Борьба вокруг идейного наследия молодого Маркса - Лапин Николай Иванович (книга регистрации txt) 📗
3. Антикоммунизм – источник кризиса буржуазной интерпретации ранних работ Маркса
Фальсифицируя путь Маркса к материализму и коммунизму с позиций антикоммунизма, сознательные враги марксизма опираются на наиболее реакционные теоретические концепции, что неизбежно приводит их к глубокому идейному кризису. Характер этого кризиса буржуазной историографии лучше всего можно проследить на примере интерпретации ранних произведений Маркса с позиций клерикализма и так называемого психологического направления в истории философии.
Католическая церковь осуществляет в послевоенные годы поистине крестовый поход против марксистского учения. Головным отрядом в этом походе является орден иезуитов, многовековой опыт которого ныне целиком направляется на подрыв влияния марксизма. В частности, во Франции вышли такие труды видных членов ордена иезуитов как «Марксизм и гуманизм» Биго и «Мысль Карла Маркса» Кальвеза.
Характерной особенностью этих «критиков» марксизма является то, что они не пытаются противопоставлять один период развития марксизма другому, а, наоборот, подчеркивают единство в развитии марксизма. Эту новую тактику врагов марксизма вскрыл Роже Гароди: «Преподобный отец Биго, – говорил французский марксист, – не возобновляет напрасной попытки своих предшественников противопоставить „молодого Маркса“ Марксу – автору „Капитала“, Марксу периода зрелости; наоборот, он подчеркивает преемственность и единство трудов Маркса» [114].
Эта тактика антикоммунистов отнюдь не означала внезапного прояснения их сознания и перехода на научные позиции в характеристике истории марксизма. Напротив, используя либерально-ревизионистскую интерпретацию ранних произведений Маркса, католические критики распространяют эту интерпретацию на весь марксизм – в этом они и усматривают единство истории марксистского учения. Если первые противопоставляли «Экономическо-философские рукописи» Маркса «Капиталу», то вторые пытаются доказать, что «Капитал» представляет собой лишь логическое развитие рукописи 1844 г. и целиком опирается на теорию отчуждения.
При этом дело изображается таким образом, будто молодой Маркс целиком стоял на позициях спекулятивной гегелевской философии. «Феноменология духа просто превратилась в феноменологию труда, – пишет Биго, – диалектика отчуждения человека – в диалектику отчуждения капитала, метафизика абсолютного знания – в метафизику абсолютного коммунизма». Таким образом, «Маркс всю свою жизнь останется гегельянцем» [115]. Отсюда делается вывод, что целиком несостоятельны и зрелые произведения Маркса, поскольку теоретической основой их являются философские спекуляции Гегеля.
Отвергая все творчество основоположника марксизма, католические критики действуют более последовательно, чем либерально-ревизионистские интерпретаторы молодого Маркса. Но именно эта последовательность, продиктованная неприкрытой враждой к коммунизму, и обнажает идейный кризис буржуазной историографии: аргументируя свою позицию, католические критики вынуждены вновь обратиться к отождествлению молодого Маркса с Гегелем – приему, устаревшему даже для буржуазной историографии. Следовательно, антикоммунизм вынуждает буржуазную историографию пятиться назад, возвращаться к старым позициям, которые более надежно изолируют буржуазную идеологию от всякого соприкосновения с марксистским учением.
Еще далее идут по этому пути западногерманские антикоммунисты. Однако они иначе интерпретируют наличие связи между «молодым» и «поздним» Марксом, чем это делали французские католики. Их подход к этому вопросу с большой четкостью обнаружился, например, в книге Манфреда Фридриха «Философия и политическая экономия у молодого Маркса», за содействие в создании которой автор благодарит таких маститых антикоммунистов, как Карло Шмид и Освальд фон Нелль-Бройнинг.
Излагая методологические установки этой работы, М. Фридрих пишет: «Мы не хотим воздвигать никакой китайской стены между „ранним“ и „поздним“ Марксом» [116]. Настаивая на единстве ранних и поздних произведений Маркса, М. Фридрих утверждает, будто в основе последних лежит отрицание всякой философии: «Не только специфическая интерпретация пролетариата, но и познавательный план экономической критики и исторического материализма сводится в конечном счете к тезису о „ликвидации“ философии» [117].
