Морфология истории. Сравнительный метод и историческое развитие - Любарский Георгий (бесплатные онлайн книги читаем полные .TXT) 📗
Как можно объяснить эту загадку? Здесь дело в различных языках, присутствующих в одной культуре. В Византии традиция литературная развивалась по иным канонам, чем традиция искусства изобразительного. Византийский роман XII вв. развивался непосредственно от эллинистического романа и традиция литературных описаний была, в отличие от многих других черт византийской культуры, достаточно реалистической (почти до натурализма), несколько даже эротичной, с вниманием к психологическим и конкретно-бытовым подробностям. В это время развивался любовный роман и ироническая повесть, подобные как античным образцам, так и современным им средневековым романам на Западе.
«Теоретики искусства», о которых говорит Бычков, были в основном монахами, однако это были люди грамотные, образованные, и традиции литературного творчества они брали из наличной культуры – у них не было иной традиции создания описаний. В соответствии с бытовавшим литературным каноном они создавали описания картин и оценивали картины и мозаики по правилам того культурного языка, которым они владели. А мастера живописи, точнее, иконописи, придерживались совсем иных традиций, они не контактировали с литературными канонами (хотя это не значит, что они были совершенно неграмотны). Каноны живописного искусства кардинально изменились со времен эллинизма. В результате в рамках одной культуры – византийской – возникли разные языки культуры, и носители одного языка оказывались не способны адекватно воспринимать творчество носителей другого языка. Такие вещи нередки при контакте различных культур, принадлежащих к разным нациям. Красота византийского примера – в том, что «проблема перевода», граница культуры проходит внутри византийской культуры, между искусством слова и искусством краски. Этот пример рассогласования искусств в византийской культуре не единственный: рельефы на ларцах из слоновой кости выполнены вполне в античной манере, с античной моделировкой человеческих фигур, и резко контрастируют с традициями живописи и мозаики. Этот пример показывает, что проблема взаимодействия языков может возникать (и затруднять взаимопонимание, и вносить разнообразие) даже внутри одного этноса, одной (формально говоря) культуры, внутри одного (примерно) слоя – образованных людей одной эпохи. Это изумительное многообразие культурных традиций и создавало необходимое для саморегуляции множество возможных путей развития.
Культура Нового времени в этом отношении поражает своим однообразием; можно видеть, что сейчас происходит универсализация культуры. Изнутри современной культуры этот факт не очевиден; ведь и сейчас много различных групп, течений, культурных традиций. Однообразие становится заметным при сравнении с прошлыми веками. Важнейшим фактором этого падения разнообразия является унификация быта. Уже с начала, с середины XIX в., и тем более в XX в., люди стали жить в существенных чертах одинаково по всему земному шару. Наиболее показательны в этом отношении этнографические исследования, проведенные среди членов современных обществ западного типа. Оказалось, что «чувство родины» у сегодняшних европейцев довольно размытое, но еще сохраняется, и француз, немец или испанец существенно различным образом себя чувствуют дома и на чужбине. С каждым десятилетием различия все слабее, а предельное состояние этого процесса можно видеть из данных, которые получены по этому вопросу для американцев. Более половины американцев чувствует себя дома там, где они могут вести «американский образ жизни». Современный отель, пиво, чипсы, телевизор с трансляцией бейсбольного матча – и американец дома, где бы указанный отель ни располагался. Ученые, проводившие подобные опросы, указывают и причины этого явления: современная экономическая жизнь такова, что семья не может поддерживать достаточный образ жизни при оседлом существовании. Работа по контракту подразумевает постоянные переезды на очень далекие расстояния, из страны в страну. Дети учатся в одной школе не более 2–4 лет, свой дом для них – это временно купленное или снятое жилье, а не тот дом, в котором вырос. В результате «чувство родины» приобретает особые современные черты – с одной стороны, оно слабеет, с другой – люди становятся более похожими друг на друга, обладают все более одинаковой культурной формой.
