Экология разума (Избранные статьи по антропологии, психиатрии и эпистемологии) - Бейтсон Грегори

Д: Бог - это объяснительный принцип?

О: О, да. И очень большой. Ты не должна использовать два черных ящика (или два инстинкта) для объяснения того, что мог бы объяснить один черный ящик.

Д: Если бы он был достаточно большим.

О: Нет. Это значит...

Д: А есть большие инстинкты и маленькие инстинкты?

О: Ну, фактически ученые говорят так, как будто они есть. Но они дают маленьким инстинктам другие имена - "рефлексы", "врожденные пусковые механизмы", "фиксированные паттерны действий" и так далее.

Д: Понимаю. Один большой Бог для объяснения Вселенной и множество мелких "бесов" или "гоблинов" для объяснения происхождения маленьких вещей.

О: Ну, да. Очень похоже.

Д: Папа, а как они сваливают маленькие инстинкты все вместе для образования больших инстинктов?

О: Например, они не говорят, что у собаки есть один инстинкт, который заставляет ее дергаться, когда она падает со скалы, и другой, который заставляет ее убегать от огня.

Д: Ты имеешь в виду, что все будет объяснено инстинктом самосохранения?

О: Что-то вроде этого. Да.

Д: Но если ты укладываешь эти различные действия вместе в один инстинкт, то ты не можешь не сказать, что собака должна использовать идею "Я".

О: Да, вероятно, не можешь.

Д: А что ты будешь делать с инстинктом пения и инстинктом практики пения?

О: Ну, это зависит от того, для чего используется эта песня. Как песня, так и практика могут подпадать под инстинкт территории или сексуальный инстинкт.

Д: Я бы не положила их вместе.

О: Нет?

Д: Что, если птица также практикуется в склевывании зерен или что-то еще? Тебе придется умножать инстинкты (кстати, что это такое?) сверх необходимости.

О: Что ты имеешь в виду?

Д: Инстинкт добывания пищи для объяснения практики склевывания зерен и инстинкт территории для практики пения. Почему бы не иметь для обоих случаев инстинкт практикования? Это экономит один черный ящик.

О: Но тогда ты отбросишь идею соединения действий, имеющих одну цель, под одним инстинктом.

Д: Да, поскольку если практика имеет в виду цель, т.е. если у птицы есть цель, тогда практика является рациональной, а не инстинктивной. Разве ты так не говорил?

О: Да, я так говорил.

Д: Мы можем обойтись без идеи "инстинкта"?

О: А как бы тогда ты объясняла вещи?

Д: Хорошо. Я бы смотрела только на маленькие вещи: когда что-то хлопает, собака подпрыгивает. Когда земля уходит из-под ног, собака дергается. И так далее.

О: Ты хочешь сказать - одни бесы, а богов нет?

Д: Да, что-то вроде этого.

О: Хорошо. Есть ученые, которые пытаются так говорить, и это становится очень модным. Они говорят, что это более объективно.

Д: А это так?

О: О, да.

Д: Что значит "объективно"?

О: Ну, это значит, что ты очень строго смотришь на те вещи, которые выбрал для рассматривания.

Д: Это кажется правильным. Но как объективные люди выбирают, относительно каких вещей быть объективными?

О: Ну, они выбирают те вещи, относительно которых объективным быть легко.

Д: Ты имеешь в виду, легко для них?

О: Да.

Д: Но как они узнают, что какие-то вещи - легкие?

О: Я полагаю, они пробуют разные вещи и находят опытным путем.

Д: Значит, это - субъективный выбор?

О: О, да. Весь опыт субъективен.

Д: Но он - человеческий и субъективный. Они решают, относительно каких фрагментов поведения животных быть объективным, консультируясь с человеческим субъективным опытом. Разве ты не говорил, что антропоморфизм это плохо?

О: Да, но ведь они пытаются быть не людьми.

Д: Какие вещи они отбрасывают?

О: Что ты имеешь в виду?

Д: Субъективный опыт показывает им, относительно каких вещей быть объективным легко. Тогда они идут и изучают эти вещи. Но на какие вещи их опыт указывает как на трудные? Они избегают этих вещей. Каких вещей они избегают?

