Философия Гарри Поттера: Если бы Аристотель учился в Хогвартсе - Бэггет Дэвид (читаем бесплатно книги полностью txt, fb2) 📗
Критиков раздражает, что правила нарушаются в книгах о Поттере положительными персонажами, которые к тому же остаются безнаказанными. Но не все нарушения правил заслуживают наказания. Иногда нарушения правил оправдываются — потому-то Дамблдор не исполнил своего обещания изгнать Гарри, если он будет продолжать нарушать правила (ТК). Иногда вмешивается высший закон. Вот почему Абанес стремится подчеркнуть, что некоторые из проступков в книгах о Поттере — это больше чем пренебрежение школьными правилами или директивами министерства (что можно еще допустить как законное исключение). Некоторые из проступков, как, например, ложь, разрушают саму этику.
Конечно, правдивость — важная добродетель, и дети действительно не должны учиться тому, что избегать наказания или ответственности с помощью лжи — это приемлемая практика. Иммануил Кант доказывал в своей теории этики, что ложь в любом случае неправомерна. Он утверждал, что ложь основана на принципе, который не может быть обобщен. Правило «морально допустимо лгать, если это твоих лучших интересах» не работает. Такой всеобщий закон обесценил бы правдивость и надежность обещаний, без которых общество разрушилось бы.
Для Канта невозможны никакие разумные отступления от этики, ложь неправомерна всегда, не важно, каковы намерения лгущего, благородны они или нет. Последствия наших действий не имеют значений, только сами они важны.
Хотя Кант, как кажется, абсолютно прав, все же настоящая моральная теория должна допустить, что последствия действий должны рассматриваться перед их совершением. Тут есть опасность свести все к серии вытекающих из самих себя следствий, как это имело место у великого философа Джона Стюарта Милля и других утилитарианцев. Хотя мы не можем в точности предсказать последствия наших действий, бывают случаи, когда мы обязаны хоть частично предвидеть их. Например, тем, кто прятал евреев во времена Холокоста или беглых рабов в дни Подземной железной дороги, приходилось лгать, когда их спрашивали о местонахождении преследуемых. Если выбирать между подлинной ценностью жизни и частными моральными благами, то в этом случае ложь оправданна и морально ответственна! Это напоминает нам, что этика является чем-то бо́льшим, чем просто сводом строгих правил, она говорит о качествах самого человека и о моральных ценностях, которые он чтит — таких, как достоинство, свобода и жизнь. Некоторые моральные законы не обсуждаются и не подлежат никакому сомнению, как, например, невозможность мучить детей (даже таких, как Драко), но запрет на ложь, действующий почти всегда, имеет некоторые исключения.
Мы можем понять то, что Гарри не всегда удается прямолинейно соблюдать все правила.
И иногда это приносит ему неприятности. Забавно, что в Ордене Феникса Гарри должен говорить правду — ценою ареста вместе с Амбриджем, несправедливого и жестокого наказания, на которое он, однако, никогда не жалуется.
Гарри прозрел, узнав (в Ордене Феникса), что его отец, учась в Хогвартсе, был далек от морального совершенства. Отец смог вырасти и стать лучше, и это напоминает нам, что Гарри тоже находится в процессе превращения в достойного человека. Гарри придет, как пришел его отец, к моральной зрелости.
Не является ли Хогвартс виккианской академией?
Критики обвиняют Ролинг в том, что они основаны на оккультизме. Они пишут, что выдуманные приемы волшебства, только внешне похожие на настоящую магию, могут привести к стиранию границ фантазии и реальной жизни. Они настаивают, что это может заставить свернуть с пути истинного молодых людей, не способных еще установить границы выдуманного и реального. Если Ролинг рассказывает в своих книгах о приемах гадания — и то же делают настоящие оккультисты, — значит, по их мнению, оккультизм лежит в основе ее творчества.