Универсализация современной культуры – это констатация факта, и у факта этого есть и удобные, положительные стороны, и весьма неприятные потенции. Положительным следует признать культурный синтез, новый уровень, достигнутый культурой, которая становится культурой человечества в целом. С этим неизбежно связан процесс нивелирования, особенно быстро протекающий при господстве над культурой государственной сферы, по способу существования своего тяготеющей ко всеобщему выравниванию, что дает прекрасные плоды в самой сфере государства и права, но является ядом для культуры.
Пример унификации культуры можно взять и из самой трудной для такой трактовки области – из области науки. Наука универсально по своим претензиям в принципе, и ее, казалось бы, нивелирование не должно угнетать. Однако это не так: сейчас 80 % науки делается в США. Здесь речь не о зависти, а о содержательных характеристиках науки made in. Дело в том, что разнообразие существует и в науке. Разные культурные регионы с различной легкостью развивают разные научные области, именно поэтому имеются национальные научные школы. Например, только в рамках немецко-русской науки процветали исследования в области ландшафтоведения, структурной геоботаники. Занимались этими областями знаний и в США, но результаты были сравнительно невелики, так как эти научные дисциплины не привлекали внимания американских ученых. Существуют определенные стили научной работы, принятые в данной национальной науке стили мышления, стили методологии, и с помощью американской методологии работа в этих направлениях не получается. Для таких направлений важна физиогномическая оценка состояния системы, синтез в понятии биогеоценоза, а не анализ в понятии экосистемы, не разбор компонентов на количественные показатели. При этом оказывается, что немецко-русская наука составляет некое единство; различие между собственно немецкой и русской науками – если угодно, научными стилями – значительно меньше, чем между общей областью немецко-русской науки и науками французской, английской. Такое тесное единство долгое время наблюдалось в англо-американской науке, однако за последние десятилетия американская наука быстро автономизируется, становясь все более непохожей на собственно-английскую и вообще на континентальную науку. При этом не только растет число работ американских ученых, так что уже более 2/3 науки «говорит по-американски». Американский научный стиль оказывает воздействие и на континентальную науку, которая подстраивается к «всемирному» стандарту, так что «американскую» науку сейчас делают и в Германии, и в России.
Чтобы объяснить это содержательнее, требовалось бы глубже погрузиться в специальные области, что здесь неуместно. Можно только сказать, что это лишь один пример, и любой наблюдатель культурной жизни с легкостью найдет множество примеров падения разнообразия всемирной культуры при примате в ней унифицирующих тенденций, выдвигаемых каким-либо одним культурным регионом. И наука, при всей своей «врожденной» универсальности, также имеет свое лицо в каждом культурном регионе, свой стиль, и при воцарении одного из стилей, вырождающегося в гримасу, теряет разнообразие. Понятно, что в областях культуры, менее универсалистичных, чем наука (например, в искусстве), положение еще хуже: «иммунитет» искусства к общезначимому универсализму меньше, чем в науке.
Итак, старая система поддержания культурного многообразия слабеет. Чтобы сохранить необходимое для устойчивости многообразие культуры, необходимо разработать новые механизмы поддержания разнообразия, что возможно сделать, обеспечив культуре ее собственный модус существования. Культура в значительной мере перестала быть народной, естественной, она стала индивидуальной, искусственной, она делается теперь личными усилиями творцов. Теперь появляется возможность устроить культурную жизнь таким образом, чтобы она оздоровляла общественное целое – и можно сделать ее болезнетворной. Развитие культуры находится теперь во власти человека. Значит, люди должны своими осознанными усилиями создать условия для правильного функционирования культурной жизни. Как сфере государства присуще равенство, так культуре присуща свобода; свобода позволяет ей поддерживать свое многообразие и устойчивое развитие. Свобода эта может выразиться в независимости культуры от государственной опеки, развитии свободного образования и свободной культурной жизни. Такая свобода ничуть не противоречит канонам искусства, научным школам и прочим плодам объединенной культурной жизни. Эти объединения действуют внутри культуры, не влияя на степень ее освобожденности от влияний иных, не сродных с нею сфер общественной жизни.
