, турецкого, греческого и албанского языков насчитывало бы приблизительно еще дюжину славянских языков и главных диалектов. Все это целое сдерживалось бы вместе не теми элементами, которые до сих пор сдерживали и развивали Австрию, а абстрактными качествами славянства и так называемым славянским языком который общ большинству населения. Но где существует это славянство, как не в голове нескольких идеологов, где «славянский язык», как не в фантазии господ Палацкого, Гая и компании и отчасти в старо-славянском богослужении русской церкви, непонятном ни одному славянину.