Джордж Беркли - Быховский Бернард Эммануилович (читать книги онлайн регистрации txt) 📗

Б. Э. Быховский

Джордж Беркли

ГЛАВНАЯ РЕДАКЦИЯ СОЦИАЛЬНО-ЭКОНОМИЧЕСКОЙ ЛИТЕРАТУРЫ

Быховский Бернард Эммануилович (1901 г. рождения) — доктор философских наук, профессор кафедры философии Московского института народного хозяйства им. Плеханова. Известен как автор одного из первых учебников по диалектическому материализму (1930), ряда монографий и брошюр: «Враги и фальсификаторы марксизма». М.—Л., 1933; «Философия Декарта». М.—Л., 1940; «Метод и система Гегеля». М., 1941; «Маразм современной буржуазной философии». М., 1947; «Американский персонализм». М., 1948; «Основные течения современной идеалистической философии». М., 1957; «Философия неопрагматизма». М., 1959; «Личность и общество». Копенгаген, 1963; «Наука, общество и будущее». Буэнос-Айрес, 1965; «Людвиг Фейербах». М., 1967, и др., а также многих статей.

Быховский Б. Э. — лауреат Государственной премии 1-й степени (1943) за авторство и редактирование 1, 2 и 3-го томов «Истории философии».

Глава I.

Ретроградный новатор

Это был век Ньютона. Пора расцвета механистического естествознания. Наука готова была бросить гордый вызов господу богу: «Дайте мне материю и движение, и я построю из них мир!» Схоластика претерпела унижения и оскорбления. Старая служанка богословия не справлялась больше со своими обязанностями. Бэкон, Декарт, Гоббс, Спиноза, Локк сделали это невозможным. Поднимало голову неверие в удобной и пристойной форме деизма. За богом подобно королю после «Славной революции» сохранилось право царствовать, но не управлять. Толанд, Коллинз, Тиндаль овладевали умами, сея «зловредный» материализм. Сотрясались устои веры, рушились вековые традиции.

Тогда из Дублина, из колледжа Троицы, раздался голос Беркли — молодой, звонкий, уверенный голос двадцатитрехлетнего «пророка», возвестившего миру, как повергнуть в прах многоглавую «гидру» атеизма и материализма.

За пять столетий до Беркли ортодоксальные религиозные догмы подверглась тяжелому испытанию. Опираясь на прошлые достижения философии, передовые мыслители средневековья расшатывали теологические устои, преграждавшие путь к дальнейшему развитию мысли. Точкой опоры новаторов послужило учение основателя перипатетической школы Аристотеля — вершины философских исканий древнего мира. Ибн-Рошд обратил его учение против мусульманской догматики, Помпонацци и его единомышленники в Падуе и Сигер Брабантский в Париже — против христианской догматики. В переполненных аудиториях Сорбонны слушатели восторженно вникали в пробуждавшие умы перипатетические размышления. Серьезная тревога охватывала ревнителей ортодоксии.

Проницательный Фома из Аквин понял, что проклятия и осуждения—ненадежная плотина против бурного потока мысли, а ссылки на церковные авторитеты — далеко не самое убедительное опровержение инакомыслящих. Его замысел заключался в том, чтобы обратить против еретиков их же собственное оружие — самое мощное логическое оружие, которое выковала философия за полторы тысячи лет,— аристотелизм. Обезвредить это учение, приспособив его к нуждам и требованиям церкви, убить в нем все живое, мятежное, искусно преобразив из орудия крамольников в пособие церковников,— вот лучший способ борьбы с аверроистами! А сомнения, колебания, двойственность Аристотеля позволяли осуществить этот замысел, если не очень считаться с объективной исторической истиной. Рационализм был запряжен в упряжку иррационализма. Это было смелое начинание. Как? Взять себе в союзники и пособники этого язычника, вдохновителя еретиков? Нет, негодовали староверы. Они отвергали предложение Фомы, осуждали его позицию как несовместимую с традициями и заветами отцов церкви. Лишь посмертно, когда затея Фомы оправдала себя в теологической практике, томизм был принят Ватиканом на вооружение, а его основоположник причислен к лику святых. Фома Аквинский вполне заслуженно получил титул «ангельского доктора». Превращение аристотелизма в теологическую догму — дело, требовавшее высокого софистического мастерства. Совершенная им смелая операция — пересадка перипатетических идей в католическую доктрину — оказалась успешной. Жизнь схоластики была продлена.

Пять веков спустя, в новой исторической обстановке буржуазных революций и на совершенно ином уровне развития научного познания, задача ревнителей религиозной веры была неизмеримо труднее. К началу XVIII в., когда юноша Беркли задумывал свою будущую философию, схоластика была уже обречена. «Идолы» Бэкона, «методическое сомнение» Декарта, «очищение интеллекта» Спинозой были для нее смертным приговором. Приговор был вынесен историей и апелляции не подлежал. Энциклика Льва XIII «Aeterni

Patris», возвестившая в 1879 г. реставрацию томизма, не свершила через полтораста лет чуда воскрешения из мертвых. Она лишь освятила авторитарно-догматический культ философских предков для тех их потомков, для кого схоластика была «золотым веком» порабощения философии теологией.

Задача, поставленная Беркли, была несравненно труднее, чем задача, поставленная Фомой. Приверженцы Ибн-Рошда, аверроисты не порывали ни с религией, ни со схоластикой, хотя и подрывали ту и другую. Философия, против которой ополчился Беркли, отвергала и христианскую теологию, и схоластическую философию. Опираясь на естественнонаучные завоевания, она противопоставила теизму деизм, который «по крайней мере для материалиста — есть не более, как удобный и легкий способ отделаться от религии» (3, стр. 144) [1], а схоластической метафизике — философский материализм. «Это новое учение не только приводило в ужас благочестивый средний класс, — оно в довершение всего объявило себя философией, единственно подходящей для ученых и светски образованных людей...» (5, стр. 310). Непримиримая борьба между религией и атеизмом перерастала в борьбу двух лагерей в философии — идеализма и материализма.

Беркли в полной мере отдавал себе отчет в этой связи материализма и атеизма: нельзя было отстоять религиозную веру, не искоренив материалистическое миропонимание. «...Учение о материи, или телесной субстанции,— писал Беркли в своем „Трактате о началах человеческого знания“, — составляло главный столп и опору скептицизма, так же точно на том же основании воздвигались и все нечестивые учения систем атеизма и отрицания религии» (9, стр. 129). Вся система атеизма держится, по его словам, на «диких фантазиях Ванини, Гоббса и Спинозы» (11, стр. 61) и рушится вместе с их сокрушением.

Понимая это, Беркли не пошел, однако, в своей борьбе против материализма и атеизма по проторенному схоластами пути. Он, не отдавая себе в этом отчета, поступил так, как поступил в свое время Фома Аквинский: повернул (хотя и не с таким успехом, но не с меньшей смелостью и решительностью) против противника его же оружие — направил острие номинализма и сенсуализма в сторону безбожных учений.

Традиционные формы и методы защиты религиозной догматики не достигали цели — не способны были переубедить приобщенные к научной мысли светски образованные умы. Аргументы, основанные на опыте и рассудке, необходимо было парировать такими же аргументами. Надо было принять бой на территории врага, скрестив на ней оружие эмпирии и логики. Беркли «принадлежал к той группе англиканских священнослужителей, которые брались за перо для сражения со свободомыслящими, физикалистами и вольнодумцами, стараясь их сразить их собственным оружием, аргументацией по всем правилам» (42, стр. 30).