Соглядатай - Роб-Грийе Ален (бесплатные книги онлайн без регистрации txt) 📗
Его сотрапезники начали не торопясь очищать картофелины ногтями. Коммивояжер протянул руку к кастрюле и последовал их примеру.
Вдруг рыбак расхохотался, это было так неожиданно, что Матиас вздрогнул; он перевел взгляд с черного платья на внезапно просветлевшее лицо своего соседа. У того стакан снова был пуст. Матиас отпил немного из своего.
– Однако забавно! – сказал рыбак.
Коммивояжер задумался, стоит ли отвечать. Он рассудил, что удобнее будет погрузиться в работу, которую ему облегчала необычайная длина ногтей. Он посмотрел на тонкое, облегающее черное платье и на блики света у основания шеи.
– Когда я думаю, – сказал рыбак, – что мы сидим здесь вдвоем и спокойно чистим картошку…
Он засмеялся, не закончив фразы. Указав подбородком на крабов, он осведомился:
– Крючников любишь?
Матиас ответил утвердительно, затем сам задал себе тот же вопрос и сделал вывод, что солгал. Тем не менее запах не был ему неприятен. Моряк схватил одного из крабов и по очереди оторвал ему лапы; большим лезвием своего ножа он распорол в двух местах брюшко, затем точным и сильным движением отделил тело от панциря; держа в левой руке панцирь, а в правой – тело, он на миг задержался, чтобы рассмотреть мясистую часть.
– Опять скажут, что здесь ничего нет!
За этим восклицанием последовали несколько ругательств в адрес оптовиков, а в заключение он, очевидно как обычно, пожаловался на слишком низкие цены на краба-«паука». Одновременно с этим он взял молоток и короткими сухими ударами прямо на деревянном столе между своей тарелкой и тарелкой коммивояжера начал разбивать лапы.
Когда он возился с одним трудным суставом, оттуда брызнули капли жидкости, которые попали девушке на щеку. Ни слова не говоря, она утерлась тыльной стороной указательного пальца. На безымянном пальце она носила позолоченное кольцо, которое в крайнем случае могло сойти за обручальное.
Моряк продолжал свой монолог, поочередно рассказывая о том, что жизнь для островитян становится все труднее, что деревня на Черных Скалах растет, что теперь на большей части острова проведено электричество и что сам он выступил против общины, когда речь зашла о том, чтобы провести ток к нему в дом; о «славной жизни», которую они «с малышкой» ведут в своем уголке скалистого берега среди ловушек и сетей. Таким образом, в процессе разговора у Матиаса не возникало никаких проблем, поскольку рыбак никогда не требовал ответа, даже если ему случалось произнести какое-нибудь вопросительное предложение; в этом случае собеседнику достаточно было выждать паузу в несколько секунд, и монолог возобновлялся как ни в чем не бывало.
По всей видимости, моряк предпочитал придерживаться общих тем, не вдаваясь в личные истории. Он ни разу не упомянул ни о том времени, когда они были знакомы с Матиасом, ни о дружбе, которая связывала их в тот неустановленный период, границы и продолжительность которого коммивояжер тщетно пытался определить. Порой рыбак начинал говорить с ним как с собственным братом, а потом тут же обращался к нему как к заезжему гостю, которого видит впервые. Уменьшительное «Матт», которое он употреблял в порыве дружеских чувств, ничего не проясняло, так как никто до сих пор – если ему не изменяла память – не называл его таким образом.
Не было не только подробностей, касающихся дат или продолжительности событий, но и точных сведений относительно мест и обстоятельств. По мнению Матиаса, все это – по разным причинам – никак не могло происходить на острове, разве что в ранней юности. Однако о своей юности моряк тоже не рассказывал. Зато он долго распространялся по поводу новой системы линз, которая с осени была установлена на маяке и обладала доселе недосягаемой оптической мощью, способной проникать сквозь самые густые туманы. Он начал объяснять, как она работает; но, несмотря на некоторые технические термины, его описание приборов изначально было настолько смутным, что коммивояжер даже не стал вникать дальше. Ему показалось, что хозяин повторяет услышанные где-то слова, смысла которых не понимает, довольствуясь пересказом главного, наобум приправленного его собственными – чересчур туманными и совершенно бесформенными – измышлениями. Большинство фраз он сопровождал быстрыми, размашистыми и замысловатыми движениями, которые, казалось, имели весьма отдаленное отношение к тексту. Так что различные части одной из толстых клешней описывали над столом траектории, среди которых преобладали круги, спирали, завитки, восьмерки; поскольку их панцири были разбиты, от клешней отлетали и падали вокруг мелкие кусочки. От крабов и речей у моряка пересыхало во рту, и он часто прерывался, чтобы наполнить свой стакан.