Это суждение основано на ошибке. Возможно, не Ролинг, а критик смешивает реальность с фантазией. Потому что одно дело — читать или писать книги о волшебстве и совсем другое — заниматься этим самому. Общение с мертвыми запрещено в Библии, но значит ли это, что тот, кто послушен этому запрету должен осудить «Рождественскую песнь» Чарлза Диккенса, в которой речь идет именно об этом? Или заклеймить «Хроники Нарнии» К. С. Льюиса потому, что там говорится об астрологии? Вряд ли, и неспроста. Писание книг о какой-то практике не означает вовлеченности в нее, и нужно быть очень осторожным в применении термина «оккультный».
Действительно, Ролинг подвержена этим обвинениям, поскольку широко использует реальный материал, но она черпает из множества литературных и мифологических источников, от легенд о короле Артуре до Гомера, а не только из оккультных. В результате сочетания старинных источников она получает непредсказумый и новый результат, несмотря на большое число скрытых цитат. Ругать Ролинг за эклектизм — значит судить ее не по признанным ею над собой правилам (главный принцип для изучения любых книг), значит проявить несправедливость и тем самым нарушить одно из правил морали. Некоторым оппонентам угодно интерпретировать в превратном смысле посторонние, взятые откуда-то элементы мифов и обращать острие своей критики одновременно против них и против писательницы.
Как некоторые главы этой книги проясняют, Ролинг делает что угодно, но только не прославляет силы зла, рисуя их в негативных образах. Говорить о том, что эти книги подозрительны, потому что используют оккультные термины, — значит вводить читателя в заблуждение. Такие обвинения могли быть выдвинуты против любого христианского писателя, пишущего хотя бы эпизодически о магии, как, например, против К. С. Льюиса или Дж. Толкиена. Действительно, Абанес находит тончайшие различия между «Хрониками» Льюиса и «Поттером». Но, кажется, дело Абанеса обречено. С одной стороны, он настаивает на том, что дети, читающие Ролинг, недостаточно развиты, чтобы отличить реальную жизнь от придуманной, а с другой — он верит, что тончайшая разница в описании магии у Ролинг и Льюиса не ускользнет от внимания тех же юных читателей.
Воображение и мораль
Критикам свойственно акцентировать свое внимание на оккультных реминисценциях, макабрическом остроумии, не замечая потенциально положительных элементов книг о Поттере и возможности более конструктивного размышления об этих замечательных книгах.
Ролинг любит описывать свое выдуманное создание как мир, где царит вооображение — феномен, который мистер Дурсли бы не одобрил — и мир в основе своей моральный. В то же время она говорит, что в ее намерения не входило давать уроки этики, и это напоминает нам о критерии, который нужно помнить перед чтением этих книг. А именно, что главная цель литературы состоит не в улучшении людей. Уже Толкиен порицал точку зрения, согласно которой литература преследует моральные цели. То же делал и Марк Твен, предупредив читателей «Гекльберри Финна» о том, что тот, кто попытается найти мораль в этой книге, будет наказан. Тот факт, что все-таки книги и Толкиена, и Марка Твена формировали моральный облик читателей, не меняет того обстоятельства, что это не было их намерением и главной целью.
И все же есть связь между литературой и моралью. Философ Марта Нуссбаум выдвинула возвышенный аргумент о роли литературы в нашем моральном развитии[102]. Хорошие сочинения, такие как у Ролинг, обращаются одновременно к сердцу и голове, вызывая в нас лучшие чувства и снабжая нас живыми моральными образцами, которые Аристотель считал необходимыми для этического образования. Более суггестивные, чем догматические, они учат нас сострадать другим, развивая нашу способность видеть мир глазами другого.
Страстный почитатель Поттера философ Том Моррис пишет:
Золотое правило, если его понимать правильно, взывает к нашему воображению. Оно говорит о том, что нужно с другим обращаться так, как ты бы хотел, чтобы обращались с тобой, если б ты был в его положении. Чтобы я почувствовал, что значит быть в ситуации другого человека со всеми его моральными представлениями и желаниями — для этого нужно воображение. Золотое правило велит мне использовать мое воображение, чтобы почувствовать свое тождество с другими. Я верю, что воображение — единственная великая, данная нам от природы сила. И поэтому не случайно величайшее моральное правило основано именно на этой силе[103].
