Американские просветители. Избранные произведения в двух томах. Том 2 - Томас Пейн (книга регистрации .TXT) 📗
Довольно любопытно, что три лица, имена которых пользуются самой широкой известностью, были самого темного происхождения. Моисей был подкидыш, Иисус Христос родился в хлеве, а Магомет был погонщиком ослов. Первый и последний из них были основателями различных религиозных систем, Иисус же Христос не основал таковой. Он призывал людей действовать на основе нравственных принципов и верить в одного бога. Человеколюбие — основная черта его характера.
Обстоятельства, при которых он был схвачен, свидетельствуют о том, что он не пользовался широкой известностью; эти обстоятельства показывают также, что он устраивал собрания со своими последователями тайно, а также что он прекратил или временно приостановил свои публичные проповеди. Иначе Иуда не мог бы выдать его, сообщив о его местопребывании и к тому же указав на него чиновникам, которые пришли его арестовать. Само использование с этой целью Иуды и подкуп его показывают, что Иисус был малоизвестен и жил скрытно.
Мысль о его скрытной жизни не только плохо вяжется с его пресловутой божественностью, но и наводит на мысль о его малодушии. И то, что он был предан или, другими словами, схвачен по доносу одного из своих последователен, показывает, что он не собирался попасть под арест и, следовательно, не имел намерения быть распятым.
Христианские мифотворцы говорят нам, что Христос умер за грехи мира и что он пришел с намерением умереть. Не все ли равно тогда, как он умер? Разве изменилось бы что-нибудь, если бы он умер от лихорадки, оспы, старости или чего-либо еще?
Приговор, вынесенный, как они утверждают, Адаму за то, что он съел яблоко, гласил: воистину, ты умрешь, но не воистину, ты будешь распят. Это смертный приговор без указания рода казни. Таким образом, распятие или какой-либо другой особый вид казни не были указаны в приговоре Адаму и, следовательно, даже по собственному определению церковников не могли составлять части приговора, который должен был вынести Христос за Адама. Лихорадка подошла бы здесь не хуже креста, если бы для этого был повод.
Итак, смертный приговор, который, как нам говорят, был вынесен Адаму, должен означать или естественную смерть, т.е. прекращение жизни, или же то, что эти мифотворцы именуют проклятием. Следовательно, акт смерти Иисуса Христа должен был, согласно их системе, послужить предотвращением того или другого из этих событий, происходивших с Адамом и с нами.
Что она не предотвратила нашей смерти — очевидно, ибо все мы умираем, а если верить их сообщениям о долголетии, люди умирают после распятия даже скорее, чем до него. Что же касается второго объяснения (предполагающего естественную смерть Иисуса Христа как замену вечной смерти или проклятия всего человечества), то оно нагло представляет творца отделывающимся или отменяющим свой приговор с помощью каламбура, игры словом смерть.
Мастер каламбуров св. Павел, если он действительно написал книги, носящие его имя, помог этой игре слов, построив ее еще и на слове Адам. Он заставляет появиться на свет двух Адамов: один из них грешит сам, а страдает через заместителя, другой грешит через заместителя, а страдает сам. Религия, столь нашпигованная софизмами, увертками и каламбурами, охотно учит своих последователей практиковать эти приемы. Они же восприняли обычай, не зная вызвавших его причин.
Если Иисус Христос действительно был тем, за кого нам выдают его эти мифотворцы, и если он пришел в этот мир пострадать — слово, которое они иногда употребляют вместо слова умереть, — то единственным страданием для него было бы жить. Его земное существование было для него состоянием изгнания или высылки с небес. Обратный путь на родину лежал через смерть. Словом, все в этой странной истории обратно тому, на что она претендует. Она противоположна истине, и мне так надоело расследовать все ее несообразности и нелепости, что я поспешу кончить и перейти к чему-либо лучшему.
Мы не можем знать, сколько книг Нового завета и какие их части были написаны теми лицами, чьи имена они носят. Не знаем мы и того, на каком языке они были первоначально написаны. Их теперешнее содержание может быть разделено на две части: рассказы и переписку.
