Человечество - для чего оно? - Забелин Игорь Михайлович (читать книги без сокращений .txt) 📗
Это событие, само по себе важное, ознаменовалось еще встречей и последовавшей затем многолетней дружбой Ильи Ильича Мечникова с Александром Онуфриевичем Ковалевским. Их совместные труды обогатили русскую и мировую науку выдающимися открытиями и обобщениями в области зоологии, сравнительной эмбриологии и дарвинизма,
В Италии, в Сорренто, у Мечникова произошли еще две примечательные встречи (замечу в скобках, что Мечникову вообще — и по заслугам — везло на знакомства).
Во-первых, он познакомился с великим русским естествоиспытателем, основоположником отечественной физиологической школы Иваном Михайловичем Сеченовым. В своей автобиографической книге «Страницы воспоминаний» Мечников, посетивший Сеченова вместе с Ковалевским, так рассказал об этом событии: «Мы вышли совершенно очарованные новым знакомством, сразу признав в Сеченове учителя».
Вторая встреча — знакомство Мечникова и Ковалевского с известным анархистом Михаилом Бакуниным, Темпераментные речи Бакунина, по свидетельству самого Мечникова, не оказали на двух друзей «ни малейшего влияния; но тронутые его откровенностью и радушием, — продолжал Мечников, — мы расстались друзьями».
Высказывание это весьма характерно для Мечникова. Еще студентом он сделал выбор между наукой и политикой и по-своему интерпретировал их. Впоследствии он вспоминал: «Убеждение в том, что занятие положительной наукой может принести больше пользы России, чем политическая деятельность, отвернуло меня от последней».
Отвернуть отвернуло, но уйти от политики оказалось не так-то просто, несмотря на несколько наивное, но искреннее желание Ильи Мечникова.
Возвращение из дальних стран в Петербург совпало с очень трудной полосой в жизни ученого. Он женится на прекрасной женщине Людмиле Васильевне Федорович; к несчастью, она неизлечимо больна туберкулезом. Мечников не имеет лаборатории и пытается превратить в лабораторию свою небольшую квартиру. Он не имеет возможности сосредоточенно заниматься наукой, — жене необходимы дорогостоящие лекарства, и он тратит время и силы на заработки: занимается переводами.
В этот сложный период жизни на помощь Мечникову приходит Сеченов. Но та самая политика, от которой отворачивался Мечников, сама повернулась к нему и сделала свое дело, Сеченов рекомендовал Илью Мечникова на должность ординарного профессора по кафедре зоологии в Медико-хирургической академии, и объективно он имел все данные занять ее. Но смелая мысль, стремление пробить неизведанные, даже непредполагаемые тропы — это тоже политика. Особенно для тех, кто никуда не рвется. Те формально представляющие науку, кто никуда не рвался, кто хотел добротно — постоянного и в науке, и в своем бытии, — те провалили Мечникова при голосовании; история, впрочем, банальная.
Сеченов назвал голосование «подлой комедией», профессоров назвал «лакеями» и порвал с академией… В историческом повествовании время — вопреки своим законам — всегда, пусть ненамного, приближается к нам, ныне живущим. Я начал со стодвадцатипятилетнего юбилея со дня рождения героя очерка, а теперь мы уже приблизились на двадцать пять лет к нашим дням, и события разворачиваются вполне по-современному…
Одесса, январь 1870 года, Мечников избран ординарным профессором Новороссийского университета. Теперь уже он стремится помочь Сеченову и приглашает своего старшего товарища в университет.
Выборы прошли успешно, но потом дело застопорилось. Увы, опять политика, столь нелюбимая Мечниковым. Двумя годами ранее гордость русской науки — Сеченова — забаллотировали при выборах в академики «Императорской Академии наук». Теперь вновь всплыла версия о неблагонадежности.
Позднее Мечников вспоминал: «Профессора утверждались вовсе не сообразно научным достоинствам, а только по степени благонадежности. Кафедры стали наводняться невежественными и темными личностями».
