Гассенди - Быховский Бернард Эммануилович (онлайн книга без .TXT) 📗
Конечная цель философии — достижение мудрости. Философ — ее искатель и ревнитель. Мудрость же двуедина: она заключает в себе постижение истины и нравственное совершенство, разумное миропонимание и разумное жизнеустройство, умение правильно мыслить и правильно жить. «В философии две части: предмет одной — истина, другой — нравственность. Физика разыскивает истину обо всех вещах, этика стремится достичь честности нравов. Обе они совместно способствуют мудрости» (4, т. I, стр. 1). Стремление к философии делает человека мудрым и способным управлять собой. А «отсюда вытекает, что как юноша не должен откладывать занятия философией, так и старик ни в коем случае не должен уставать заниматься ею» (5, т. I, стр. 111).
Тем не менее, несмотря на свою двузначность, структура философской системы Гассенди не двух, а трехчастна. Ее первым разделом, служащим преддверием миропонимания и жизнеутверждения, является «Логика», как называет ее Гассенди в своем завершающем труде, или «Каноника», как он называет ее в «Своде философии Эпикура». Причем этот раздел нисколько не уступает как по своей роли в философском учении Гассенди, так и по своему историческому значению двум последующим частям его теоретического построения.
Термин «логика» объемлет в системе Гассенди круг вопросов гораздо более обширный и разносторонний, нежели понятие «логика» в современном понимании. Для Гассенди последняя лишь одна из составных частей его «Логики», наряду с теорией познания и методологией в самом широком проблемном охвате, включающем учение об истине, ее источниках, средствах обретения, критериях, задачах и возможностях. Логика в широком смысле слова устанавливает место и функцию логики в узком смысле в процессе познания. Логика устанавливает правила, каноны, нормы, законы достоверного познания, необходимые для «врачевания духа» и избавления от «мрака невежества».
Фундаментом гносеологической концепции Гассенди является аксиома сенсуализма: «Nihil est in intellectu, guod non fuerit prius in sensu» (нет ничего в разуме, чего ранее не было в чувстве). «Известно, во-первых, что всякое наше познание есть познание чувственное, или происходящее от чувств; поэтому бесспорно также, что мы можем составить суждение о какой-либо вещи только тогда, когда нам о ней что-либо говорят чувства» (5, т. 2, стр. 341–342). Так думал и Аристотель. Но в этом вопросе, даже в своем первом боевом выступлении против аристотеликов, Гассенди высказывает свою полную с ним солидарность: «…это слишком хорошо известно, чтобы об этом надо было говорить» (там же, стр. 342). Он неоднократно возвращается в своих последующих работах к этому основоположению своей теории познания, утверждая и отстаивая его от приверженцев противных воззрений, не воздающих должного данным «внешнего чувства», предварительно воспринимаемым интеллектом. Как и в первом своем философском произведении, так и в последнем он твердо и неуклонно придерживается убеждения, что «всякое рассуждение коренится в чувствах» (4, т. I, стр. 92).
Вполне закономерно, что первый раздел «Логики» в «Своде философии» посвящен изложению восемнадцати канонов «непосредственного восприятия вещей», предшествующих канонам логики в собственном смысле слова и гносеологически первичных по отношению к ним. Утверждение молодого Маркса о том, что эпикурейская философия «исходит из сферы чувственного и возводит ее, по крайней мере в познании, в высший критерий» (2, стр. 171), в полной мере относится к неоэпикуреизму Гассенди. И несмотря на то, что Локк, как установлено архивными исследованиями, будучи знаком с соответствующими высказываниями Гассенди, нигде не упоминает о нем, точно так же как не упоминает о нем и Кондильяк, исторической истиной является то, что основоположником сенсуализма не только во французской, но и в общеевропейской философии нового времени был не Локк, а Гассенди, как убедительно доказал Ж. Куароль в своем докладе на конгрессе в честь трехсотлетия со дня смерти Гассенди. Свод его философии — «подлинное евангелие чувственного восприятия» (26, стр. 85).
Весьма поучительна в этом отношении полемика Лейбница с сенсуализмом Локка. Филалет, защищающий в «Новых опытах о человеческом разуме» взгляды Локка и опровергаемый Теофилом, выражающим мнение Лейбница, прямо говорит о том, что Локк «в общем придерживается системы Гассенди… он думает… что не существует врожденных идей, что наш дух есть tabula rasa (чистая доска) и что мы не всегда мыслим, и он, кажется, склонен признать большую часть возражений Гассенди Декарту. Он обогатил и укрепил эту систему множеством прекрасных рассуждений, и я не сомневаюсь, что в настоящее время наша точка зрения взяла верх над взглядами ее противников, перипатетиков и картезианцев» (18, стр. 66).