В стакане же молодой женщины, напротив, уровень жидкости не претерпевал никаких изменений. Она ничего не говорила и едва притрагивалась к пище. Из соображений чистоты – быть может, в честь гостя – после каждого кусочка она старательно обсасывала пальцы. Округлив рот, она вытягивала губы и несколько раз проводила по ним пальцем от основания к кончику. Чтобы лучше видеть, что она делает, девушка поворачивалась при этом вполоборота к окну.
– На берегу от него светло, как днем, – в заключение заявил рыбак.
Разумеется, это было неправдой: похожие на щипцы лучи маяков не освещают берег у подножия. Странная ошибка со стороны человека, считающегося моряком, тем не менее он, казалось, действительно полагал, что роль маяков состоит именно в том, чтобы в подробностях показывать мореплавателям те скалы, которых следует избегать. Должно быть, он никогда не выходил в море на лодке ночью.
Сидя в профиль, «малышка» застыла, засунув в рот средний палец. Наклонившись вперед, она сидела с опущенным лицом; округлившаяся и напряженная линия ее шеи сияла в лучах света.
Но она поворачивалась вполоборота к свету вовсе не для того, чтобы лучше следить за процессом отмывания пальцев. Насколько Матиас мог судить, глядя со своего места, глаза ее были скошены на угол окна, будто она пыталась разглядеть что-то через грязные стекла.
– Следовало бы ее выпороть кнутом, эту дрянь!
Коммивояжер не сразу сообразил, о ком говорит хозяин, так как не обратил внимания на его предыдущие слова. Когда он понял, что речь идет о младшей дочери Ледюк, то стал гадать, что привело моряка к такому выводу. Тем не менее он воспользовался паузой, чтобы поддержать мнение хозяина дома: судя по всему, что он слышал с самого утра, девчонку, кажется, действительно следовало бы хорошенько выпороть или даже подвергнуть еще более суровому наказанию.
В этот момент он осознал, что моряк смотрит в его сторону. Отважившись, он бросил быстрый взгляд влево; человек рассматривал его с выражением такого глубокого удивления, что Матиас, в свою очередь, тоже удивился. Тем не менее он не сказал ничего из ряда вон выходящего. Может, его собеседник просто уже не ожидал услышать от него ответ? Матиас попытался вспомнить, произносил ли он какие-нибудь другие слова с тех пор, как вошел в эту лачугу. Он не смог с уверенностью этого сказать про себя: возможно, он говорил, что в комнате жарко… может быть, еще какие-нибудь банальности по поводу маяка… Он отпил глоток вина и, ставя стакан на стол, вздохнул:
– С детьми столько горя.
Но с облегчением увидел, что рыбак уже о нем забыл; на его лице снова появилась недавняя озабоченность. Он молчал, положив свои неподвижные и незанятые руки на край стола. Направление его взгляда – поверх останков краба, пустой бутылки, еще полной бутылки и плеча в черном платьице – однозначно указывало в сторону квадратного окошка.
– Завтра будет дождь, – сказал он.
Он по-прежнему оставался неподвижен. Секунд через двадцать он уточнил:
– Завтра… или уж наверняка послезавтра.
Во всяком случае, коммивояжер будет уже далеко.
Не меняя позы, рыбак снова заговорил:
– Если ты стережешь тут Жаклин…
Матиас предположил, что тот обращался к своей юной спутнице, однако этому не было ни малейшего доказательства. Сама же она, снова принявшись обгладывать краба, сделала вид, будто не слышит. Моряк продолжал:
