Коинсидентология: краткий трактат о методе - Регев Йоэль (электронные книги без регистрации TXT) 📗

20

«Логика, с помощью которой при правильном преодолении сопротивления слой за слоем открывался и ликвидировался механизм отпора, сказала мне, что стратификация существует реально, объективно и независимо от меня. Я сравнил слои характера с геологическими слоистыми отложениями, также представляющими собой застывшую историю. Конфликт, разыгравшийся на определенном году жизни, всегда оставляет след. Этот след обнаруживается в затвердении характера. Оно срабатывает автоматически и трудно поддается устранению. Больной не ощущает это как нечто инородное, а часто воспринимает как окостенение или потерю живости. Каждый такой слой структуры характера есть часть истории жизни, сохранивший актуальность и действенность в иной форме.

Практика показала, что благодаря внутреннему ослаблению этой структуры старый конфликт вновь более или менее легко оживляется. Если застывшие слои конфликта были особенно многочисленны и автоматизированны, если они образовывали компактное целое, которое было трудно пробить, то оно ощущалось как «панцирь», окружавший живой организм. Он мог лежать «на поверхности» или «глубоко», быть «губчато-мягким» или «твердым, как доска». В любом случае его функцией была защита от неприятного. Из-за этою организм утрачивал способность ощущать удовольствие. Тяжелые переживания конфликта образовывали скрытое содержание «заключения в панцирь»^[27].

Вопрос о том, как возникает «заскорузлость и окостенелость», является важнейшим; эту «заскорузлость» и «окостенелость» симптомов (обнаруживаемую не только как «окостенение характера», ведущее к стандартизации реакций, но и непосредственно телесно, в виде «жесткости мышц»), следует не «интерпретировать» (как это делает традиционный фрейдовский психоналаиз), а размыкать и сдвигать; сдвиг этот возможен лишь в непосредственном разворачивании сексуальности, в освобождении «оргастической потенции», отличной от эрективной и эякулятивной, - эти положения Райха сохраняют всю свою значимость. Однако, как справедливо утверждал Альтюссер, «всякая наука стара в момент своего появления». Отягченность биологическо-виталистской идеологией приводит к тому, что «оргастическая потенция» сводится Райхом к «способности без какого-либо торможения предаться потоку биологической энергии, способности к разрядке застоявшегося сексуального возбуждения с помощью непроизвольной телесной конвульсии, вызывающей наслаждение»^[28]: конвульсия оказывается лишь «средством», подчиненным диктату имманентного невозможного в виде «энергии» и «удовольствия» (возвращающему те самые категории «психологического» и «переживаний», от которых Райх призывает избавиться). Подлинно материалистическо-диалектическая экономика оргазма должна устранить это подчинение жестового вторичному по отношению к нему «энергетическому». Только таким образом будет возможно также и осуществление той интенции, которую сам Райх пытался осуществить в последние годы своей деятельности: вынесение проблематики «окостенения» и оргастического освобождения за пределы «только человеческого», придание ей общеонтологического масштаба. Затвердевание относится не только к «душевной жизни», оно является свойством самой реальности, в замораживающий панцирь облекаются созвездия и облака, а его сексуализированное размыкание прерывает засухи и является актом галактической войны за адекватность: во всем этом Райх был также абсолютно прав, однако примат идеологии «энергии» придавал попыткам этого выхода за пределы человеческого фантазматически-воображаемый и «шарлатанский» характер - чем и воспользовались блокировавшие их силы американского суда.

21

Основой материалистической диалектики оргазма, необходимой для выявления сути оргастического и ее кристализующего высвобождения из-под власти экономики имманентного невозможного, является прояснение его жестово­-кинестетической сущности. Оргазм - это прежде всего жест, завершающий и замыкающий последовательность сближений и отдалений, смыканий и размыканий, проникновений и их разрыва. Все остальные концепции оргазма и сексуальности, основывающиеся на понятиях энергии, удовольствия, разрядки и т. д., остаются все еще слишком абстрактными и имеющими дело со вторичными модусами и последствиями. Они пребывают в сфере психологического и человеческого, упуская из виду первичный характер оргазма как судороги, «конвульсии», как сверх-жеста, освобожденного от какой бы то ни было референтности и телеологии и переподключающего все прочие жесты и основывающиеся на них смыслы. Специфический характер генитального как раз и определяется чем, что гениталии - это органы, способные на осуществление подобного рода сверх­жеста, детерриториализирующего и выводящего из подчинения причинам какого бы то ни было рода все остальные жесты (а точнее - создающиеся благодаря такому жесту; это означает принципальную мобильность области генитального, в перспективе делающую возможной генитализацию какого угодно участка тела и какой угодно зоны реальности - подобно тому, как, например, у Александра Горского описывается проект будущей трансформации человеческого тела, вся поверхность которого становится покрытой генитализированными зрачками^[29]). Предварительные ласки же играют роль зон подключения, буферных зон, через которые производится подключение всей системы жестов и возникающих вокруг них зон и сред к завершающему сверх-жесту оргазма.

Совокупление удерживает вместе различные динамические констелляции максимального прилегания (тел) и минимального проникновения (гениталий); для любого сексуального акта может быть выведена формула кода, определяющего комбинаторику того специфического вида минимального соприкосновения, которое в нем осуществляется, и определяющее его место в разворачивании субстанции как совпадения. И именно поэтому всякий жест, в рамках ситуации существующий как отрезок, вырванный и изолированный от континуума проникновений и прилеганий, и определяющий этой своей застывшестью фиксированность и замороженность границ ситуационного, в ситуации совокупления может быть подключен к самопроникновению и самоприлеганию субстанциального.

Однако не следует упускать из виду также и то, что основной характеристикой оргастического жеста является заканчивание. Оргазм осуществляет своего рода запечатывание, сводя всю последовательность прилеганий и проникновений к одному результирующему движению; собственно «наслаждение» и является названием для этого неразличающего жеста «кончать». И именно этой функцией заканчивания и запечатывания определяется двойственная природа оргастического как пункта nереворачuванuя.

С одной стороны, в сексе мы всегда имеем дело с вне-семантической, но также и не чисто формальной системой прикосновений и проникновений, сближений и отдалений, раскрытий и закрытий, поднятий и опусканий, нажатий и поглаживаний, затвердеваний и размягчений, которая вся структурирована как ведущая к достижению точки невыносимого (наслаждения) и подчиненная ему; с другой же стороны, удовольствие раскрывается здесь именно как результат всего этого предшествующего ему кодирования, как порождаемое тем, что предположительно порождается им самим. Реальность же в ее стихийном состоянии - это ситуация, в которой очерчивание границ возможного уже завершено, и мы не отдаем себе отчета в том, что это очерчивание производится с помощью кода, минимальным единицами которого является «проникать»/«разрывать касание» и т.д. Секс разворачивает это кодирование в реальном времени - и именно поэтому позволяет осуществить процесс пере-кодировки, переводящий нас из одной ситуации в другую. Высвобождение оргастической потенции - это именно высвобождение удерживания-вместе-разделенного как действующего элемента перекодировки; и оно может быть осуществлено лишь путем противопоставления оргазму-повторению, подчиняющему последовательность кодирующих жестов­-прикосновений неразличимому единству предзаданного основного конфликта и утверждающего власть невозможного - зум-оргазма, в котором сексуализированная реальность тела и ситуации в целом как бы соскальзывает с самой себя.