Тринитарное мышление и современность - Курочкина Марина (читать книги без .TXT) 📗
Октябрь 1993 г.
154
* ОТ ПЕРИФЕРИИ К ЦЕНТРУ *
Человечество, в лучшем своем проявлении, движимо жаждой истины. Но в каждом конкретном человеке она реализуется по-разному. И наверное, глубина и качество этой жажды определяет сферу ее выражения.
Райнхарт Лаут пишет статью "Что говорит нам сегодня Достоевский" и называет Федора Михайловича пророком; некоторые авторы, комментируя эту статью, обращаются к прогнозам Шпенглера о будущем России. Все это на первый взгляд заслуживает самого пристального внимания. Но...
Почему, чтобы разобраться в современной нам ситуации, нужно вспоминать о Достоевском? Я бесконечно чту глубину идей Ф. М. Достоевского, и для меня бесспорно прорастание этих идей в современности, но я против упоминания его имени в данном контексте. Слишком диалогичен Достоевский, слишком много у него можно найти и за, и против по любому вопросу. Мне кажется, надо подумать, что каждый из нас может сказать сегодня сам. Причем это высказывание не должно походить на несбыточные мечтания, на экстраполяцию в бесконечность понравившихся нам идей. Как правило, это приводит к паразитированию на чужом мировоззрении, подтачивая возможности выработать целостность собственного.
155
Мы призваны в этот мир, чтобы не просто составить мнение о нем, но преобразить его. Это преображение не должно быть внешним. Природный мир достаточно гармоничен, утилитарное отношение к нему оборачивается экологическим кризисом. Наша задача - преобразить мир человеческих взаимоотношений, мир богочеловеческих отношений; именно катастрофы этих "миров" отзываются страшными диктатурами, тоталитаризмом, убийствами, предательствами, монологами вместо диалога, разобщенностью, равнодушием, безумием - духовной пустыней. Все это Достоевский провидел, а мы увидели. И надо выработать не теоретически правильную позицию, а экзистенциально обоснованную, которая бы проходила через центр бытия, через центр личности.
В наше время важно не просто определить ситуацию как кризисную, важно понять, в чем выражается этот кризис, какое отношение он имеет к общечеловеческой истории, каков выход из него. И начать важно с глубинных пластов человеческой жизни, с его душевно-духовных основ, ибо наш каждодневный мир лишь проекция, воплощенная форма духовно-душевной экзистенции человека.
Мне очень нравится прозрачное и в то же время емкое определение Григория Померанца о том, что такое русская культура. "Русская культура означает думать о Боге и говорить по-русски". Фраза быстро стала крылатой, сейчас ее уже очень многие повторяют. Для меня она стала своего рода системой координат для размышления об одном из аспектов самопознания - о моей национальной принадлежности. Правда, национальное сейчас очень часто сужается до этнического, почти до племенного уровня. Для меня национальное - это скорее культурное и языковое пространство. Что же это за таинственное пространство - язык, на котором я говорю и думаю? Русский язык это водная гладь, на которой проступают откуда-то из глубины знаки, выражающие определенный образ мышления - менталитет, как принято сейчас выражаться.
156
Соответственно любой язык - это зеркало национального или, лучше сказать, определенного менталитета.
Русская культура входит в великую европейскую коалицию культур. Но есть существенное отличие русского языка от языков романо-германской группы, языков, на которых говорят ведущие культуры Европы. Это языки, в которых основополагающую роль играют глагольные структуры. Действие - вот ключевое понятие такого образа мышления. Русский язык - это язык главным образом номинативный, то есть называющий предметы, явления, качества, состояния, действия и т. д. Основой такого образа мышления является созерцание или просто наблюдение. Конечно, это не означает, что все, кто говорит по-русски, - созерцатели, а те, кто говорит по-немецки или по-английски, - деятели. Просто доминанта национального образа мышления является одной из формирующих личность и характер любого конкретного человека. Каждый человек рождается в определенное время, в определенной точке пространства. Его сознание отпечатывает все, что он видит и слышит вокруг. Так начинает складываться его мировоззрение.
