Экология разума (Избранные статьи по антропологии, психиатрии и эпистемологии) - Бейтсон Грегори
Продемонстрировав, что тенденции к кумулятивным взаимодействиям подвержены некоторым видам модификации, ингибирования или изменения обусловливания, мы продвинулись в нашем знании сферы формирования человеческого характера [3]. Это важное продвижение. Мы знаем, каким образом балийцам удается избегать схизмогенеза, и мы знаем, как их неприязнь к схизмогенным паттернам выражается в многочисленных деталях социальной организации: жестких иерархиях, институтах обращения со ссорами, и т.д. Но мы по-прежнему ничего не знаем о позитивной динамике общества. Мы ответили только на негативный вопрос.
3 Как это обычно бывает в антропологии, данные недостаточно точны, чтобы дать нам какие-либо ключи к природе вовлеченных процессов обучения. Антропология в лучшем случае способна только поднимать проблемы этого порядка. Следующие шаги нужно оставить лабораторным экспериментам.
Каковы в действительности мотивы и ценности, сопровождающие сложную и богатую культурную активность балийцев? Что, если не соревнование или другие виды кумулятивных взаимодействий, заставляет балийцев исполнять сложные паттерны их жизни?
(1) Любому приехавшему на Бали немедленно становится ясно, что ни приобретательство, ни грубая физиологическая потребность не являются движущей силой культурной деятельности. Балийцы, особенно на равнинах, не голодают и не бедствуют. Они расточительно относятся к пище, и значительная часть их активности уходит на совершенно непроизводительные действия художественной или ритуальной природы, в которых щедро расходуются пища и имущество. В целом, мы сталкиваемся скорее с экономикой изобилия, чем с экономикой нужды. Некоторые, разумеется, оцениваются своими соседями как "бедные", но никому из этих бедных не угрожает голод, и сообщение, что человеческие существа могут фактически умирать от голода в больших городах Запада повергает балийцев в сильнейший шок.
(2) В своих экономических делах бапийцы выказывают большую осторожность в маленьких сделках. Они "крохоборы". Но эта осторожность сводится на нет периодическим "разбазариванием", когда они расходуют значительные суммы на церемонии и другие формы расточительного потребления. Только очень немногие балийцы заботятся об устойчивом приращении своего богатства или собственности; их отчасти недолюбливают, а отчасти считают чудаками. Подавляющее большинство "экономит гроши" недолго и с конкретной целью. Они экономят, пока не наберут достаточно, чтобы потратиться на некоторую церемонию. Мы не должны описывать балийскую экономику в терминах усилий индивидуума по максимизации стоимости, а скорее должны сравнить ее с релаксационными колебаниями из области физиологии или инженерии, имея в виду, что эта аналогия на только описывает последовательности их сделок, но и сами они видят подобную форму как естественную для этих последовательностей.
(3) Примечательна зависимость балийцев от пространственной ориентации. Чтобы действовать, они должны знать свои "опорные точки". Если балийца провезти на автомобиле по извилистой дороге, чтобы он потерял чувство направления, он может впасть в тяжелую дезориентацию и стать неспособным действовать (например, танцор может потерять способность танцевать) до тех пор, пока не вернет свою ориентацию, увидев какой-то важный ориентир, такой как центральная гора острова, вокруг которой структурированы опорные точки. Имеется сходная зависимость от социальной ориентации, с тем различием, что пространственная ориентация происходит в горизонтальной плоскости, а социальная в основном ощущается как вертикальная. Когда встречаются два незнакомца, то прежде чем начать свободно говорить, им необходимо установить относительное кастовое положение. Один спрашивает другого: "Где ты сидишь?" - что является метафорой для касты. В сущности, спрашивается: "Ты сидишь высоко или низко?" Когда каждый знает касту другого, он знает, какого этикета и каких лингвистических форм он должен придерживаться, и тогда разговор может продолжаться. При отсутствии такой ориентации балийцы косноязычны.
(4) Активность (кроме упомянутого выше "крохоборства") ценится скорее сама по себе, чем как направленная на некоторую отсроченную цель. Художник, танцор, музыкант и священник могут получить за свою профессиональную деятельность денежное вознаграждение, однако только в редких случаях оно адекватно компенсирует затраты времени и материалов. Вознаграждение - это жест признательности, определение контекста, в котором выступает, например, театральная труппа, но не экономическая поддержка труппы. Доходы труппы могут откладываться на покупку новых костюмов, но когда приходит срок их покупать, каждому приходится сделать значительный взнос в общий фонд на их оплату. Это же касается приношений на каждый храмовый праздник. Огромные затраты художественной работы и средств не преследуют какой-либо цели. Если вы построите красивую конструкцию из цветов и фруктов для очередного праздника в храме, бог не даст вам никаких выгод, но и не станет мстить, если вы этого не сделаете. Вместо отсроченной цели здесь имеет место непосредственное и имманентное удовлетворение от красивого совместного исполнения того, что следует исполнять в каждом конкретном контексте.
