Французская демократия - Прудон Пьер Жозеф (бесплатные онлайн книги читаем полные версии .TXT) 📗
То, что мы исключительно хотимъ пріобрѣсти и что оплачиваемъ всякому, отъ кого требуемъ услуги, не болѣе, не менѣе, какъ сама услуга.
Но на практикѣ дѣло происходитъ не такъ: можно насчитать множество случаевъ, гдѣ сверхъ стоимости продукта услуги, мы платимъ за сословіе, рожденіе, знаменитость, знатность, почетное положеніе, значительность, громкое имя того лица, которое оказываетъ услугу. Такимъ образомъ, совѣтникъ императорскаго двора получаетъ 4000 фр., а президентъ 15000. Начальникъ департамента министерства имѣетъ 15000 фр., а министръ – 100,000. Нѣсколько лѣтъ назадъ приходскимъ священникамъ было назначено 800 фр. жалованья; прибавьте къ этому 50 фр. посторонняго дохода, выйдетъ 850, а епископы получаютъ по крайней мѣрѣ по 20,000 фр. Первый солистъ оперной труппы или первый актеръ французскаго театра требуетъ 100.000 фр. постояннаго годоваго жалованья и извѣстное число бенефисовъ; а второстепенный актеръ получаетъ 300 фр. въ мѣсяцъ. Въ чемъ же заключается причина такой разницы? Она цѣликомъ заключается въ достоинствѣ, въ положеніи, въ званіи, въ томъ неуловимомъ метафизическомъ и идеальномъ отличіи, которое не оплачивается и недопускаетъ никакой продажности…
Такимъ образомъ, доходъ однихъ преувеличивается тѣмъ высокимъ мнѣніемъ, которое составляютъ себѣ объ ихъ обязанностяхъ и личностяхъ, a задѣльная плата и содержаніе гораздо большаго числа людей убавляются почти до нуля, благодаря тому презрѣнію, съ которымъ относятся къ услугамъ этихъ людей и тому низкому положенію, въ которомъ ихъ систематически держатъ. Одно составляетъ противоположность другому. Аристократія предполагаетъ рабство: на долю первой выпадаетъ изобиліе; слѣдовательно, на долю втораго достаются всякія лишенія. Во всѣ времена рабъ былъ лишенъ права на произведеніе своего собственнаго труда: при феодальномъ правѣ тоже самое дѣлалъ и баронъ, отнимавшій у своего вассала пять рабочихъ дней и оставлявшій ему только одинъ день, чтобы запастись провизіею на всю недѣлю. Съ 89 года за рабочимъ было признано право располагать своимъ трудомъ и продуктами этого труда. Но неужели кто нибудь воображаетъ, что въ наше время нѣтъ рабскаго труда? Я не говорю о совершенно безвозмездномъ трудѣ: такой трудъ невозможенъ. Но развѣ нѣтъ труда, который оплачивается меньше, чѣмъ того требуютъ настоятельная необходимость, простое уваженіе къ гуманности? Тому, кто сколько нибудь усомнился бы въ этомъ, я посовѣтую только открыть книгу Петра Венсара. Наши фабрики, наши мастерскія, мануфактуры, города и деревни биткомъ набиты людьми, которые живутъ на 60 сант. въ день и даже меньше; говорятъ, есть даже люди, получающіе меньше 250 (OCR: опечатка?). Описаніе такихъ бѣдствій кладетъ пятно на человѣчество; оно обличаетъ глубокую недобросовѣстность нашей эпохи.
Вы возразите мнѣ, что все это только счастливыя и несчастныя исключенія, что націи чтятъ самихъ себя, возвышая оклады и содержаніе своихъ должностныхъ лицъ и знаменитыхъ талантовъ, и что неразумно было бы смѣшивать этихъ людей съ низкимъ сословіемъ промышленниковъ и рабочихъ.
Но спуститесь внизъ по общественной лѣстницѣ, сойдите съ ея вершины, на которую я васъ только что перенесъ, и къ крайнему удивленію вашему вы замѣтите, что во всякомъ положеніи люди судятъ о себѣ точно такимъ же образомъ. Докторъ и адвокатъ, сапожникъ и модистка берутъ доходъ съ извѣстности, которою пользуются; есть даже люди, которые дѣлаютъ оцѣнку своей честности, какъ та кухарка, которая за прибавку жалованья обѣщала не воровать. Покажите мнѣ человѣка, который не считалъ бы себя нѣсколько выше своихъ собратій и не воображалъ бы, что дѣлаетъ вамъ честь, работая для васъ за извѣстную плату. Когда самъ производитель опредѣляетъ задѣльную плату, вопросъ всегда раздваивается: здѣсь затрогиваются оба – и личность, nominor quia leo, и работникъ. Во Франціи найдется цѣлая сотня хирурговъ, которые не затруднились бы вынуть пулю изъ ноги Гарибальди; но для знаменитаго раненнаго нуженъ былъ знаменитый операторъ; отъ этого Гарибальди показался въ десять разъ героичнѣе, а г. Нелатонъ въ десять разъ искуснѣе. Всякому досталось по рекламѣ: таковы порядки экономическаго міра.