Да, нелегко уйти от политики. А выход?.. Его Илья Мечников не видел. О социализме он имел смутное представление, но и его не принимал, — полагал, что общественное забьет индивидуальное, не даст простора личной инициативе… В марте 1881 года, когда народовольцы убили царя Александра Второго, а сами предстали перед судом, Илья Ильич Мечников привил себе возвратный тиф. Нет никакого сомнения, что находился он тогда в крайнем смятении, но трудно теперь решить, к чему стремился он — к самоубийству или к научному эксперименту.
Скорее всего, этот необычный человек стремился совместить и то и другое — пытался уйти из жизни в процессе собственного эксперимента, оставив описание опыта науке.
Во всяком случае, такой опыт он провел, но, к счастью, в самые последние годы своей жизни, и об этом мы еще вспомним.
У великого итальянского художника и ученого Леонардо да Винчи есть такое высказывание: «Как хорошо прожитый день дает спокойный сон, так с пользой прожитая жизнь дает спокойную смерть». К такому же выводу пришел тяжелобольной Мечников, не догадываясь о высказывании своего далекого предшественника. Он написал о «приятном умирании» много лет спустя, в «Этюдах оптимизма», в чем-то правильно сравнивая вечернее и жизненное угасание как состояние эмоциональное; но, пожалуй, самое парадоксальное заключается в том, что именно в сложную эту пору и проклюнулись первые ростки оптимизма в трагедийной, мятущейся душе Мечникова.
Обстановка в Новороссийском (Одесском) университете становилась после цареубийства с каждой неделей все сложнее и сложнее. «Последствия 1 марта чрезвычайно приострили все университетские отношения, и политический характер последних выступил с особой яркостью», — писал впоследствии Мечников.
Власть, «вопреки действительности», повсюду усматривала крамолу; реакция «косила без разбору», — это тоже свидетельства далекого от политики Мечникова… В 1882 году Илья Ильич Мечников, не смирившийся с наступлением реакции, засилием бездарных, но благонадежных профессоров, покинул Одесский университет.
За несколько лет до только что упомянутых событий Илья Мечников потерял свою первую жену, а в канун событий обрел нового друга на всю жизнь — Ольгу Николаевну Белокопытову. Небольшое наследство, полученное супругой, позволило Мечникову вместе с семьей снова уехать в Италию, в Мессину. Там, в Мессине, в жизни Мечникова как ученого произошел крутой перелом; он создал свою знаменитую фагоцитарную теорию и фактически сменил профессию — стал микробиологом.
«Пожиратели клеток», «фагоциты» — так Мечников назвал особые тельца в живых организмах, которые борются с болезнетворными бактериями, со всем посторонним и вредным, что проникает в организм.
Опыты Мечникова были оригинальны, неожиданны, доказательны и, казалось бы, очень просты.
Например, он брал прозрачную личинку морской звезды и вводил в ее тельце шип с розового куста (вот еще один не оцененный по достоинству пример синтеза науки и искусства!). Склонившись над микроскопом, Мечников с интересом и удовольствием наблюдал, как фагоциты личинки набрасывались на колючку, окружали ее, пытаясь уничтожить, — ив плане теории пока ни над чем более широком не задумывался.
Фагоциты — мучительная любовь Мечникова — в конце концов были признаны наукой, а за фагоцитарную теорию иммунитета Мечников уже на склоне лет (вторым среди русских ученых, после И. П. Павлова) получил Нобелевскую премию.
Но мы договорились в кратком моем рассказе не столько так или иначе оценивать научные — великие — заслуги Ильи Ильича Мечникова, сколько поразмыслить над его мировоззрением.
Когда Мечников в Италии столь изящно использовал куст розы для научных исследований, он еще помнил пережитый им возвратный тиф (да и возможно ли такое забыть?), помнил свои сложные ощущения, — но не мог конечно же, будучи естествоиспытателем, не подивиться изобретательности природы! В самом деле, если фагоциты имеются в крохотной личинке морской звезды, то они должны быть и в крови человека!.. Значит, своим спасением он тоже обязан фагоцитам… Это замечательно, но еще замечательнее жизнеспособность и личинки морской звезды, и человека, еще замечательнее их обороноспособность, их умение постоять за себя!