Что же такое русское мировоззрение или миросозерцание? Прежде всего - это российские просторы. Причем, чтобы ощутить это, не обязательно быть путешественником или сельским жителем. Песни, стихи, картины, и не обязательно в подлинниках, а даже плохого качества репродукции в учебниках, географические карты - все это формирует представление о бескрайних просторах, о такой удаленности границ - вплоть до ощущения их отсутствия.
Такая масштабность пространства воспитывает чувство растождествления с конкретной почвой, к тому же нет определенности ни географической, ни политической, ни духовной. И все это не столько имперскость, сколько беспочвенность. Какая-либо другая нация, которая живет в замкнутом географическом пространстве, четко знает свои границы. В России же нет постоянства: то Средняя Азия
157
наша, то нет, так же Кавказ, Польша и т. д. Неопределенность географическая способствует формированию духа беспочвенности. Никто из народов не говорит о своей стране: "Эта страна", "Надоела мне эта страна" и т. п. Такие слова являются психологическим рефреном для многих людей, живущих в России.
Россия - это особое место; я бы сказала, это патологическое место свободы. Никто из народов мира не дерзнул на такую свободу от Бога, как Россия. Это странное место, как черная дыра, это возможность, а не реальность. Русские люди могут проявляться только в духовности, но в материальной реальности - нет. Психологически такое состояние сознания можно объяснить тем, что когда-то "на глазах" у молодого государства, коим была Русь, рухнула Византийская империя, что можно сравнить с гибелью родителей на глазах подростка, такое потрясение и обусловило чувство растождествления с конкретной почвой, породило переживание бездны, в которую все рушится, и одновременно определило устремление к поиску смысла - именно поэтому наша страна богата на идеи, а на налаженное производство нет.
Русскость - это открытость, и очень символично, что именно здесь, на Руси, был установлен Сергием Радонежским праздник Святой Троицы, которая несет в себе дух диалогического единства. Культура Троицы самая неукорененная вещь в сознании и на Западе, и на Востоке;
если бы она укоренилась, не было бы такой раздробленности и вражды в мире. Сознание, принимающее разные ипостаси Бога, не может воевать с разными представлениями об истине. Если Бог может быть так парадоксален в Своем Единстве, то так же может быть парадоксальным проявление истины. Христиане признают этот догмат, но не переживают. Заслуга Сергия в том, что он укоренен в этом, потому так силен импульс, данный ученикам, но в России он еще не пережит, слабо интерпретируется, в лучшем случае как дух Пятидесятницы.
158
Сам догмат о Троице - Византийское порождение. Святые Отцы, которые хорошо знали греческую культуру, но были христианами, сделали прорыв к пониманию, что есть вещи неслиянные и нераздельные. Культура греческого познания и чисто иудейского духовного устремления к спасению и дала фантастический плод как учение о Троице. Греческая философия и христианская идея различны сами в себе, но Отцы Церкви синтезировали их, в результате чего и возникло понятие неслиянности и нераздельности. Догмат существует, но тринитарного сознания нет, потому что переживание от просто принятия сильно отличается. А людям свойственно принимать, но не отдаваться, и, принимая высокую идею, человек далеко не всегда становится ее носителем. Потому так важно отдаться духу диалога, для чего необходимо преодолеть ограниченность родового мышления. Бог не должен быть родовым идолом. Истиннее представление о Боге как о бездне.
Национализм - это тип родового мышления, способ аутоидентификации "я". Ребенок, делая первые шаги в жизни, обнаруживает некое "злое" сопротивление в жизни. Сопротивление предметов, о которые он ударяется, сопротивление людей, которым он на улице доверчиво глядит в глаза, а они не улыбаются в ответ, и многое другое. Чувства ребенка обобщаются в понятие о наличии "зла" некоего мира, который живет отдельной от него жизнью, и с ней, с этой жизнью, нельзя слиться. Итак, в сознании образовались две некие области, две своего рода бытийственные категории: одна- там, где я и все, что мне не противоречит, и вторая - там, где сосредоточено все, что со "мной" не соединимо (и люди, и предметы, и явления).