Совершенно неубедительно утверждение Г. Сортэ, будто «система Гассенди не заслуживает эпитета „сенсуалистической“, который ей слишком либерально приписывают… было бы несправедливым причислять его к сенсуалистам и выдавать его за предшественника Локка и Кондильяка» (67, стр. 141). Сортэ ссылается при этом на соображения, высказанные Гассенди относительно логических «первоначальных принципов», носящих аксиоматический характер, — недоказуемых и не нуждающихся в доказательстве. Примером их служит принцип «целое больше части». Как увязать наличие подобных принципов с отрицанием Гассенди врожденных идей? Ведь принципы эти не являются апостериорными, основанными на опытном умозаключении, а само собою разумеющимися, изначальными, априорными. На чем же основана их непосредственная достоверность? Речь идет об аналитических суждениях, допущение которых, вопреки мнению Сортэ, нисколько не колеблет сенсуализма. Подобные суждения не расширяют наше познание, не обогащают его новыми, независимыми от опыта сведениями. Предикат этих суждений лишь формулирует, расшифровывает смысл, уже заключенный в логическом подлежащем данного суждения. «А больше Б» — не априорное и не аналитическое суждение, а приобретается опытным путем («Солнце больше Луны», «Слон больше моськи»), тогда как «целое больше части» не требует доказательства и не допускает сомнения в силу того, что иначе обессмысливаются сами соотносящиеся в нем понятия: «целое» и «часть». По логическому существу своему рассматриваемое общее суждение тавтологично. Противоречащее ему суждение бессмысленно: если целое не больше своей части, то оно не есть «целое» (по отношению к своей «части»), а «часть» не есть часть (по отношению к своему «целому»). Сами понятия предопределяют здесь убедительность суждения, поскольку оно лишь раскрывает их: «целое» — не что иное, как то, что больше того, что составляет его «часть». Этой тавтологичности и обязано подобное суждение своей общезначимостью, всеобщностью, не требующей доказательства, исходящего из частных, единичных суждений.
Высказывания Гассенди по этому поводу не только не ограничивают его сенсуализм, но, напротив, твердо придерживаются его. Уже в «Парадоксальных упражнениях» содержится параграф, озаглавленный: «Не может существовать никакой всеобщей посылки», в котором отвергается тезис аристотеликов, согласно которому такие посылки «должны быть первыми, непосредственными, (истинными] сами по себе», и т. д. «Бессмертный боже! — восклицает Гассенди. — Что за пустяки!» (5, т. 2, стр. 329). А в «Своде философии Эпикура» имеется специальная глава об антиципации, или предварительных понятиях, первым каноном которой является: «Всякая имеющаяся в уме антиципация, или предварительное понятие, зависит от чувств…» (5, т. 1, стр. 128). Разъяснение этого канона, носящего явно сенсуалистический характер, рассматривает, каким путем приобретается, вторгаясь в наше чувство или воздействуя на него, то, что называется предварительным понятием. Приводимые самим Сортэ высказывания Гассенди в «Своде философии» свидетельствуют, что его заключение о неправомерности причисления Гассенди к сенсуалистам совершенно неоправданно. Если мы понимаем, что такое «целое», «часть», «больше», поясняет Гассенди, перед нами сразу предстают примеры такого рода: дом больше крыши, дерево — ветви, тетрадь — листа, и вместе с тем у нас смутно мелькает мысль, что таково соотношение всего того, что мы когда-либо видели и можем увидеть. Вот почему мы нисколько не сомневаемся в истинности этой формулы. И когда вслед за этим Гассенди заявляет, что всеобщее мы всегда постигаем не иначе как через единичное и его самодостоверность, аксиоматичность, несомненность — не что иное, как естественный результат стихийной индукции (4, т. I, стр. 141–149), он вплотную подходит к той истине, что аксиоматические антиципации не опровергают, а подтверждают сенсуализм: не потому они не требуют доказательства, что не основаны на опытных данных, а потому, что все многообразие опыта стихийно и непререкаемо внедряет их в наше сознание.