Четыре упомянутые книги — евангелия от Матфея, Марка, Луки и Иоанна — всецело повествовательные. Они касаются уже происшедших событий, В них рассказывается, что делал и говорил Иисус Христос, что делали и что говорили ему другие. В нескольких случаях одно и то же событие передается по-разному. По отношению к этим книгам откровение необходимо исключается не только ввиду разногласии авторов, но и потому, что откровение не может представлять собой рассказ о фактах, передаваемый очевидцем, как и рассказ о слышанных им разговорах и беседах. Книга, носящая название Деяний апостолов (анонимное сочинение), также принадлежит к повествовательной части.
Все другие части Нового завета, за исключением книги загадок, называемой Откровением, представляют собой собрание писем под названием посланий. А подделка писем стала столь обычным делом на свете, что вероятность их истинности или подложности по меньшей мере равна.
Менее всего сомнительно одно: что из материалов, содержащихся в этих книгах, с помощью некоторых старых историй церковь создала религиозную систему, весьма противоречащую характеру лица, чье имя она носит. Она основала религию пышности и богатства, претендуя на подражание человеку, жизнь которого была смиренной и бедной.
Изобретение чистилища и освобождения из него душ посредством молитв, купленных за деньги у церкви; продажа прощений, дозволений и индульгенций — это доходные статьи, лишь не носящие этого имени и не имеющие этой внешности.
Но тем не менее дело обстоит таким образом, что подобные вещи проистекают из мучений распятия и выведенной отсюда теории, будто один человек может страдать вместо другого и оказывать ему [тем самым] высокопохвальные услуги.
Поэтому вероятно, что все учение, или доктрина, так называемого искупления (которое, как утверждают, осуществляется посредством действия одного лица вместо другого) было первоначально сфабриковано с целью ввести в употребление все эти вторичные искупления за деньги, и отрывки в книгах, на которых построена идея или теория искупления, были составлены и сфабрикованы с той же целью.
Почему мы должны верить церкви, когда она говорит нам, что эти книги подлинны во всех своих частях, больше, чем когда она нам говорит что-либо иное или рассказывает о чудесах, которые она якобы совершила? Она определенно могла сфабриковать писания. ибо она умеет писать; рассматриваемые же писания по своей композиции таковы, что любой смог бы это сделать. А что она это действительно совершила, так это не более невероятно, чем доступные для нее и совершенные ею, по ее утверждению, чудеса.
Так как нельзя, за давностью лет, представить внешнего доказательства того, сфабриковала ли церковь учение об искуплении или нет (ибо это свидетельство, будь оно за или против, само подвергалось бы такому же подозрению в фальсификации), можно лишь сослаться на внутренние свидетельства, содержащиеся в самом учении, и эти свидетельства не без основания говорят в пользу того, что оно сфабриковано. Ведь они показывают, что доктрина искупления основана на денежной, а не на нравственной справедливости.
Если я должен деньги и не могу уплатить долг, а заимодавец угрожает посадить меня в тюрьму, другое лицо может взять на себя долг и уплатить за меня. Но если я совершил преступление, дело меняется коренным образом. Нравственная справедливость не может принять невинного за виновного, если даже он предложит себя сам. Предположить, что правосудие так поступает,— значит уничтожить самый принцип его существования: оно будет тогда не правосудием, а неразборчивым возмездием. Одно это соображение показывает, что доктрина искупления основана на голой коммерческой идее, соответствующей идее задолженности, которую может покрыть кто угодно. И так как эта корыстолюбивая идея в свою очередь соответствует системе вторичного искупления, приобретаемого у церкви за деньги, очень возможно, что и то и другое учение сфабриковано одними и теми же лицами, так что на деле нет никакого искупления,— все это басня, и человек находится в том же отношении к своему творцу, в каком он находился с самого начала своего существования. Думать так — высшее утешение для человека.