О: Ну, ранее ты упомянула нечто, что называется "практи-кование". Относительно этой вещи быть объективным трудно. Есть и другие вещи, которые трудны в том же смысле. Например, игра. Или исследование. Трудно быть объективным относительно того, действительно ли крыса исследует и действительно ли играет. Поэтому они не исследуют этих вещей. Также есть любовь. И, конечно, ненависть.

Д: Понимаю. Это вещи такого типа, для которых я хотела изобрести отдельные инстинкты.

О: Да, такого типа. И не забудь юмор.

Д: Папа, животные объективны?

О: Я не знаю, вероятно, нет. Я также не думаю, что они субъективны. Я не думаю, что они расщеплены подобным образом.

Д: Правда ли, что людям особенно трудно быть объективными относительно более животной части своей природы?

О: Думаю, да. Во всяком случае, так говорил Фрейд, и я думаю, что он был прав. А почему ты спрашиваешь?

Д: Из-за этих бедных людей. Они пытаются изучать животных. И они специализируются на тех вещах, которые они могут изучать объективно. А они могут быть объективны только в отношении тех вещей, в которых они сами меньше всего похожи на животных. Наверное, им это трудно.

О: Нет, такого необходимого следствия нет. Для людей по-прежнему возможно быть объективными относительно некоторых вещей в своей животной природе. Ты не показала, что всё животное поведение входит в то множество вещей, относительно которых люди не могут быть объективными.

Д: Нет?

* * *

Д: Какие есть действительно большие различия между людьми и животными?

О: Ну, интеллект, язык, инструменты. Вещи вроде этих.

Д: И людям легко быть интеллектуально объективными на языке по поводу инструментов?

О: Это верно.

Д: Но это должно означать, что в людях есть целое множество идей, которые все связаны воедино. Что-то вроде второго существа внутри цельного человека, и это второе существо должно иметь весьма отличающийся способ думать обо всем. Объективный способ.

О: Да. Королевская дорога к сознанию и объективности идет через язык и инструменты.

Д: Но что происходит, когда это существо смотрит на все те части личности, относительно которых людям трудно быть объективными? Оно просто смотрит? Или оно вмешивается?

О: Оно вмешивается.

Д: И что происходит?

О: Это очень страшный вопрос.

Д: Продолжай. Если мы собираемся изучать животных, мы должны взглянуть в лицо этому вопросу.

О: Хорошо... поэты и художники знают ответ лучше ученых. Позволь мне прочитать тебе отрывок [1]:

Мысль претворить возмогла Бесконечность живую в коварного Змия, В пламени всепожирающем миру представшего, - и человеки, Плача, бежали от взора его в Сокровенного Мрака чащобы, Ибо из Вечных Лесов получились премногие смертные Земли, В вихре пространства вращаясь, потоплены, как в океане, - и только Плоти вершины последние чуть поднимались над черной водою. Змиеподобный воздвигнуть во славу Коварного Храм порешили, - Тень Бесконечности, ныне разъятой на циклы конечных вращений, Ангелом стал Человек, Небо кругом, Господь - венценосным тираном.

1 Уильям Блейк. "Европа, Пророчество", перевод В.Л.Топорова. Так этот фрагмент выглядит в оригинале (курсив Г.Б.I.): EUROPE A PROPHECY

Thought chang'd the Infinite to a Serpent, that which pitieth

To a devouring flame; and Man fled from its face and hid

In forests of night; then all the eternal forests were divided

Into earths, rolling in circles of Space, that like an ocean rush'd

And overwhelmed all except this finite wall of flesh.

Then was the Serpent temple form'd, image of Infinite

Shut up in finite revolutions; and Man became an Angel,

Heaven a mighty circle turning, God a tyrant crown'd.

Д: Я не понимаю. Звучит устрашающе, но что это значит?

О: Хорошо. Это не есть объективное высказывание, поскольку оно говорит о последствиях объективности - того, что поэт здесь называет "мысль", - для цельной личности или цельной жизни. "Мысль" должна оставаться частью целого, но вместо этого она самораспространяется и вмешивается во все остальное.