Такъ какъ мы дожили до демократіи и всѣ пользуемся одинакими правами, такъ какъ законъ одѣляетъ насъ одинакими милостями и почетомъ, то я думаю, что, принимаясь за дѣла, мы должны отстранить всякій вопросъ о первенствѣ и, оцѣняя взаимно наши услуги, должны принимать въ разсчетъ только настоящую цѣнность труда.
Польза стоитъ пользы;
Должность стоитъ должности;
Услуга оплачиваетъ услугу;
Рабочій день равняется другому рабочему дню.
И всякое произведеніе должно оплачиваться произведеніемъ, на которое потрачена такая же сумма труда и издержекъ.
Еслибы при подобныхъ сдѣлкахъ пришлось отдавать чему нибудь предпочтеніе, оно не досталось бы тѣмъ блестящимъ, пріятнымъ, хорошо вознагражденнымъ обязанностямъ, которыя нравятся всѣмъ; оно выпало бы на долю тѣхъ тяжелыхъ работъ, которыя оскорбляютъ нашу деликатность и возмущаютъ наше самолюбіе. Положимъ, богачу взбредетъ на умъ нанять меня въ лакеи: «Глупыхъ ремеслъ не существуетъ, скажу я себѣ; есть только глупые люди. Попеченія, которыя оказываются личности, стоятъ выше полезнаго труда; это подвиги милосердія, которые ставятъ оказывающаго ихъ выше того, кто ихъ принимаетъ. Я вовсе не желаю унижаться и потому поставлю слѣдующія условія моей службы: пусть тотъ, кто желаетъ имѣть меня лакеемъ, платитъ мнѣ изъ своего дохода 50 % на 100. Иначе, мы выйдемъ изъ предѣловъ братства, равенства, взаимности: скажу даже больше – мы выйдемъ изъ предѣловъ справедливости и нравственности; мы перестанемъ быть демократами и превратимся въ общество аристократовъ и халуевъ».
Но, возразите вы мнѣ, неправда, будто одна служба равняется другой, будто одна услуга оплачиваетъ другую, будто рабочій день одного равняется по цѣнѣ рабочему дню другаго. Противъ этого протестуетъ всеобщее сознаніе; оно говоритъ, что при такомъ управленіи ваша взаимность была бы вопіющею несправедливостью. Стало быть, волей или неволей, придется сообразоваться съ закономъ предложенія и спроса и ограничиться смягченіемъ его ложныхъ и дикихъ сторонъ образованіемъ и филантропіею.
Признаюсь, для меня такое разсужденіе все равно, что еслибы мнѣ стали доказывать, что промышленники, должностныя лица, ученые, негоціанты, работники, крестьяне – словомъ, всѣ работающіе, производящіе, трудящіеся люди – животныя разныхъ породъ и видовъ, которыхъ нѣтъ возможности сравнивать между собою. Можно ли сравнивать достоинство вьючной скотины съ достоинствомъ человѣка; можно ли мѣрить на одинъ аршинъ порабощеніе перваго и благородныя, свободныя дѣйствія втораго?… Вотъ какъ разсуждаютъ теоретики неравенства. На ихъ взглядъ разстояніе между двумя людьми можетъ быть больше, чѣмъ между человѣкомъ и лошадью. На этомъ основаніи они умозаключаютъ, что не только произведенія человѣческаго труда составляютъ величины несоизмѣримыя; но, не смотря на все, что было писано по этому поводу, они утверждаютъ, что и самые люди неравнаго достоинства и, слѣдовательно, не могутъ пользоваться равными правами, и потому все, что дѣлается для уравненія ихъ, разрушается самою сущностью вещей. Въ этомъ‑то неравенствѣ личностей, говорятъ они, и заключается принципъ неравенства положеній, сословій и состояній.
Кто ненавидитъ истину изъ за сословныхъ интересовъ или изъ за привязанности къ системѣ, тому легко отдѣлываться фразами. Отыскивая философію исторіи, Паскаль представлялъ себѣ человѣчество единою, безсмертною личностью, которая собираетъ въ себѣ всѣ знанія и постепенно осуществляетъ всѣ идеи человѣческаго прогресса. Вотъ какъ Паскаль представлялъ себѣ единство и тождество нашего рода; отъ этого тождества онъ восходилъ къ самымъ высокимъ мыслямъ о развитіи цивилизаціи, о вліяніи Провидѣнія, о солидарности государствъ и расъ. Тотъ же образъ пониманія приложимъ и къ политической экономіи. Надо смотрѣть на общество какъ на великана съ тысячью рукъ, который занимается всѣми промышленностями и производитъ одновременно всѣ богатства. Онъ одушевленъ однимъ сознаніемъ, одною мыслью и волею, и въ тѣсной связи его трудовъ проявляется единство и тождество его личности. Чтобы онъ ни предпринялъ – онъ всегда останется вѣренъ себѣ, всегда сохранитъ величавость и достоинство, какъ въ мельчайшихъ подробностяхъ, такъ и въ самыхъ удивительныхъ комбинаціяхъ. Во всѣхъ обстоятельствахъ своей жизни это чудное существо остается неизмѣннымъ, и можно сказать, что всякое его дѣйствіе, всякое движеніе уравновѣшивается другимъ.