Этим определяется и решение автором вопроса о сущности духовной эволюции молодого Маркса. М. Фридрих упрекает большинство буржуазных интерпретаторов вопроса (Э. Тир, Р. Дарендорф, Г. Попиц) в том, что они занимаются «дискуссией о „философском ядре“ марксизма» и пытаются рассматривать ранние произведения Маркса с некоторого «систематического пункта, преимущественно с антропологической точки зрения» [118]. «Отличие предлагаемого исследования от прежних интерпретаций заключается в том, что оно не стремится уложить мысль молодого Маркса в чуждый ему систематический план... Хотя мы все же упорядочиваем мысль Маркса вокруг некоторого центрального пункта, для нас, однако, таким пунктом является как раз антисистематическое намерение молодого Маркса, нацеленное на отрицание философии» [119].
Такова центральная мысль, пронизывающая всю книгу М. Фридриха. Сам автор представляет ее как новое слово в науке, в действительности же она является лишь новым шагом назад буржуазной историографии. Последняя здесь возвращается уже не к тридцатым годам, как это мы наблюдали в работах французских католиков, а к концу XIX в., когда вся буржуазная наука как раз и видела в Марксе «отрицателя философии» вообще. Однако, если тогда такую позицию можно было еще как-то объяснить незнанием марксизма, тем более – процесса его формирования, когда на первый план выступала именно философская его сторона, – то в наше время рецидив этой позиции может быть объяснен только как продукт антикоммунистической пропаганды, новая волна которой захлестнула капиталистические страны и в особенности – Западную Германию.
Однако наметившийся возврат буржуазной историографии к исходному пункту своего развития – не самая глубокая точка ее падения. В наиболее неприкрытой и резкой форме антикоммунизм пронизывает не имеющие ничего общего с наукой писания представителей так называемого психологического направления в истории философии.
Впервые с развернутой попыткой такого рода выступил в Германии в 1928 г. О. Рюль. Находясь под влиянием Фрейда и А. Адлера, Рюль заявил о своем намерении охарактеризовать духовное развитие Маркса «с точки зрения психологических и медицинских принципов». Как известно, А. Адлер полагал, что в основе невроза лежит конфликт между собственной оценкой индивидом своей значимости и его действительной ролью в человеческом обществе. С точки зрения Рюля, Маркс и был «такого типа невротиком» [120].
С другим вариантом этой психологической концепции выступил в 1934 г. в Англии Э. Карр. Извращая факты, Карр стремился доказать, что марксизм – это «концентрированный фанатизм», что Маркс был «диктатором» и т.п. [121]. Вскоре после войны в Америке был издан пасквиль Л. Шварцшильда, который, фальсифицируя переписку Маркса, стремился разрушить обаяние личности Маркса и изобразить его ответственным... за катаклизмы второй мировой войны. Приписав Марксу самовлюбленность, снобизм и т.п. отрицательные черты, Шварцшильд объявил эти «черты» движущими силами поступков Маркса [122].
В 1954 г. этот поистине гнусный пасквиль был издан в Штутгарте на немецком языке. В том же году в Кельне увидела свет новая попытка психологизировать духовное развитие Маркса, предпринятая К. Бройером в книге «Молодой Маркс. Его путь к коммунизму». В отличие от своих предшественников, этот интерпретатор не высказывает неприязненного отношения к идеям или личности Маркса, стремясь создать впечатление полной объективности и строгой научности своего исследования. Однако суть дела от этого мало меняется. Являясь последователем таких буржуазных философов и психологов, как Шпрангер, Дитер и Ротхакер, Бройер считает, что «всякое проявление человека, его воли, действия, мысли, речи формируется определенными склонностями», «является конкретизацией совершенно определенной индивидуальной структуры личности»; основу этой «структуры» составляет «направленность личности», которая «привносится в форме прирожденного основного предрасположения» [123]. Соответственно этой субъективно-идеалистической концепции, Бройер и задался целью детерминировать переход Маркса к материализму и коммунизму исключительно «структурой личности» Маркса. Для осуществления своей цели Бройер приводит около 900 выдержек из работ Маркса (одно указание источников этих выдержек занимает два десятка страниц) и все это делается не для того, чтобы раскрыть внутреннюю логику мысли Маркса, а лишь для того, чтобы так или иначе «подтвердить» мысли самого Бройера, втиснуть сложный процесс духовного развития основоположника научного мировоззрения в заранее сложившуюся в голове Бройера субъективистски-психологическую схему. Так, характеризуя «направленность личности» Маркса, автор вырывает из логической связи различные по содержанию марксовы высказывания и по формальному признаку объединяет их в одну группу. Поэтому сплошь и рядом Бройер приводит даже не цитаты, а обрывки цитат, зачастую – просто упоминания, названия Марксом тех или иных моментов (отчуждение, антиномичность и т.п.), интересующих Бройера.
