Труды. Джордано Бруно - Бруно Джордано (читаем книги .TXT) 📗
Эльпин. К чему же нам служит чувства? Скажите.
Филотей. Только для того, чтобы возбуждать разум, подтверждать, указывать и свидетельствовать о нем частично; но они не могут подтверждать его целиком, а тем более судить или осуждать его. Ибо чувства, какими бы совершенными они ни были, не бывают без некоторой мутной примеси. Вот почему истина происходит от чувств только в малой части как от слабого начала, но она не заключается в них.
Эльпин. А в чем же?
Филотей. Истина заключается в чувственном объекте, как в зеркале, в разуме - посредством аргументов и рассуждений, в интеллекте - посредством принципов и заключений, в духе - в собственной и живой форме.
Эльпин. Скажите ваши основания.
Филотей. Я это сделаю. Если бы мир был конечным, а вне мира не было бы ничего, то я спрашиваю: где же мир? где вселенная? Аристотель отвечает: мир в себе самом. Выпуклость первого неба есть место вселенной; а оно, как первое содержащее, не заключается в другом объемлющем, ибо место есть не что иное, как поверхность и край объемлющего тела3; вот почему то, что не заключается в объемлющем его теле, не имеет и места. Но что ты хочешь сказать, Аристотель, говоря об этом “месте в самом себе”? Что ты подразумеваешь под “вещью вне мира”? Если ты скажешь, что там нет ничего, тогда небо, мир, конечно, не находятся ни в какой части.
Фракасторий. Мир, следовательно, не будет нигде. Ничего не будет ни в чем.
Филотей. И мир будет некоторой вещью, которой нет. Если ты скажешь (ибо мне кажется достоверным, что ты хочешь иметь некоторую вещь для того, чтобы избежать пустоты и небытия), что вне мира имеется разумное и божественное существо4, так что бог есть место всех вещей, то ты сам сильно запутаешься, чтобы заставить нас понять, каким образом бестелесная, умопостигаемая и не имеющая измерений вещь может быть местом измеримой вещи. Если ты скажешь, что она охватывает мир как форма, подобно тому как душа охватывает тело, то ты не ответишь на вопрос относительно “вне мира” и о том, что находится по ту сторону вселенной и вне ее пределов. Если ты хочешь извинить себя, сказав, что там, где нет ничего, нет и никакой вещи, нет также и места “по ту сторону” и “вне”, то ты меня этим не удовлетворишь, ибо это слова и извинения, которые не могут быть понятны. Ибо действительно невозможно, чтобы, опираясь на какое-либо чувство или фантазию (если бы даже оказались другие чувства и другие фантазии), ты мог заставить меня утверждать с действительным разумением, что имеется некоторая поверхность, некоторый край, некоторая конечность, за пределами которой нет ни тела, ни пустоты; также и бог, поскольку божество не существует для пустоты и, следовательно, не имеет отношения к ней, не может каким-либо образом ограничивать тело; ибо все, что ограничивает тело, есть или внешняя форма или содержащее его тело. И во всех смыслах приходилось бы считать, что вы наносите ущерб достоинству божественной и вселенской природы.
Буркий. Конечно, я думаю, следовало бы сказать ему, что, если кто-либо протянет свою руку за пределы этой выпуклости5, то она не будет в каком-либо месте или в какой-либо части и, следовательно, перестанет существовать.
Филотей. Прибавлю к этому, что нет ума, который не считал бы, что это перипатетическое изречение не заключает в себе противоречия. Аристотель определил место не как содержащее тело и не как определенное пространство, но как поверхность содержащего тела; а затем, первое, главное и важнейшее место таково, что к нему меньше всего или же совсем не подходит такое определение. Оно есть выпуклая поверхность первого неба или же поверхность тела, причем она является поверхностью такого тела, которое только содержит, но само не содержится ни в чем. Но если такая поверхность есть место, то она не объемлется телом, а объемлет собою тело. Если она поверхность объемлющего тела и не соединена и не составляет продолжения объемлемого им тела, то она есть место, в котором ничего не помещается, принимая во внимание, что первому небу не подобает быть местом, если не считать вогнутой поверхности, которая касается выпуклой стороны второго неба. Вот в какой степени это определение пусто, смутно и уничтожает само себя. К этой путанице присоединяется еще то неудобство, что Аристотель за пределами неба ничего не помещает.