(5) В целом, деловитая активность в окружении людей приносит очевидную радость, а утрата членства в группе считается таким несчастьем, что угроза этого является одной их самых серьезных культурных санкций.
(6) Очень интересно отметить, что причины многих поступков балийцев артикулируются ими скорее в социологических терминах, чем в терминах индивидуальных целей или ценностей (Bateson, 1936, р.250).
Наиболее отчетливо это проявляется во всех действиях, связанных с советом деревни - иерархией, включающей всех полноправных граждан. В ее секулярных аспектах, на эту совокупность ссылаются как на / Desa (буквально: "Господин Деревня"). Многочисленные правила и процедуры рационализируются ссылкой на этот абстрактный персонаж. Аналогично в ее сакральных аспектах, деревня обожествляется как Betara Desa (Бог Деревня), которому сооружаются храмы и делаются приношения. (Можно предположить, что анализ Дюркгейма показался бы балийцам очевидным и правильным подходом к пониманию многих аспектов их общественной культуры.)
В частности, все денежные сделки, затрагивающие деревенскую казну, управляются общим положением "Деревня не несет убытков" (Desanne sing dadi potjol). Например, это общее положение применяется во всех случаях продажи животных из деревенского стада. Ни при каких обстоятельствах деревня не может принять цену меньше той, которую она фактически или номинально уплатила. (Важно отметить, что это правило принимает форму фиксации нижней границы, а не предписания к максимизации деревенской казны.)
Характерная осведомленность о природе социальных процессов ясно видна в таких происшествиях, как следующее: бедный человек должен был пройти один из важных и дорогостоящих rites de passage ["ритуал перехода" - франц.], которые необходимы для лиц, приближающихся к вершине иерархии совета. Мы спросили, что случится, если он откажется нести эти расходы. Первый ответ был таков, что, если он слишком беден, / Desa может одолжить ему деньги. В ответ на дальнейший нажим - что случится, если он действительно откажется, нам сказали, что никто никогда не отказывался, но если бы кто-то это сделал, никто больше не стал бы проходить эту церемонию. Суть этого ответа и того факта, что никто никогда не отказывается, заключается в утверждении, что следует ценить сам протекающий культурный процесс.
(7) Культурно правильные действия (patoet) приемлемы и эстетически ценны; позволительные действия (dadi) более или менее нейтральны; непозволительные действия (sing dadi) следует осуждать и избегать. Подобные обобщения в транслированной форме несомненно верны во многих культурах, однако важно получить ясное понимание того, что балийцы имеют в виду под dadi. Это понятие не следует уравнивать с нашими "этикетом" или "законом", поскольку каждое из них взывает к ценностному суждению некоторого другого лица или социологической сущности. На Бали нет ощущения, что действия были категоризированы или категоризи-руются как dadi или sing dadi какой-то человеческой или сверхъестественной властью. Скорее, утверждение, что такое-то действие есть dadi, является абсолютным обобщением в том смысле, что при данных обстоятельствах это действие совершается регулярно [4]. Для лица без касты неправильно обращаться к принцу иначе, чем "изысканным языком", для менструирующей женщины неправильно входить в храм. Принц или божество могут выразить раздражение, но нет ощущения, что правила созданы принцем, божеством или лицом без касты. Оскорбление ощущается как направленное скорее против порядка и естественной структуры вселенной, нежели против конкретного пострадавшего лица. Даже в таких серьезных вопросах, как инцест (за который возможно изгнание из сообщества - см.: Mead, 1937) обидчика не осуждают ни за что, хуже глупости и бестактности: он "несчастный человек" (anak latjoer), а несчастье может случиться с любым, "когда придет его очередь". Далее нужно подчеркнуть, что паттерны, определяющие правильное и позволительное поведение, чрезвычайно сложны (особенно языковые правила), и балиец пребывает в постоянной тревоге, как бы не ошибиться (даже до некоторой степени в своей собственной семье). Более того, эти правила не таковы, чтобы их можно было суммировать либо простым рецептом, либо эмоциональной тенденцией. Этикет нельзя вывести ни из неких исчерпывающих положений, касающихся чувств других людей, ни из уважения к вышестоящим. Детали слишком сложны и слишком многочисленны для этого. Подобно канатоходцу, балиец вечно нащупывает свой путь, постоянно боясь сделать ложный шаг.