Эльпин. Перипатетики скажут, что первое небо есть тело объемлющее благодаря своей вогнутой поверхности, а не выпуклой и, следовательно, согласно этому, является местом.
Фракасторий. А я прибавлю, что, следовательно, имеется поверхность объемлющего тела, которая не является местом.
Филотей. В общем итоге, переходя прямо к предложению Аристотеля, мне кажется смешным утверждение, что вне неба не существует ничего и что небо существует в себе самом, причем оно занимает место акцидентально и является местом акцидентально, т. е. посредством своих частей. А под его “акцидентальным” можно понимать все, что угодно; однако благодаря этому ему не удается избегнуть того, что из одного получается два, ибо объемлющее всегда отличается от заключенного в нем; согласно ему самому, они отличаются друг от друга в такой степени, что объемлющее бестелесно, а заключенное в нем телесно, объемлющее неподвижно, а заключенное в нем подвижно, объемлющее имеет математический характер, а заключенное в нем физический. Пусть будет эта поверхность чем угодно, я все же буду постоянно спрашивать: что находится по ту сторону ее? Если мне ответят, что ничего, то я скажу, что там существует пустое и порожнее, не имеющее какой-либо формы и какой-либо внешней границы, а ограниченное лишь по сю сторону. И это гораздо более трудно вообразить, чем мыслить вселенную бесконечной и безмерной. Ибо мы не можем избегнуть пустоты, если желаем полагать вселенную конечной. Посмотрим теперь, подобает ли этому пространству быть таким, в котором не заключается ничего. В этом бесконечном пространстве находится эта вселенная (я не занимаюсь пока тем, происходит ли это случайно, или вследствие необходимости, или благодаря провидению). Я спрашиваю, более ли приспособлено содержать мир это пространство, которое содержит мир, чем другое пространство, которое находится вне его?
Фракасторий. Мне кажется, что нет; ибо там, где нет ничего, нет никакого различия; там же, где нет различия, не может быть и различия способностей; и может быть, вообще нет никаких способностей там, где нет никакой вещи.
Эльпин. И тем не менее там может быть нелепость. И из этих двух уж скорее нелепо первое предположение, чем второе.
Филотей. Вы говорите правильно. Таким же образом и я утверждаю, что пустое и порожнее (которое необходимо утверждается этим положением перипатетиков) не приспособлено к тому, чтобы принять мир, а тем более отталкивать его. Но из этих двух способностей мы только одну видим в действительности, другую же мы не можем видеть в действительности, а только очами разума. И подобно тому как в этом пространстве, равном по величине миру (которое называется платониками материей)6, существует этот мир, так и другой мир может быть в другом пространстве и в бесчисленных других пространствах, равных этому и находящихся по ту сторону его.
Фракасторий. Конечно, мы можем более уверенно судить по сходству с тем, что мы видим и познаем, чем по противоположности тому, что мы видим и познаем. Следовательно, поскольку мы видим и убеждаемся на опыте, что вселенная не кончается и не ограничивается пустым и порожним, о котором у нас нет никаких известий, мы должны заключать в согласии с разумом, что она бесконечна; ибо, если бы все другие доводы были одинаковы, мы видим, что опыт противоречит пустому, а не полному. Говоря это, мы всегда окажемся правыми, но, утверждая противоположное, мы с трудом избегнем тысячи обвинений и неудобств. Продолжайте дальше, Филотей.
Филотей. Итак, рассматривая бесконечное пространство, мы познаем с уверенностью, что оно способно принять тело, и не познаем ничего иного. Для меня всегда будет достаточно того, что оно не питает отвращения к этому, по крайней мере по той причине, что там, где нет ничего, нечего и отвергать. Теперь остается рассмотреть, подобает ли всему пространству быть полным или нет. И здесь, рассматривая его как со стороны того, чем оно может быть, так и со стороны того, что оно может делать, мы всегда найдем, что не только разумно, но и необходимо, чтобы оно было полным. Для того, чтобы это стало очевидно, я спрошу у вас, хорошо ли, что этот мир существует?
